Пэйдж смеется.

– Ты ревнуешь. Как мило.

– Не ревную.

На самом деле, не ревную. Если у меня и есть какие-нибудь чувства, так это злость – потому что она не изменилась, а все годы, проведенные вместе, были пустой тратой времени.

3

Я стою на потрескавшемся тротуаре Огайо Авеню у крошечного бело-оранжевого коттеджа, гадая, что делать дальше, когда из парадной двери выходит мужчина. Еще темно, поэтому поначалу мне кажется, что меня не заметят. 

– Есть какая-нибудь веская причина, объясняющая, почему ты торчишь перед моим домом в 4:30 утра? – спрашивает он, поставив кружку-термос с кофе на капот древнего Лэнд Ровера. Его ключи звякают, когда он открывает водительскую дверцу. Мужчина оценивающе разглядывает мою промокшую от пота футболку. Дистанция между моим домом и пляжем Форт-Майерс великовата для пробежки, даже мост пересечь пришлось.

Толика ненависти к самому себе – хороший мотиватор.

– Случайно сюда попал, сэр. – У меня нет более подходящего ответа. После ухода Пэйдж я надел кроссовки и побежал. Даже телефон с собой не взял. – Не знал, куда еще податься.

– Занятное направление выбрал.

Я киваю.

– К тому же, плохо его продумал.

Он хохочет.

– Тебя подвезти куда-нибудь?

– Домой, если можно.

На крыльце загорается свет, из коттеджа выходит Харпер; деревянная дверь с москитной сеткой захлопывается за ней.

– Трэвис?

Она босиком, в маленьких пижамных шортах, которые делают ее длинные ноги просто бесконечными. Мне приходится отвести взгляд. Не хватало еще, чтобы у меня стояк начался на глазах у ее папы.

– Да, эмм… привет.

Отец Харпер приподнимает брови, но принимается за свой кофе без комментариев.

– Что ты тут делаешь? – Харпер спускается со ступенек на засыпанный песком газон. Судя по тону, я раздражаю ее немногим меньше, чем прежде. – Тебе одного синяка за день недостаточно?

Очевидно, нет.

– Я не мог уснуть, поэтому решил подышать свежим воздухом.

– Фигово выглядишь, – говорит она. – Ты пробежал все это расстояние? 

– Практически.

Рот Харпер удивленно приоткрывается.

– Между нами около…

– Одиннадцать километров. – Они оба ошарашенно смотрят на меня, но одиннадцать километров – это пустяки. А вот то, что она знает, где я живу – уже интересней.

– Ну, ладно. – Мистер Грэй бросает взгляд на свои часы. – Мне пора на работу. Может, подбросишь меня, а потом завезешь Трэвиса домой? 

– Я только переоденусь по-быстрому, – отвечает Харпер.

Облом. Мне, вроде как, пижама нравилась. 

– Отличный Ровер, сэр. – Машина старше меня. Если не считать CD-плеера, который он, скорее всего, установил сам, в салоне не наблюдается никаких благ цивилизации. Окна открываются вручную, дверные замки тоже без автоматики, запасная шина прикреплена к капоту. 

– Спасибо. – Дверца скрипит, когда мистер Грэй ее захлопывает. – Я купил ее еще в колледже. Каждые пару месяцев приходится менять какие-нибудь детали, что-то ремонтировать, но она у меня крепкая старушка.

– Если понадобится помощь… – Я замолкаю, чувствуя себя полным идиотом и подлизой.

– Разбираешься в машинах?

– Немного.

Он кивает.

– Ты же сын Линды Стефенсон, верно?

– Да, сэр. – Любопытно, что мистер Грэй упоминает мою маму, а не отца. Словно в нашем городишке есть еще один человек, не считающий бывшую звезду Грин-Бэй Пэкерс Дина Стефенсона пупом земли.

– Можешь звать меня Брайаном вместо сэра, – предлагает он. – А то я себя стариком чувствую.

– Да, сэ… – От старых привычек трудно избавиться. – Хорошо.

– Ты в детстве был таким говнюком. – Мистер Грэй из того разряда взрослых, кто может использовать термин "говнюк", при этом не выставив себя таковым. По той же причине его футболка с группой Meat Puppets смотрится вполне уместно, без лишнего пафоса. В любом случае, учитывая то, что в финале сегодняшнего дня я получил в глаз от его дочери и переспал с девушкой своего брата, данный эпитет мне вполне подходит.

– Ага. Был, не то слово.

Харпер вновь выходит из дома, на сей раз в тех же джинсах и голубой футболке, в которых была в баре. Когда она забирается на заднее сиденье, я оборачиваюсь, замечая у нее на футболке лицо Элвиса Костелло. Круто.

– Эй, забыл сказать тебе вчера, – говорит мистер Грэй, мимолетно глянув на дочь в зеркало заднего вида, выруливая с подъездной дорожки. – Я через интернет связался со своей давнишней подругой из колледжа. Она подумывает приехать в гости.

Харпер закатывает глаза.

– Мой папа открыл для себя фэйсбук.

– Чем вы занимаетесь, что у вас рабочий день начинается в такую рань? – спрашиваю я.

– Я веду утреннее шоу на радио Z88.

– Подождите. Вы Брайан из шоу Утреннее Z Брайана и Джо?

– Да, – отвечает он.

– Я заставлял своих сослуживцев слушать интернет-трансляции вашего шоу.

Мистер Грэй смеется.

– И они до сих пор с тобой разговаривают?

– Вы шутите? Они были в восторге. Вам надо объединиться с какой-нибудь крупной радиосетью, чтобы вас по всей стране вещали.

Утреннее Z – идеальное шоу, потому что они не притворяются, будто им известно все на свете, к ним приходят не отстойные гости, и музыки больше, чем болтовни. Все мои знакомые слушают это шоу.

– Мы обсуждали такой вариант, – говорит Брайан. – Но после объединения на нас начнут давить, чего мы не хотим. – Он смотрит на меня. – Знаешь, если захочешь заглянуть, рассказать об Афганистане…  

Я представляю, как поведал бы всей юго-западной Флориде о том, что Кевлар когда-то мастурбировал на фото Чудо-Женщины – мультяшной, не Линды Картер. От подобной мысли у меня вырывается смешок.

– Я подумаю.

Несколько минут спустя мы останавливаемся возле радиостанции. Брайан приглашает меня на экскурсию, но я отклоняю его предложение. Нынче выдалась длинная, странная ночь. Похоже, я достаточно устал, чтобы заснуть без таблеток.

– Мне лучше вернуться домой.

Он скрывается внутри здания; Харпер пересаживается за руль.

– Ты голоден? – интересуется она, сворачивая на Дэниелс, в противоположную сторону от моего дома. 

Такого вопроса я не ожидал. Мне не особо хочется есть. Я измотан и до сих пор чую запах Пэйдж у себя на коже. Вот только подозреваю, что Харпер на самом деле просит провести больше времени с ней. Возможно, это сделает меня козлом отпущения, однако я не хочу отказываться.

– Ужасно.

Она подъезжает к Вафельному Дому на шоссе I-75. Мы занимаем кабинку у окна. После нашего заказа на пару Чемпионских завтраков с перевернутой глазуньей и беконом, Харпер смотрит на меня.

– Почему ты здесь?

Я помешиваю ложкой свой черный кофе, чтобы хоть чем-то занять руки.

– Наверно, я хотел извиниться. В четырнадцать лет я был глупцом, и явно не добился особого прогресса с тех пор.

– Думаешь, извинения достаточно? – спрашивает она. – Ты знаешь, сколько парней хватали меня за задницу или говорили всякие мерзости, потому что думали, будто я из тех девушек, которым это нравится? У меня никогда не было бойфренда. Я не ходила на выпускной. Я даже на настоящем свидании не была.

– Мне жаль.

– Пэйдж… – Харпер резко выдыхает, словно на произнесение ее имени требуется больше усилий. Пэйдж оказывает такой эффект на людей. – Пэйдж Мэннинг в выпускном классе переспала чуть ли не с половиной нашего потока, включая твоего брата, пока ты был на службе, а шлюхой считают меня. Но хочешь услышать самую интересную часть?

Не хочу. И без того отвратительно себя чувствую. Харпер наклоняется вперед через стол; ее лицо буквально в сантиметрах от моего. Достаточно близко, чтобы различить россыпь веснушек у нее на щеках и носу. Достаточно близко, чтобы ее поцеловать. И если бы я знал, что не получу в глаз снова, я бы, вероятнее всего, поцеловал.

– Я ни с кем не спала. Никогда.

– Мне…

– Знаю. – Она откидывается на спинку диванчика, не прерывая зрительного контакта со мной. – Тебе жаль.

Когда официантка ставит наши тарелки на стол, Харпер отводит глаза. Молча ковыряюсь в своих картофельных оладьях, желая понять, как все исправить. Чарли бы знал. В Нью-Йорке он плел сахарные речи девчонкам, отчего те улыбались и смотрели на него зачарованно. Пусть я тоже получил свою долю, все равно мне не хватало его мастерства.

Я поднимаю взгляд; Чарли сидит рядом с Харпер, закинув руки на спинку сиденья, настолько близко, что я не пойму, почему она не чувствует этого, не видит его.

– По-крупному мы налажали, да, Соло? – спрашивает он.

Я молча наблюдаю, как Чарли протягивает руку – прям как в пехотной школе – и умыкает кусочек бекона с моей тарелки. Бекон не левитирует в воздухе. Сбоку от моего друга, Харпер с хрустом откусывает тост, не подозревая, что нас за столом уже трое.

– В смысле… – Он заталкивает целую полоску бекона в рот, медленно жует. – Я мертв, ты видишь то, чего на самом деле нет, и нам обоим некого в этом винить. 

– Мы должны были кому-нибудь рассказать про мальчишку, – говорю я.

Харпер смотрит на меня.

– Что?

Чарли поворачивает голову, глядя на нее. Я замечаю глубокую рану у него на шее – кожа разорвана, по краям запеклась коркой темная кровь.

Живот сводит; вилка, выпав из моей руки, звонко стукается о тарелку. Я подрываюсь с места в сторону туалета, едва успеваю добежать до кабинки, прежде чем у меня начинается рвота. В глазах жжет, из носа течет; я стою, держась руками за стены, чтобы не упасть, до тех пор, пока рвотные позывы не прекращаются. Во рту кисло; сердце бьется слишком быстро.