Дэни Вейд - Повелительница страсти

– В порядке? – переспросил он. – Давай посмотрим. В конце концов, ты нам нужна здоровая, – сказал он серьезно.

Темно-синие глаза Эвы-Мари были наполнены слезами. Его будто ударило разрядом тока. Мейсон мог справиться с любой ситуацией, преодолеть любые трудности. Но при виде женских слез он терялся.

К счастью, она не дала им пролиться.

– Все хорошо, – прошептала она, опустив глаза. Ресницы коснулись ее раскрасневшихся щек. – К утру все будет в порядке. Просто возвращайся в кровать.

Но Мейсон проявил настойчивость.

– Просто позволь мне взглянуть, Эви, – мягким голосом произнес он.

Ее глаза поймали его смущенный взгляд.

Он не называл ее этим именем много лет. Но это сработало, потому что ее руки инстинктивно выскользнули из-за спины, как будто она доверилась ему.

– Господи, Эва-Мари, что с твоими руками? Почему ты не носишь перчатки?

Мейсон почувствовал, что она напряглась. Эва-Мари скрестила руки на груди, будто защищая свои раны от его осуждения, и попыталась отступить.

– Я надевала их, – с досадой в голосе проговорила она. – Единственная пара, которую я смогла найти, была мне велика. Они с меня соскальзывали.

– Выглядит как ожог, – сказал Мейсон с тревогой в голосе.

– Мне постоянно приходится что-то оттирать, скоблить, отмывать с применением бытовой химии. Руки постоянно заняты, и перчатки только мешают, – пояснила она. – Я пыталась перевязать их, но это непросто сделать одной рукой.

Он взял ее за запястье правой руки, повернул ладонью кверху, чтобы лучше видеть.

– Давай перебинтуем руки, чтобы инфекция не попала на поврежденные участки кожи. Думаю, раны заживут через несколько дней.

Мейсон развернулся к бару и сделал глубокий вдох, пытаясь унять сердцебиение. Шум дождя снаружи словно бы намекал ему, что пора забыть обиды и попробовать начать все сначала.

Мейсон тряхнул головой и раскрыл упаковку с перевязочными средствами. Удивительно нежными прикосновениями он нанес тонкий слой антибактериальной мази на каждую ладонь, потом обернул руки бинтами.

Это напомнило ей о той ночи, когда они впервые были близки. О его нежности, которая разрушила невидимые барьеры в ее сознании, и она согласилась подарить ему свою девственность.

Эва-Мари часто предавалась воспоминаниям об их любви. Мейсон был ее первым, лучшим и любимым. Она пробовала его заменить, когда училась в колледже, но этот эксперимент закончился разочарованием. Из этого неудачного опыта она извлекла урок: довольствоваться чем-то меньшим, чем то, что она испытывала с Мейсоном, не стоит.

– Как насчет горячего шоколада? – спросил он, прервав ее мысли.

Эва-Мари была приятно удивлена: Мейсон не забыл, что это ее любимый напиток.

– Ты научился готовить?

– Нет, но мы можем воспользоваться микроволновкой, – сказал он.

Продукты были доставлены в тот же день вместе с мебелью и личными вещами, но Эва-Мари не помнила, чтобы там был порошковый шоколад. Мейсон уверенно вытащил из коробки круглую коричневую емкость с золотым тиснением: специальную шоколадную смесь, ее любимую.

Она хотела из вежливости прервать неловкое молчание, нарушаемое лишь гудением микроволновки и шумом дождя за окном, однако подобрать нейтральную тему было непросто.

– Подозреваю, что покупка поместья Хайятт братьями Харрингтон – главный предмет разговоров в городе, – начала она тихо. – Это действительно невероятно, Мейсон. Я горжусь тобой и Кейном. Вы добились успеха.

И это было правдой. Единственный визит на ферму Харрингтонов, когда они встречались, показал ей, насколько различными были их жизни. Семья Мейсона не жила в нищете, но их положение можно было описать как «жить от зарплаты до зарплаты». Ее пригласили за стол, отец Мейсона приготовил простой ужин – жареную курицу и макароны с сыром. Было вкусно, и атмосфера за столом была дружественная и приветливая.

Мейсон не мог понять, почему она сказала тогда, что это был самый приятный вечер в ее жизни. Он не знал, какова на самом деле ее жизнь… и она не хотела, чтобы он узнал правду.

– Уверена, твой отец тоже гордится вами, – добавила она.

Мейсон отвернулся, так как микроволновая печь дала сигнал готовности.

– Мой отец умер.

– О, Мейсон. Мне так жаль.

Он помолчал, прежде чем произнести жестко и холодно:

– Правда?

– Да. Он казался хорошим человеком.

– Он и был таким. Он не заслужил того, что с ним случилось. Быть незаслуженно высмеянным людьми, которые его даже не знали, но которые имели власть.

Мейсон помешивал горячий шоколад, клацая ложкой по чашке сильнее, чем это было необходимо. Эва-Мари поморщилась, зная, что он говорит о ее отце и бывших работодателях. Она затаила дыхание, ожидая возвращения язвительного и высокомерного Мейсона, каким он стал, вернувшись в город. Вместо этого он пересек кухню и поставил перед ней кружку. Без комментариев.

Эва-Мари не знала, как реагировать, поэтому промолчала. Она обхватила кружку забинтованными руками и ощутила, как тепло проникает через ее ладони и медленной волной разливается по телу. Это успокаивало…

– Так он оставил вам наследство? – спросила она, надеясь отвлечь его от старых обид.

– На самом деле это была моя мать.

Эва-Мари кивнула, хотя почти ничего не слышала о ней прежде. Подняв чашку, она вдохнула насыщенный аромат шоколада. Все вокруг было удобно и знакомо, но это огорчало ее еще больше. Кухня, где она всю жизнь пила горячий шоколад, уже ей не принадлежала. И мужчина рядом тоже был не ее.

– Мы вернулись в Теннесси, откуда она была родом, хотя дед и бабушка с ее стороны не хотели иметь с нами ничего общего. Мой дед не хотел видеть нас.

– Почему?

– Они были из высшего общества и при деньгах. – Его взгляд в ее сторону намекал, что эта ситуация что-то напоминает. – Они никогда не одобряли их брака. Их дочь заболела через несколько лет после того, как ушла из дома. А потом умерла…

Теперь была понятна причина негодования Мейсона.

– Они навещали ее, когда она заболела?

Мейсон покачал головой. Его руки, лежащие на столе, сжались в кулаки.

– Мой отец отправил им письмо после того, как стал известен ее диагноз. Он знал, что болезнь неизлечима. Позже бабушка сказала ему, что муж не разрешил его прочитать. Они ни разу не навестили ее, пока она была жива.

Сердце Эвы-Мари болезненно сжалось.

– Как ужасно.

– У моей матери был большой целевой фонд, созданный для нас. Отцу удалось преумножить эти средства. Но он никогда не использовал эти деньги.

Учитывая, как тяжело им жилось, когда его отец потерял работу, Эва-Мари даже представить себе не могла, какая это была жертва. Но она не стала об этом упоминать, чтобы Мейсон опять не рассердился. Этот короткий разговор по душам был подарком, который она не хотела потерять.

– Он рассказал нам об этом после первого сердечного приступа. Помог нам определиться, что делать, и учил нас, как всем этим управлять. Это было, – он сделал паузу, качая головой, – это до сих пор удивительно для меня.

– Это невероятный подарок, – сказала она.

– Да. Он был потрясающим человеком. Эва-Мари пила горячий шоколад маленькими глотками, слушая, как за окном стихает дождь. Боль в ладонях немного утихла под влиянием тепла и перевязки. Мейсон удивил ее. Они не разговаривали, в полном смысле этого слова, много лет. Она прикрыла глаза. День был длинный, трудный. А завтра будет еще больше дел. Как бы ей ни нравилось это перемирие, ей нужно было выспаться. Вставая, она перехватила взгляд Мейсона и поймала его на том, что он разглядывает ее ноги. Почти так же быстро он отвел глаза, и она притворилась, что ничего не заметила.

– Хм, думаю, нам пора ложиться спать, – сказала Эва-Мари и тут же осознала двусмысленность предложения. – Твоя комната в порядке? – пытаясь сгладить неловкость, спросила она.

– Да, спасибо, Эва-Мари.

На ее лице расплылась счастливая улыбка. Она пыталась подавить радость, возникшую в ответ на его слова благодарности, но не смогла. Что ж, завтра Мейсон станет прежним, и радость испарится сама собой.

– Хорошо, спокойной ночи. Спасибо за горячий шоколад и за… – Она кивнула на свои руки.

Мейсон тоже встал.

– Это меньшее, что я могу сделать, Эва-Мари.

– До завтра, – сказала она, повернулась и быстро пошла прочь. Она почти вышла из холла, когда услышала:

– Эва-Мари!

Сердце бешено колотилось.

– Да?

– Тут ведь есть складское здание, верно?

Вот они и вернулись к отношениям босс – работник. У нее навернулись слезы на глаза.

– Да. Я обещаю, что обо всем договорюсь. Грузчики будут здесь в среду и все вывезут, ремонт начнется вовремя.

Он подошел ближе. Темнота скрывала выражение его лица.

– На самом деле перевозчики будут здесь завтра и помогут тебе. Их нужно будет только направлять.

Сердце ее замерло, будто она прокатилась в скоростном лифте.

– Что?

Он не двинулся с места и ненадолго замолчал. Потом испустил глубокий вздох… который она ошибочно посчитала за сожаление.

– Просто считай это платой за вредность.

Эва-Мари подхватила пустую картонную коробку, обошла плотников, делающих измерения для проекта по расширению холла, поднялась по лестнице и вышла из подвала. Уж лучше бы она помогала с упаковкой вещей, даже с больными ладонями… Но ее ждет другая работа.

– Я буду на втором этаже, зовите, если вам будет что-то от меня нужно, ладно?

– Нет проблем. Спасибо, мисс Хайятт.

Благодаря дополнительной помощи вещи ее семьи были перемещены на склад гораздо быстрее, чем она ожидала. Это означало, что пришло время освободить комнату Криса. И сделать это нужно как можно скорее.

Дрожащей рукой она потянулась к дверной ручке. Потом, сделав глубокий вдох, открыла дверь. Беглый взгляд показал, что все внутри осталось на своих местах. Интересно, взяла ли мать что-то из этой комнаты с собой, когда уезжала. Судя по всему, нет.