— Я ему не позволю! — свирепо вскричала леди Стоу. — Если бы его отца не хватил удар, он прогнал бы его прочь. Им с Рафом ни за что не ужиться. Этот негодяй причинил нам слишком много вреда, столько жизней покалечил! Если я не вмешаюсь, его попросту убьют. Ему не будет жизни в Роуэн-Гейте.

Андриа решительно произнесла:

— Я имею полное право на месть. — Вся горечь перенесенных обид обрушилась на нее, и ярость перехватила горло. — Раф заслуживает смерти за ту боль, которую всем причинил.

— Если он объявится в Стоухерсте, чтобы опять тебя мучить, я возьму мушкет Майлза и без колебаний всажу ему пулю в лоб. — Леди Стоу промокнула глаза и, отложив носовой платок, воинственно распрямила плечи. — Он, должно быть, поедет в Роуэн-Холл. Нужно срочно предупредить брата. Огастес будет в шоке, когда его увидит. Это может его убить.

— Боюсь, ему хватит дерзости посетить лорда Роуэна.

— Если у человека нет сердца, он не задумывается о своих поступках. Вполне возможно, что Раф поедет к отцу, чтобы дождаться его смерти. Тогда он станет лордом Роуэном и хозяином Роуэн-Холла.

Андриа прижала пальцы к вискам, пытаясь справиться с головной болью.

— Я совершила ошибку, вернувшись сюда, — заметила она. — Мне нужно возвратиться в Лондон.

— И позволить этому демону распоряжаться твоей жизнью? — рассердилась леди Стоу. — Нет, Андриа. Проблемы еще никогда не решались таким путем.

— Я вынуждена с вами согласиться. На этот раз я буду бороться. Я не позволю Рафу во второй раз искалечить мою жизнь.

Серина осталась с горничной в гостинице, а Раф с Ником отправились в Роуэн-Холл. Они поднялись на вершину горы, возвышающейся над деревней. Ветер трепал их одежду, колючие снежинки вонзались в лицо. Раф почти не чувствовал холода, поглощенный представшей перед ним картиной.

Далеко внизу, на холме за деревней, виднелся Роуэн-Холл. Огромный дом из серого камня сливался с серым гранитом горы, напоминая задник сцены. Орудийные башенки по углам и зубчатая стена придавали зданию вид неприступной крепости. По словам хозяина гостиницы, Роуэн-Холл был построен в четырнадцатом веке, а башни гораздо позже — всего сто лет назад. Угодья выглядели по-зимнему мрачно: на покрытой снегом земле темнели голые стволы деревьев.

— Негостеприимное местечко, верно? — произнес Ник. — Я не вижу смысла медлить. Спускаемся.

— Да. Может, сразу покончим со всем. Но я не рвусь встречаться с отцом.

— Встреча с тобой действительно может его расстроить. Я пойду первым и подготовлю почву. Ни к чему, чтобы его смерть оказалась на нашей совести. — Ник выехал на извилистую тропу, петляющую между скалами и зарослями вереска.

Раф поглубже надвинул шляпу и по крутому спуску последовал за своим другом. Лошади боязливо ступали по сыпучей гальке, но вскоре всадники выбрались на ровную дорогу и наконец — на длинную подъездную аллею. Она заканчивалась перед двустворчатыми деревянными воротами, украшенными искусной резьбой. По бокам от них вдоль стен тянулись ряды голого кустарника и засохших цветов, а сами стены были почти не видны из-за толстых виноградных лоз, устремившихся вверх.

Возле конюшен Раф заметил карету, но не придал этому значения и передал вожжи подбежавшему груму. Юноша украдкой взглянул на Рафа и вдруг побледнел:

— Боже, значит, это правда! Это вы, милорд!

Раф мрачно усмехнулся:

— Да, это я, а не привидение, во всяком случае, пока. Откуда ты узнал, что я вернулся?

— Слышал от… гм… сначала от слуг, потом приехала леди Стоу и все рассказала. Она сейчас у хозяина. И с ней молодая леди… — Грум растерянно поскреб голову.

У Рафа замерло сердце.

— Позаботься, пожалуйста, о лошадях.

Он догнал Ника на ступеньках и остановился перед тяжелой дубовой дверью, размышляя, вправе ли входить в дом без стука. У него не было ощущения, что он вернулся домой. Потоптавшись у двери, он наконец решительно постучал.

Им открыл привратник в скромной домотканой одежде. Никаких блестящих ливрей и напудренных париков, с некоторым облегчением отметил Раф.

Ник заговорил первым:

— Мы приехали навестить лорда Роуэна. — Он протянул лакею свою визитную карточку. Дворецкий, сутулый человек с аккуратно причесанными вьющимися седыми волосами, вышел посмотреть на вошедших. Его слезящиеся глаза расширились, когда он узнал Рафа, а морщинистое лицо расплылось в радостной улыбке.

Раф тоже улыбнулся, лихорадочно пытаясь вспомнить имя старого дворецкого, но так и не вспомнил. Слуга с пониманием закивал:

— Милорд, мы слышали, вы потеряли память. Я — Треверс. Вы, конечно, не помните, но я держал вас на руках, когда вам от роду не было и часа.

— Я рад снова видеть тебя, Треверс, — проговорил Раф, задыхаясь от волнения.

— Мистер Терстон, — представился дворецкому Ник. — Мы бы хотели повидаться с лордом Роуэном.

— О, дорогие мои, его светлость довольно плох, хотя сейчас уже поправляется. Но вы не единственные посетители. Поутру приехали леди Стоу и… — Дворецкий не договорил.

Привлеченные легким шорохом, все посмотрели на лестницу. Там на верхней ступеньке стояла жена Рафа.

— И Андриа Саксон, — продолжила она холодным как лед голосом. — Лорд Роуэн не желает тебя видеть, Раф. Уходи.

Раф подумал, что ушат ледяной воды сейчас вызвал бы меньший озноб, нежели ее слова. Но это не отпугнуло его, только прибавило решимости. Он должен увидеть отца.

Глава 3

— Возможно, при нынешних обстоятельствах лорд Роуэн не пожелает встречаться со своим сыном, — начал Ник, — но мне хотелось бы его повидать. Миледи, заверяю вас, я не скажу ничего такого, что может ухудшить его состояние. — Он улыбнулся Андрии, поднимаясь по лестнице.

От такой улыбки и айсберг растает, подумал Раф.

Андриа плотно сжала губы, словно готовясь к сражению, однако позволила Нику следовать за ней. Раф только теперь заметил, что перестал дышать и что его сердце стучит о ребра, как копыта скачущей лошади.

— Милорд? — Блеклые глаза Треверса выражали озабоченность.

— Проведи меня, пожалуйста, по дому, Треверс. Может, этот обход воскресит мою память. — Раф оглядел холл: высокие узкие окна возле двери, деревянные панели, резные балки, подвешенный на них гербовый щит в виде двух скрещенных широких мечей на красно-черном полосатом фоне.

Он проследовал за Треверсом через ряд комнат, которые не возбудили в нем ничего, кроме слабого интереса. Мебель в чехлах и картины на стенах не представляли для него особой загадки. Большинство стен были покрашены однотонной белой краской, за исключением гостиной, отделанной щегольскими дамасскими панелями серебристого цвета с золотой каймой.

Единственной комнатой, порадовавшей его глаз, оказалась библиотека, расположенная в дальнем конце дома. Через ее широкие французские окна открывался вид на террасу, выходящую в английский сад с извилистыми песчаными дорожками, обсаженными тополями.

Раф дотронулся до тяжелых бархатных гардин. В памяти всколыхнулись смутные воспоминания. Однажды он уже стоял здесь, созерцая эту скучную картину. Голову распирала боль. Он громко вздохнул.

— Вас что-то взволновало, милорд?

— Нет… но я вспоминаю этот пейзаж. Мне кажется, я видел его раньше.

Треверс тихо засмеялся:

— Еще бы! В этой комнате вы промучились не один час, когда ваш отец вас наказывал. В детстве вы были горазды на шалости, милорд. Иной раз всех домочадцев сводили с ума своими проказами.

— В самом деле? — улыбнулся Раф. — Вероятно, подобные вещи забываются быстрее всего.

— Что касается дисциплины, лорд Роуэн был очень строг. Но иногда оправданно, милорд. Особенно когда вы брали охотничье ружье из оружейной комнаты и отправлялись на браконьеров.

— Браконьеров?

— Ну да. Вы услышали, что они наведываются в некоторые поместья, и решили на них поохотиться. Так рассказывал ваш отец.

— Вы шутите, Треверс.

— Нет. Однажды за это лорд Роуэн отстегал вас ремнем пониже спины. Вам было больно, и вы нуждались в утешении, чем мы и занимались вместе с нашей поварихой. Добрая была женщина. — Дворецкий покачал головой. — Ее уже нет в живых… много лет прошло. Сейчас на ее месте миссис Паркер. Вы скоро ее увидите.

Сердце Рафа заполнила неизбывная тоска по ушедшему времени.

— Она поила вас молоком, — продолжал дворецкий, — и потчевала…

— Кексом из черной патоки, — закончил за него Раф. — Я помню вкус этого кекса. От него пахло пряностями.

— Ага, — подтвердил Треверс, потирая узловатые пальцы. — Хорошо, что вы вернулись, милорд. Я беспокоился за будущее Роуэн-Холла.

— Но мы с вами знаем, что мой отец меня не признает.

— Он признает, попомните мои слова. Вы его единственный сын, его наследник. И потом, я хорошо изучил вашего отца. С вашим возвращением ему будет поспокойнее.

— Сын и наследник, — задумчиво проговорил Раф, — черствый и безрассудный, по общему признанию. Бывшим друзьям мое прошлое видится отнюдь не в розовых тонах, скорее наоборот. И моей жене тоже. Они предпочли бы, чтобы я убрался из Роуэн-Холла, а не вступал во владение поместьем.

Дворецкий покачал головой и поправил бахрому на диванной подушке.

— Я уверен, у вас были причины поступить так, как вы поступили. Без сомнения, вы именно тот человек, который в один прекрасный день докопается до истины. И лично я не стану вас осуждать, если вы разгневаетесь, выяснив правду. Это все, что я могу сказать.

По спине Рафа пробежала дрожь. Ему стало жутковато.