Дэни Вейд - Повелительница страсти

– Я не неудачник.

– Правда? – не отступал Кейн, он также повысил голос. – Мы купили ваши конюшни, потому что вы обанкротились. Это произошло от безалаберности? Невежества? Или просто лени? – Кейн был угрожающе спокоен, когда продолжил: – Попомните мои слова, старик. Мы не боимся бороться любыми методами, так что я бы на вашем месте поостерегся.

Долтон Хайятт повернулся к своим спутникам:

– Слышите, как они говорят со мной. Думаю, их отец был и плохим родителем, и плохим бизнесменом.

Мейсон быстро встал между Кейном и столиком Хайяттов. В противном случае мистер Хайятт недосчитался бы пары зубов. Не удержавшись, он атаковал Хайятта со своей стороны:

– Странно слышать это от вас, тогда как ваша дочь работает сейчас на меня.

Мейсон сказал это удивительно спокойно, но знал, что долго сдерживаться не сможет. В отличие от Кейна он любил покричать.

– Моя дочь никогда не предала бы меня, работая на вас, – взревел Долтон. – Она устроилась на работу в библиотеку.

– Уверены?

Долтону не понравилось выражение глаз Мейсона.

– Эва-Мари – хорошая девочка. Она слишком хороша для такого, как ты. Или ты как-то обманул ее, так же как обманом заполучил наш дом?

Теперь настала очередь Кейна удерживать брата. Его рука на плече Мейсона оказалась единственным фактором, благодаря которому тарелки со стола Хайяттов не полетели на пол.

– Да. Эва-Мари – хороший человек. Хорошая женщина.

Его акцент на последнем слове заставил ее родителей забеспокоиться. Их глаза вопросительно расширились. Но Мейсон не снизошел до ответа.

– Удивительно, что она остается такой, – продолжал он, – несмотря на властного и деспотичного отца, испортившего ей жизнь.

– Деспотичность? Милый мальчик, это последнее, о чем я стал бы беспокоиться. – Долтон выпятил грудь. – Я убежден, что моя девочка сможет отличить правду от неправды, умеет быть истинной леди и уважать старших. Твой отец этому тебя не научил.

Кейн убрал руку с его плеча, одобряя применение физической силы за такие оскорбления. Но на этот раз Мейсон использовал слова вместо кулаков. Он наклонился к самому лицу Долтона и произнес, не понижая голоса:

– Мой отец был достойным человеком, вам до него как до луны. Он заботился о своей семье, а не запугивал домочадцев. – Мейсон качнул головой, готовый к нападению. – Он никогда бы не стер память о своем сыне только потому, что тот имел наглость умереть!

– Мейсон!

Обернувшись, Мейсон оказался лицом к лицу с Эвой-Мари. Румянец на ее щеках и прерывающийся голос свидетельствовали о том, что она слышала если не все, то вполне достаточно. В ее глазах он прочитал обвинение в предательстве.

Что ж, он это заслужил.

– Как ты могла так опозорить нас, работая на этого человека? – воскликнул Долтон Хайятт.

Эва-Мари окинула быстрым взглядом зал и ощутила, что ее лицо горит огнем. Многие посетители ресторана смотрели на них не отводя глаз.

– Этот человек и работа, которую он мне предложил, – хорошо оплачиваемая работа с проживанием и питанием, – помогут нам справиться с нашей… ситуацией, – проговорила она, понизив голос.

– Я не вижу, каким образом, – сердито сказал Долтон и, скрестив руки на груди, откинулся на спинку стула. Вся его поза выражала упрямство. Глядя на отца, она понимала, что не один Мейсон виноват в своей несдержанности.

Она наклонилась вперед, нависая над столом.

– Ресторан, в котором ты сейчас находишься, нам не по карману, папа. Знаю, ты не хочешь это признавать, но такова реальность, – проговорила Эва-Мари, рискуя навлечь гнев отца. – Когда ты уже посмотришь в лицо реальности, папа?

Отец молчал – он будто окаменел. В разговор вступила мать:

– Но рассказать Мейсону о личных делах нашей семьи…

Печаль и чувство вины смешались в душе Эвы-Мари, когда она смотрела на мать. Ее ответ был полон сожаления.

– Прости, мама. Мейсон застал меня за уборкой, – у нее перехватило дыхание, и она не смогла произнести имя брата, – комнаты. Я ему рассказала. Мне не пришло в голову…

– Что он использует это против тебя? – вмешался отец. – Какая же ты наивная, Эва-Мари. Вот такой он человек!

Лоуренс подобострастно кивнул, соглашаясь с Хайяттом.

Эва-Мари опустила глаза. Ей нечем было возразить, она сама слышала то, что сказал отцу Мейсон.

– Как ты могла нам врать, дорогая? – спросила мать. – Мы думали, что ты работаешь в библиотеке.

– Я тоже потрясен, – добавил Лоуренс.

Бросив косой взгляд в его сторону, Эва-Мари пробормотала:

– Лоуренс, прошу…

Но тот, желая подлить масла в огонь, перебил ее:

– Дорогая, ты не создана для чистки конюшен!

– Моя дочь никогда не будет… – начал отец.

– Нет, я буду! – воскликнула Эва-Мари и с силой ударила кулаком по столешнице.

Приборы на столе жалобно звякнули. Никто в ресторане уже не смотрел в их сторону, но она чувствовала себя будто под лучами прожектора.

– Я буду делать все, что прикажет Мейсон, – сказала она четко и громко, надеясь отстоять свою позицию. – Посмотри в лицо правде, папа. Я не принцесса, я – рабочая лошадка! – У Эвы-Мари сбилось дыхание. – Это моя жизнь. Последние несколько лет я в одиночку изо всех сил пытаюсь удержать нас на плаву. Что мне оставалось делать, чтобы поправить дела, которые ты, папа, оставил в большом беспорядке?

Родители изумленно молчали. Не дождавшись ответа, Эва-Мари встала.

– Я думала, ты будешь гордиться мной, папа. В конце концов, это ты меня научил подчиняться.

По дороге домой Эва-Мари возвращалась мыслями к этой ситуации и поверить не могла в реальность произошедшего. Ей даже пришлось остановить машину, так как она не могла совладать с трясущимися руками. Как она посмела так говорить с родителями? С другой стороны, каждое произнесенное ею слово было правдой.

Эва-Мари была в смятении и не могла успокоиться. Ее переполняли эмоции. Повстречав на лестнице Мейсона, она не смогла сдержаться и обрушила на него свой гнев:

– Как ты посмел?

Он пристально посмотрел на нее.

– Твой отец спровоцировал меня. Слышала бы ты, что он сказал, – спокойно ответил Мейсон.

Она покачала головой, в ее голове был винегрет из мыслей и вопросов, но один выделялся из остальных.

– Ты мог бы вообще с ним не разговаривать.

– Не мог. Он нарочно говорил громко, на весь ресторан, чтобы все слышали.

Что ж, похоже на ее отца.

– Это не оправдание.

– На самом деле это достаточное оправдание. Я не собираюсь сидеть и молчать, пока он очерняет мою семью.

– Разве нормально в качестве мести использовать его погибшего сына? – Эва-Мари подошла так близко, что ощутила аромат его одеколона. – Я доверила тебе информацию, которой ни с кем никогда не делилась. Как ты смел ее разглашать? И тем более использовать ее как оружие против моего отца?

– Я разозлился, – сказал он, пожимая плечами. – Примерно как ты сейчас, только ты намного симпатичнее.

Эва-Мари не поняла, что случилось. Они стояли лицом к лицу. И вдруг Мейсон положил руку на ее плечо. Все ее тело словно обожгло огнем.

Мейсон шагнул вперед. Она мгновенно отступила и тут же уперлась в стену. Путь к отступлению был закрыт. Эва-Мари была так напугана, что с трудом держалась на ногах. Если он решил мстить, она, безусловно, заслужила это.

Мейсон вжал ее в стену своим мощным телом. Она посмотрела ему в глаза и зажмурилась – казалось, он вот-вот раздавит ее. Однако в следующий миг произошло нечто совершенно иное: Эва-Мари ощутила его губы на своих губах.

Это не был поцелуй подростка. Мейсон был грубым, требовательным, и Эва-Мари всем телом подалась ему навстречу. Гнев остался позади, и она лишь хотела отдаться моменту.

Его язык проник сквозь чувственную полноту ее губ. Не в силах сопротивляться, Эва-Мари со сладостным вздохом отдалась поцелую. Нежному, страстному и далеко не невинному. Мейсон уже не был застенчивым юношей. Он был завоевателем. Требовательным и ненасытным. Под страстным натиском его губ и рук она ощущала, как земля уходит из-под ног, в теле жарким огнем разгоралось желание.

Позабыв обо всем на свете, она обхватила плечи Мейсона, привлекая его еще ближе. Ощутив силу его объятий, она застонала от наслаждения. Как она могла жить без него так долго?

Неожиданно Мейсон отстранился. Заведя руки у нее над головой, он уперся своим лбом в ее. Эва-Мари слышала, как бьется его сердце, ощущала его прерывистое дыхание на своем лице.

Нет, пожалуйста, не уходи.

Ей не было стыдно за свою слабость. Она даже не была смущена тем, что так сильно возжелала мужчину, пытавшегося ей отомстить. Чувство самосохранения было похоронено где-то под желаниями, дремавшими в ее теле в течение пятнадцати лет и теперь вырвавшимися наружу.

Мейсон провел пальцем по ее щеке до подбородка, приподнял его, заставив ее взглянуть на него.

Эва-Мари открыла глаза и посмотрела на Мейсона.

– Я даю безопасный выход твоему гневу, Эва-Мари. Более безопасный, чем твоя семья, – сказал он прерывающимся голосом. Ей это понравилось. Как и глубокий обнадеживающий тембр его голоса. – Но помни, это не значит, что я не буду мстить.

Следующим утром Мейсон проснулся, вспоминая вкус поцелуев и запах Эвы-Мари.

Все, как и прежде.

Свежий вкус невинности с темными нотками желания, напоминающий пряный шоколад, разжег голод Мейсона. Но обиды прошлого не отпускали его. То, что было между ними в прошлом, оставило неизгладимый след в их сердцах.

Мейсон встал с кровати, принял холодный душ, быстро оделся и спустился в холл. Из подвала доносились звуки ремонта. Эвы-Мари не было ни в столовой, ни в спальнях, ни на кухне, и свежего кофе тоже не было. Он поставил кофе готовиться и выглянул в окно.

В кухню вошел Джереми.

– Доброе утро, Мейсон. Надеюсь, мы не разбудили тебя.

– Нет. В подвале хорошая звукоизоляция.