– Иди обратно, к магазину, где вы оставили грузовик, – велела я. – Иди быстро, как только сможешь. Но внимательно следи за тропой, не заблудись. Скажи мужчине в магазине, что нам нужна помощь, и покажи ему на карте, где мы находимся. Эсме, помоги ему. Я знаю, что вместе вы сможете это сделать. Я позабочусь о Квентине. А теперь идите. Идите!

Артур развернулся, подбежал к Эсме, помог ей встать, и они помчались вниз по тропе. В моих ушах все еще звучало эхо выстрела, и мне стало по-настоящему страшно. Мы с Квентином остались одни. Прошло всего несколько секунд, и он прошептал:

– Тебе следовало пойти с ними. Они заблудятся.

– Нет. Артур найдет дорогу назад и приведет помощь. Полгода назад он не смог бы этого сделать, но теперь ты научил его заботиться о себе. Артур ведет себя так, словно он такой же, как ты. Так что он поможет тебе.

– Говорю тебе, отправляйся за ним и помоги ему.

– Я тебя не оставлю. Ты должен верить.

– Сейчас твоя вера мне не нравится.

Я не могла признаться Квентину, что все время думаю о том, что Артур может запаниковать, с Эсме случится настоящая истерика, они оба впадут в панику, заблудятся и будут бродить по горам, пока Квентин будет лежать у истоков Медвежьего ручья и капли его крови вода понесет в океан. Невообразимый поворот судьбы, и он умрет от кровопотери, подтвердив своей смертью тщетность усилий Рикони и Пауэллов. Я чувствовала, как его кровь сочится у меня между пальцами, и в отчаянии его поцеловала.

А медведи исчезли.

ГЛАВА 24

Я помогла Квентину дойти до луговины, где сумела развести костер. Он лег на постель из листьев и изобразил непринужденную позу, согнув одну ногу в колене и прижав левую руку к животу. Мы почти не разговаривали. “Верь, что ничего плохого не случится, и оно не случится”.

– Тянет немного, – солгал он, отвечая на мой вопрос, сильно ли болит.

Его лицо стало белым, зубы стучали, если мне удавалось застать его врасплох. Когда я дотронулась до него, то его кожа показалась мне слишком холодной.

Я сняла куртку, стащила с себя шерстяную рубашку и разрезала ее складным ножом. Пока я перевязывала его, Квентин делал вид, что восхищается моим нижним бельем.

– Эй, когда меня подстрелят в следующий раз, чтобы я не видел никакого лифчика. – Голос его звучал напряженно.

– Я готова раздеться догола и станцевать перед тобой, если это остановит кровотечение.

– Поймаю тебя на слове, когда буду чувствовать себя лучше.

Я подтащила кусок подгнившего ствола к его ногам.

– Положи ноги повыше, так будет лучше для кровообращения. Не помню только, почему. – В этот момент я с трудом назвала бы и собственное имя.

– Кровь продолжает поступать к сердцу, – услужливо подсказал Квентин. – Почему бы тебе не подложить в костер еще дров и не отправиться следом за Артуром и Эсме? Со мной все будет в порядке. Посмотрим, сумеешь ли ты их догнать.

– Костер не прогорит долго, если я не буду его поддерживать. – “Да и ты тоже”, – этого я вслух не сказала.

Я накрыла его своей курткой, но он отпихнул ее от себя.

– Ты замерзнешь. Надень ее немедленно.

– Я все время двигаюсь, и мне тепло. И потом, кто здесь медсестра, ты или я?

– Я тот, кто знает, почему кровь течет вниз. А теперь надевай поскорее куртку, разводи костер и уходи.

Я опустилась на колени рядом с ним и взяла его лицо в ладони.

– Черт тебя побери, ты перестанешь повторять это или нет? Ты хочешь, чтобы тебя оставили одного?

– Не хочу, чтобы ты смотрела, как я умираю.

Я понимала, о чем он думает, вместе с ним представляя его отца в луже крови. У Рикони был дар умирать в сражениях, в результате несчастного случая или от собственной руки, направившей пистолет в свою грудь в минуту отчаяния. Пауэллы всегда просто исчезали, уходили, превращаясь в воспоминания. Но только не в этот раз. Ни я, ни он не должны повторить общую судьбу. Я прижалась к нему:

– И не собираюсь смотреть, как ты будешь умирать, потому что ты не умрешь.

Когда я отодвинулась от него, Квентин прошептал:

– Я хочу, чтобы ты ушла, но это совсем не значит, что я хочу уйти от тебя.

Я нагнулась и поцеловала его, потом застегнула воротник его рубашки.

– Не оглядывайся назад и не смотри в будущее, – приказала я, – просто оставайся в настоящем.

Я накрыла его своей курткой, потом сгребла листья и сухие ветки в кучу. Квентин нашарил в кармане брюк зажигалку и отдал ее мне. Маленькое пламя лизнуло нижние ветки.

– Я разведу самый большой костер на десять округов, – пообещала я. – Он согреет тебя и послужит сигналом тем, кто будет нас искать. Лесничие скоро заметят его. А ты отдыхай.

Квентин закрыл глаза. Я долго смотрела на него, а потом подняла глаза к высокому синему небу. Я рассчитала, что Артуру и Эсме потребуется не меньше двух часов, чтобы выйти обратно на дорогу к магазину.

Потом им придется объяснить любителю компьютерных игр, что случилось. Затем тот примется звонить, чтобы вызвать помощь. Тем, кто должен помочь нам, тоже необходимо время на сборы. Плюс еще два часа, чтобы спасатели пешком добрались до нас. На все не меньше пяти часов. К тому времени уже стемнеет. Пять часов Квентин будет истекать кровью на холоде. И, возможно, умрет от потери крови.

И Квентин знает об этом.

“Memento mori. – Помни о смерти”.

– Я должен кое-что сказать тебе, – прошептал Квентин.

Я лежала рядом с ним, обнимая его одной рукой, чтобы согреться самой и согреть его. Внутренний голос подсказывал мне попросить его замолчать, не искушать судьбу тем, что он знает о возможной смерти. Он повернул ко мне голову. Его губы задвигались у моего лица.

– Я люблю тебя, – услышала я.

Мне показалось, что холодное предзакатное солнце одарило меня теплом. Квентин произнес эти слова, в них было обещание, и от этого мне стало радостно и больно. Как несправедливо устроен мир, если мы подошли к этому признанию только в самом конце. Я крепче обняла его и прижалась лицом к его щеке.

– И я люблю тебя. Я полюбила тебя с той самой минуты, когда ты вынес меня из амбара.

– Если бы у нас было побольше времени…

Я подняла голову и посмотрела на него.

– Не смей так говорить. Ты выживешь. Есть вещи, которых я не хочу слышать от тебя.

– Я смотрю вперед и вижу тебя. Я оглядываюсь и снова вижу тебя. Ты во мне и вокруг меня. Я никогда раньше не чувствовал ничего подобного, ни с кем такого не испытывал. – Он помолчал, пытаясь встретиться со мной взглядом. – Ты бы вышла за меня замуж?

– Да. – Не скрывая слез, я поцеловала его. – И я выйду за тебя замуж, обязательно выйду.

– Скажи моей матери, что я любил ее. Она основа основ. Я никогда не мог уйти так далеко, чтобы она не смогла вернуть меня обратно. Я не хочу, чтобы мама умирала из-за меня. Скажи ей, она должна жить. Пусть выходит замуж за Альфонсо. Да. Мама должна стать его женой. Это мое предсмертное желание. Он позаботится о ней.

– Ты сам скажешь ей об этом.

– Скажи всем остальным, что я любил их. Тот сержант, о котором я тебе рассказывал, помнишь? Джонсон. Скажи ему. Скажи всем, кому сочтешь нужным. Даже если не уверена, что я сам сказал бы им об этом. Позаботься о Хаммере. Я хочу, чтобы он остался с тобой. И обращайся с Артуром как с мужчиной. Не забудь.

– Я не в силах больше это слушать, – взмолилась я, теснее прижимаясь к нему.

– Скажи им, – настаивал на своем Квентин, целуя мои глаза, нос, губы, а я подставляла лицо его ласкам. – Теперь я знаю, что такое любовь.

Спустя несколько часов Квентин уже почти не разговаривал. Он открывал глаза только тогда, когда я настойчиво просила его об этом. Он становился все бледнее, кожа стала совсем холодной, хотя я все время поддерживала огонь. Сначала я замерзла, потом меня прошиб пот – от отчаяния, от страха, – моя одежда была в крови Квентина, кожа на руках содрана, щеки ныли от непрестанных усилий раздуть огонь.

Сгущались сумерки, я обошла уже всю поляну в поисках топлива для костра. Когда совсем стемнеет, огонь погаснет. Если до той поры никто не придет нам на помощь, Квентин замерзнет. Я снова легла рядом с ним, обняла его, прижалась к нему.

– Урсула, – голос Квентина звучал совсем слабо, и я едва расслышала его.

Я встревоженно нагнулась к его лицу.

– Я здесь, – сказала я, – с тобой.

Квентин открыл глаза. Казалось, он видит что-то очень далекое, и это испугало меня. Но потом его взгляд, пусть и с видимым усилием, встретился с моим. На его лице появилось умиротворенное выражение.

– Я понял, почему он сделал это.

Слезы потекли по моим щекам. Он слышал голос отца, нашептывающий ему что-то в подступающем мраке. Я не хотела слушать его, не хотела, чтобы он следовал за этим голосом.

– Прошу тебя, Квентин, держись. Не сдавайся, пожалуйста. Он просит тебя не прекращать борьбу, он не желает, чтобы ты умирал. Твой отец хочет, чтобы ты продолжал жить.

– Папа думал, что… освободит нас с мамой. Мы не будем больше любить его и прекратим страдать.

Я с трудом сдерживала рыдания.

– Он ошибался. Любовь никогда не кончается. Ты слышишь меня? Любовь никогда не кончается. Теперь ты знаешь это.

Квентин закрыл глаза, между его бровей появилась глубокая складка, затем лицо разгладилось. В отчаянии я прижала руку к его сердцу. Мои пальцы задубели от холода. Я не слышала биения его сердца или слышала? Вот оно… Нет? Уверенность покинула меня. О господи! Он умрет, уйдет от меня прежде, чем я это пойму.

Я начала паниковать. Страх сковывал меня, мешал думать, черные тени вокруг казались зловещими. И я начала говорить вслух, очень громко, чтобы прогнать их. Я обещала Квентину, что, если он умрет, я поставлю его в неловкое положение своими рассказами о том, каким замечательным человеком он был. Я подробно перечисляла, кому и что я стану говорить. Потом я принялась описывать детей, которые могут родиться у нас только в том случае, если он останется жить.