– Ты чего на Каринку так жёстко наехал?! Её аж заколбасило! Забыл, что девчонка болеет? Ей и так хреново было, а теперь вообще расклеилась! Температура под сорок подскочила! Как бы скорую вызывать не пришлось!

Комната бормотала страшными голосами, ядовитый глаз люстры жалил и колол, а потом её потащили куда-то по длинному, нескончаемому, как кишка, коридору. Её швыряли, пинали, варили в каком-то котле. Вращали вместе с кроватью в центрифуге. Били тазиком по голове.

Утро выпустило из неё остатки кошмара, пробившись под веки серой иглой зимнего света.

– Ну и напугала ты нас! – склонилась над ней Наташа. – У тебя сорок с половиной было! Скорую пришлось вызывать... А они тебя в больницу забрали. Ну, Виталик у меня дождётся! Я ему башку откручу!

На соседних кроватях кто-то кашлял и ворочался, в руке Карины торчала приклеенная пластырем игла капельницы.

– Не надо, Наташ... Не кричи на него, ему тоже несладко. Он за Славу волновался. И командира потеряли они, не забывай. – Слабые, стянутые сухостью пальцы Карины тронули рукав белого свитера Наташи.

– И что? – не унималась та. – Ещё б чуть-чуть – и тебя могли потерять! Врачи сказали, ещё б на полградуса выше – и всё, нервные клетки в мозгу начали бы погибать! Капец какой-то вообще... Ох, едрён батон! – Наташа приложила ладонь ко лбу, измученно выдохнула. – Что-то все кругом расклеились... И ты, и Ленка, и Славка. Ещё не хватало мне свалиться с вами за компанию!

Она вздрогнула от телефонного звонка.

– Фуф! Господи... Кто там ещё? А, вот и Виталик, лёгок на помине. Алё... Где? В больнице, где. Нет, со мной ничего. А вот Каринку ночью на скорой увезли. Сорок и пять. Судороги были, бредила. У неё я сейчас... Как? Да хреново, как ещё... Нет, Славе ни в коем случае не говори! И к ней не ходи, у тебя ж на морде всё всегда написано, даже притвориться не сумеешь... Не играть тебе на подмостках, да.

Разговаривала Наташа устало: видно, у самой уж сил не осталось со всеми этими больничными приключениями, да и ночь бессонная выдалась.

– Наташ... Иди домой, поспи, – прошептала Карина.

Та только махнула рукой. Дома у неё болела Лена – какой там сон.

Вечером в палату зашёл дядя Виталик с огромным букетом и пакетом фруктов. Пол-лица скрывала медицинская маска. Присев на край постели Карины, он долго молчал и вздыхал, скрёб щетинистый затылок.

– Золотце, ты уж прости меня, дебила... Я из-за всего этого сам не свой... Командир-то наш, Батя... Эх.

– Я знаю, дядь Виталь. – Карина добралась полуживыми пальцами до его рукава.

Он, сдвинув маску, сграбастал её тоненькую девичью кисть своими ручищами и поцеловал.

– Ты только Славе не говори, что я в больнице. Не надо её волновать, – попросила Карина.

Не волновать не получилось. Телефон Карины остался дома, а Слава в следующий визит Виталика снова хотела с ней поговорить хоть минутку. Пришлось объяснить, почему Карина не сможет подойти. Сеанс связи пришлось отложить на следующий день.

– Каринка, маленькая моя, ты только поправляйся там, ладно? А за меня не переживай.

Слёзы лишь чуть-чуть увлажнили измученные лихорадкой веки, Карина улыбалась. Всем сердцем она посылала Славе эту улыбку сквозь февральское вьюжное безвременье, и та невидимым тёплым мостиком соединяла две больничные койки.

– Слав, всё нормально... Мне уже лучше, правда. И ты тоже не волнуйся.

До слуха Карины долетел еле слышный вздох.

– Угораздило же нас с тобой так...

Они не могли не переживать, не волноваться друг за друга. Тёплая ниточка, связывавшая их сердца, пульсировала жарким током любви.

*

Раннее утро, бездонно-тёмное небо, удушающе-колкий мороз. Огни аэропорта и Слава с сумкой и в зимней форме. Таким Карина запомнила отъезд любимой в шестимесячную командировку на Кавказ. Они прощались так же, как и встретятся потом – у автобуса. Слёзы застыли внутри ледышками и рвали сердце с каждым его ударом. Наташа провожала мужа без дочки: слишком рано и слишком холодно.

Крепкие объятия. Тёплый шёпот согрел ухо Карины:

– Как только долетим и устроимся – позвоню. Держись тут. Всё будет хорошо.

Слава выполнила обещание, и Карина услышала её голос – как ей показалось, чуть простуженный. А может, связь барахлила.

Декабрь – предновогодний месяц. Праздник мигал гирляндами и звенел суетной мишурой, но Карине один только запах мандаринов рвал душу. И конфеты, и мороженое... Потому что всем этим Слава баловала её. Купить самой и представить, что это Слава принесла?.. Это простреливало сердце навылет тоской.

Новый год Карина встречала с Наташей и Леной. «Никаких посиделок с подружками», – сказала Слава, да Карине и не хотелось. Она в последнее время держалась в своей студенческой группе особняком: разошлись у неё с подружками пути-дорожки и интересы. Прошлый январь выдался тяжёлым, но он же и повенчал их со Славой. Сначала этот студёный месяц разорвал и выжег Карину изнутри дотла, а потом сам и исцелил Славиным «люблю», теплом её сильных рук и «экзаменом», начавшимся под струями душа, а кончившимся в постели. Девственницей Карина не была, но заняться любовью с женщиной – любимой, нужной как воздух, единственной и самой лучшей на свете – ей предстояло в первый раз. Сначала всё шло как по маслу, Карина применяла проштудированную теорию на практике, но на третьем «вопросе» зажалась.

Её обожгло: новогодняя ночь, Дэн и клофелин. И Славино: «Сама я всё сделаю быстрее». Она приговорила Дэна к смертной казни, но судьба распорядилась иначе и не дала ей взять грех на душу. Дэн сел за наркотики.

Мышцы стиснулись корсетом, колени сами сомкнулись, ноги испуганно поджались, не впуская родную, любящую Славу – всё равно что дверь перед лицом захлопнуть, но боль ещё была жива. Раскаяние тут же полилось бурными потоками очистительных слёз. Любимая не обиделась, она всё чувствовала и понимала без слов, и это читалось в её на мгновение потемневших от воспоминаний глазах. Очутившись в тёплых объятиях, Карина утонула и растворилась в глубоких, головокружительно долгих поцелуях. Она сама не заметила, как расслабилась, разомлела и раскрылась, а Славе только того и нужно было. Она сделала всё осторожно, деликатно и нежно. Ощутив горячую, щекотно-влажную ласку её рта, Карина дёрнулась и закусила губу, но руки Славы придержали её успокоительно. Третий «вопрос» они одолели вместе. Первая брачная ночь состоялась победоносно.

А потом был медовый месяц – летний отпуск Славы и поездка на Алтай. Не было загса, марша Мендельсона, белого платья и фаты, не было пьяных гостей, тамады и дурацких конкурсов, но Карина ощущала себя повенчанной со Славой не людским законом, а более высокими, незримыми и нерушимыми узами. Одногруппницы и не позвали её на очередной новогодний девичник: там верховодила Лиля, записавшая Карину в недруги после истории с Дэном. О том, что произошло там на самом деле, она понятия не имела, а Карина не стала пускаться в объяснения... Впрочем, пошла она к чёрту, эта Лилечка. Вот и славно, что не позвали: не пришлось придумывать причины для отказа.

– Наташ, научи меня пирог твой фирменный делать, а? – попросила Карина жену дяди Виталика. – Может, я Славу как-нибудь побалую.

– Ну, тогда приходи днём, часикам к двум, я как раз тесто ставить начну. – В голосе Наташи слышалась улыбка.

Пустота квартиры гнала Карину прочь, душа рвалась к светлому домашнему уюту. По дороге она зашла в магазин и купила в подарок Лене куклу Барби.

Едва переступив порог, Карина попала в обитель новогоднего волшебства. Ёлка мерцала гирляндами и сверкала шарами, а приземистая колдунья уже волхвовала над тестом.

– Пирог мы с Ленкой решили замутить большой: бабушка с дедушкой вечером придут. Так что муки не жалеем: полтора килограмма, не меньше! Всякие украшательства верхней корочки тоже берём в расчёт. Если немножко теста останется, ничего страшного: в морозилку его. А то не пирог получится, а так – бздюшка мелкая. С опарой возиться не будем, неохота. Сразу бухнем всё в одну миску.

Миска больше походила на тазик. А дальше всё было точно, как в аптеке: полторы чайные ложки соли с горкой, полторы столовые ложки сахара, сухие дрожжи – полтора пакетика (так было написано на упаковке), три столовые ложки топлёного сливочного масла...

– Маргарин не бери, – подняв пальчик, предупредила волшебница. – В нём бяка всякая. Так, что у нас там ещё? Три стакана тёплой воды и три яйца. Ну, давай, пробуй. Лей воду в муку, а не наоборот! Аккуратненько, тонкой струйкой... Э, а платок на голову? Очень «приятно» потом будет волосья твои кушать...

Колдунья доверила замес теста своей молодой ученице. Замес получился крутой, ученица с головы до ног вывозилась в муке. Из-под платка выпала непослушная прядь, а пальцы, как назло, все были в тесте. Растопырив их и сдувая струёй воздуха из-под нижней губы настырную прядку с носа, Карина стояла над миской-тазиком и пыталась придумать какой-нибудь выход.

– Ната-а-аш! У тебя руки чистые... Поправь мне платок, а?

– Горе ты луковое, – проворчала чародейка-учительница и затолкала прядь на место, затянула узел потуже.

Наконец тесто отправилось подходить, а Карина ополоснула руки и сама перевязала сползающий платок поудобнее. Вот ведь зараза – скользил по волосам.

– Оставим тесто часика на два, пускай бродит, – сказала наставница. – Можно было, конечно, не заморачиваться и готовое в магазине купить, но... Когда всё своими руками делаешь, оно как-то душевнее получается, правда?

Волшба тёплых рук хозяюшки, хорошее настроение, любовь и праздник – вот самые главные колдовские ингредиенты, благодаря которым и могло успешно состояться это вкусное чудо. Лена крутилась тут же со своей новой куклой; Барби попалась очень любопытная, с исследовательской жилкой – сунула ногу в тесто.

– А ну-ка! Это что такое? – строго нахмурилась мама-волшебница.

Барби испуганно ускакала, но оставила в тесте туфельку.