Она отвела взгляд.

– Вы говорите вздор, сударь.

Он сжал ее подбородок и с силой повернул ее лицо к себе. В глазах его сверкнул недобрый огонек.

– Не советую тебе отклонять мои ухаживания. Неужели ты такая гордячка, что не можешь принять невинный комплимент от смиренного поклонника?

Она резко отвела его руку.

– Смиренного? Чтото не похоже. Послушай, я богатая наследница. Тебе нужны деньги, и за меня дадут большой выкуп.

– Твои деньги мне не нужны. Я не намерен рисковать – жизнь дороже.

– Отойди, – приказала она, но он, конечно же, не послушался. Какой мерзавец – просто диву даешься! – Мне неприятно, когда ты рядом.

Он продолжал наступать на нее, поправляя ее локоны, проводя пальцем по ее щеке и глядя странным отсутствующим взглядом на ее шею. Она подумала, что выглядит, вероятно, ужасно.

– Я, наверное, похожа на огородное пугало, – осипшим голосом вымолвила она. Он молчал. – Вообщето я всегда слежу за своим внешним видом и уделяю этому много внимания, – добавила она, отступая.

– Не сомневаюсь, – прошептал он, и его горячее дыхание коснулось ее щеки. – Ты одеваешься по последней моде, ведь ты наследница. Жаль, что у меня нет для тебя платьев и кринолинов, так что будешь носить то, что на тебе надето, или… ничего.

Глаза его потемнели, и в глубине их чтото вспыхнуло. На виске его билась жилка, он запустил пальцы ей в волосы и попытался вытащить гребень, скреплявший прическу.

– Да как ты смеешь! – разозлилась она, когда волосы рассыпались по плечам, и сделала шаг назад, но он потянулся к ней. – Убирайся!

Он заключил ее в объятия, крепко прижав к себе. Она чувствовала гулкие удары его сердца, как если бы ничто их не разделяло, даже одежда.

Ее сердце тоже забилось сильнее в ответ на его настойчивый призыв. По телу разлился жар, колени начали подгибаться, и если бы он не обнимал ее слишком крепко, она бы опустилась на старую кровать, покрытую пылью. Его губы были совсем близко, и она смогла рассмотреть их волнующий изгиб. Лицо его исказило желание, которое не имело ничего общего с пищей.

Мысли ее закружились вихрем. Если судить по выражению его лица, здравый смысл покинул и его.

Ник с трудом перевел дух. Аромат ее кожи опьянял его, сводя с ума. Завитки черных волос пробуждали первобытную похоть. Он никогда раньше не испытывал такого сильного желания, вызванного всего лишь запахом женщины. Да и то сказать, эта женщина скорее напоминала ускользающий дым, одурманивший его и лишивший воли. Он едва удержался, чтобы не сжать ее груди и не подобраться к заветному местечку между ног. «Грубое животное», – с отвращением подумал он про себя.

Он неуверенно отступил, испытывая мучения неутоленной страсти.

– Не бойся, – пробормотал он хрипло. – Я тебя не трону.

Щеки ее вспыхнули, и он никак не мог оторвать взгляд от ее пухлой нижней губки, полуоткрытой, влажной и зовущей к поцелуям. Он провел ладонью по лицу, пытаясь собраться с мыслями. Ее глаза мерцали в полутьме, загадочные и таинственные, как время, которое остановилось на мгновение.

В этих темносиних озерах можно утонуть – они завораживали и манили, как бездна.

На дворе была ночь, и комната погрузилась во мрак.

– Надо развести огонь в камине. Внизу есть дрова и свечи.

Он был готов взять свои слова обратно и приказать ей самой развести огонь, но не смог. Ему хотелось разжечь огонь и получше рассмотреть ее лицо, выражение которого менялось словно по волшебству.

Он должен прогнать это наваждение.

– Пора приниматься за работу, иначе тебе придется спать в сырой и холодной комнате.

Она вздохнула, понуро опустив плечи.

– О, это было бы ужасно. Терпеть не могу влажные простыни.

– Это все, что я могу пока тебе предложить. Всетаки это лучше, чем спать в лесу или в карете. – Он и сам не понимал, откуда взялось это желание повалить ее на постель, накрыться простыней – влажной или нет, все равно, – вонзиться в нее, бороздить ее, как бык пашню, и больше никогда не выходить на поверхность.

Ни одна женщина не возбуждала в нем такую всепоглощающую страсть. И это тем более странно, что она ему даже не нравилась – постоянно жалуется, капризничает. Ей доставляет удовольствие дразнить его, говорить ему колкости. Она, похоже, не собирается умолять его отпустить ее на свободу. Наоборот, сказала, что непременно выдаст его властям. Потомуто он и не может отпустить ее на все четыре стороны. Она сразу же, вздернув подбородок, направится в ближайший магистрат. Чертова аристократка!

Он даже не знает, как ее зовут. «Нет, ты совсем спятил», – подумал он и, развернувшись, вышел из комнаты. Он позаботится, чтобы ей было удобно и тепло в ее тюрьме. И будет держаться от нее подальше, пока не отпустит на свободу.

Как только Ник вышел из комнаты, Серина схватила полено, бросилась к окну и ударила им по стеклу. Обернув руку полотенцем, она отломила острые осколки и бросила их на пол.

– Помогите! – закричала она, высунувшись из окна. Шум большого города ударил ей в уши, но никто ее не услышал – или не хотел услышать. Торговцы и слуги сновали по улице, не глядя по сторонам. Она продолжала взывать о помощи, но окна дома напротив так и не раскрылись, а дверь оставалась запертой. Очевидно, соседям нет никакого дела до того, что творится вокруг. Двое подвыпивших гуляк затянули песню и окончательно заглушили ее крики.

– Меня держат здесь силой! – завопила она, но пьянчуги только захохотали в ответ и помахали ей бутылкой. Она смотрела им вслед, пока они не скрылись за углом.

Прежде чем она успела найти сочувствующих, в комнату ворвался Ник и оттащил ее от окна. Из разбитого окна потянуло холодом, и Серина поежилась.

Он стиснул ее плечи.

– Черт подери, что ты делаешь?

– Зову на помощь. Может, ктонибудь откликнется, – ответила она. Ее попытка не увенчалась успехом, и ею овладело тупое отчаяние.

– Если тебя и заметят, то подумают, что ты моя жена или шлюха. Услышав твои крики, соседи решат, что ты просто напилась и устраиваешь скандал. Это бедный квартал, так что не жди, что тебе помогут.

Она вырвалась из его рук и присела на край кровати. «Шлюха». Ее передернуло от отвращения.

– Я погибла, – проговорила она, обращаясь скорее к себе, чем к нему.

В комнате становилось все холоднее. Он вздохнул.

– Может, все и не так страшно. Никто ведь тебя не знает. Твоя репутация в безопасности, пока ты не выйдешь на улицу.

Он был прав. Пока Лютер не пронюхал, где ее прячут, она в безопасности. Она покосилась на своего тюремщика.

Ник в белой рубашке с кружевными оборками на рукавах был чертовски хорош, и Серина презирала себя за то, что ее влечет к этому злодею и разбойнику.

– Я пришлю Ноя, и он заколотит окно досками. Нельзя же допустить, чтобы ты умерла от воспаления легких.

Злость и обида захлестнули ее с такой силой, что она не могла вымолвить ни слова. Итак, путь к свободе закрыт, пока Ник не решит выпустить ее на волю. Остается только надеяться, что ей удастся чтонибудь придумать за это время.

– Смотри не натвори еще чегонибудь, пока я не вернусь. Лучше попытайся разжечь огонь в камине.

Ник не поверил своим глазам, когда увидел, как Ева пытается развести огонь. Он уже успел принести дров, потом снова сходил на кухню за растопкой, едой, мылом и водой.

Она сидела на полу перед камином, на решетку которого были грудой навалены поленья, и тщетно пыталась высечь искру из трутницы.

– Дайка сюда, – проворчал он и отобрал у нее трутницу. – Я вижу, тебе никогда не приходилось разжигать огонь.

Она метнула на него сердитый взгляд.

– Конечно, ведь в этом не было нужды…

– Ну да. В твоем распоряжении были слуги, – хмыкнул он. – Аристократке не пристало пачкать руки грязной работой. По праву рождения тебе полагается приказывать другим, все сделают за тебя – и огонь разведут, и обед приготовят.

– Меня возмущают твои издевательские намеки на мое благородное происхождение, – мрачно заявила она. – Да, у меня были в подчинении слуги, но я никогда не была с ними груба. И не считай меня белоручкой.

Он рассмеялся.

– Конечно, ты берегла их, как берегла бы породистую кобылу. Они же для тебя все равно что животные, верно?

Щеки ее вспыхнули.

– Вы несправедливы ко мне, сударь. Вам ничего обо мне не известно, зачем же вы меня оскорбляете?

Ее гнев передался и ему, но он только стиснул зубы. Хватит на сегодня ссор – он слишком устал. Тяжело вздохнув, он убрал из очага поленья, положил туда растопку, высек огонь, поджег лучину, затем подложил щепочек и только потом – поленья. Комната вскоре нагрелась, и пленница протянула к огню озябшие руки.

На лице ее застыло упрямое выражение, и Ник подумал, что и сам, наверное, выглядит не лучше. Он резко поднялся, пока ее запах вновь не вскружил ему голову.

– Я принес тебе тушеное мясо и хлеб. К сожалению, более утонченных блюд предложить не могу. Так что придется тебе довольствоваться этим.

– Меня бесит твой сарказм, – разозлилась она, вскакивая на ноги. – Если ты намерен сделать меня своей пленницей, изволь обращаться со мной почтительно. Твои язвительные замечания неуместны.

Он бросил на нее взгляд через плечо и двинулся к двери.

– Мы с тобой поразному понимаем слово «уважение». – С этими словами он вышел из комнаты. Ной прибивал к двери толстую доску.

– Не нравится мне все это, – угрюмо пробурчал старик, спустившись в кухню. – Зачем держать девчонку взаперти? Начнут ее искать, найдут, и придется тебе отвечать, почему ты с ней так обращался.

– У меня нет другого способа себя обезопасить. Прежде чем ее отпустить, я должен удостовериться, что она не донесет на меня властям. – На душе у него было смутно, но тем не менее он неуверенно добавил: – Ей надо испробовать на себе, что такое унижение. Только тогда она станет покладистой.

Ной чтото буркнул себе под нос, но Ник не стал его слушать. Мисс Ева не заслуживает снисхождения.