Мэри Грин - Поцелуй любовника

– Тактак, у тебя тоже есть секреты. Спрашивается, почему меня это не удивляет? – Уголки его губ приподнялись в иронической усмешке. – Я подозревал, что ты спасалась бегством, а теперь ты и сама это подтвердила. – Он равнодушно передернул плечами. – Но коль скоро ты мне не доверяешь, я наберусь терпения. У нас уйма времени, чтобы докопаться до правды.

– Я ничего тебе не скажу, – огрызнулась она. – Можешь держать меня взаперти хоть до самой смерти, тебе ничего не удастся разузнать.

– Такая холодная, такая высокомерная! Избалованная аристократка, привыкшая к тому, что мир вращается вокруг ее особы.

– Так вот почему ты грабишь аристократов? Ты их ненавидишь? – Она заметила, что он покраснел. – Понятно. Ты, наверное, сам хотел бы стать аристократом, Ник, да только манеры у тебя не те. Таких грубиянов, как ты, перевоспитать невозможно.

В глазах его сверкнуло холодное бешенство, и Серина сжалась. Боже, вдруг она зашла слишком далеко? Ее охватила паника.

– Я… я не хотела… – пробормотала она, облизав пересохшие губы. – Это была злая выходка. – Не могла же она сказать «прости меня».

– Жестокие слова – искусство, которое женщины оттачивали веками. Ничего, мне приходилось выдерживать и не такие удары. Не в первый раз я слышу нелестные отзывы о своих манерах.

В карете воцарилась тишина, и Серина, чтобы чемто себя занять, стала смотреть в окно на снующих по улицам горожан. До нее долетали гомон толпы и грохот экипажей. Смех и крики смешались со скрипом колес и ржанием лошадей. Цветочницы, булочники, дородные господа – кого тут только не было.

Она видела бледных, голодных ребятишек, одетых в грязные лохмотья, бойких служанок в белых передниках, шерстяных накидках и чепчиках. В толпе сновали лакеи в напудренных париках и ливреях. Нарумяненный джентльмен шел под руку с другим джентльменом, и Серина заметила, что камзолы их расшиты золотом, а плащи – из чистого шелка.

Ей никогда не приходилось видеть столько народу сразу бедных, и богатых. До сих пор самым большим городом, в котором ей довелось побывать, был Бат, но он не шел ни в какое сравнение с этой многоликой толпой. Запахи столицы притягивали и одновременно отталкивали ее. Запах свежеиспеченного хлеба пробудил в ней голод, а аромат цветов напомнил об ушедшем лете. Вонь от конского навоза и нечистот перебивала более тонкие ароматы, но свежий ветер быстро уносил все запахи прочь.

– Куда мы едем? – спросила она, когда улицы стали уже и грязнее. Карета подпрыгивала на неровной мостовой, и у нее разболелась голова.

– Ко мне домой, – ответил он, уставясь в одну точку. Очевидно, все это он видел сотни раз.

– Я умираю от голода. – В желудке пустота, голова раскалывается. Отчаяние овладело ею. У нее нет ничего – ни одежды, ни чистого белья. Она целиком во власти этого негодяя. Разве не от этого предостерегала ее старая няня? Но у нее не было выбора – только побег.

Дом, который мистер Ник называл своим, оказался высоким и узким, зажатым между соседними такими же высокими и узкими зданиями с решетчатыми окнами. Он выглядел обветшалым, но дверь была дубовая, крепкая. Все остальные дома в этом нищем квартале имели сходную архитектуру.

На одном конце улицы примостилась винная лавка, а рядом с ней – лоток с пирожками. На другом – кофейня, рядом кузница. Мимо кареты проплыл портшез, который несли мрачные краснолицые носильщики.

От булыжников мостовой поднимались зловонные испарения. Серина почувствовала это, выходя из экипажа. Будь ее воля, она бы ни за что не ступила ногой на мостовую, но издевательская усмешка ее конвоира вынудила ее храбро прошлепать по грязи.

Он постучал в дверь, и та со скрипом приотворилась. В щели показался налитый кровью глаз, с подозрением осматривающий прибывших.

– Это я, – тихо произнес разбойник.

Дверь распахнулась, и Серина увидела на пороге старого карлика, сгорбленного, с толстой шеей и морщинистым лицом, его седые волосы были перевязаны сзади лентой. Смерив их хмурым взглядом, он пробурчал:

– Я вижу, что это вы, мистер Ник. Не слепой, слава Богу.

«Мистер Ник» – так горбун назвал разбойника. Значит, это его настоящее имя? Серина не знала, что и подумать. А фамилии у него разве нет?

– Я привез к тебе гостью, Лонни.

– Я здесь не хозяин, приятель. Так что о своих гостях позаботься сам.

– Все такой же грубиян. И чего я с тобой связался, никак не пойму, – вздохнул Ник, подталкивая карлика в прихожую.

Лонни пожал плечами.

– У тебя выбора не было. Ты делаешь то, что тебе говорит сердце. – Он сплюнул и пробурчал: – Дурак ты и есть дурак!

Серина мысленно прокляла тот час, когда встретила на дороге разбойника, а теперь и его отвратительного сообщника. Дом ей тоже не понравился – на мебели толстым слоем лежала пыль.

– Не желаю здесь оставаться, – заявила она и резко повернулась, чтобы броситься прочь, но в дверях налетела на широкую грудь Ноя. Слезы ярости брызнули из ее глаз.

– Будь ты проклят! – выругалась она, когда он развернул ее и втолкнул в дом, пахнувший пылью и запустением.

– Где слуги? – надменно осведомилась она у мистера Ника. – Судя по грязи, они у вас на редкость нерадивые.

Разбойник смерил ее взглядом.

– Здесь только Лонни. И не жди, что он будет исполнять твои приказания. Он никому не подчиняется.

– Я не горничная и не стану прислуживать этой дамочке, – буркнул Лонни, злобно покосившись на нее.

– И сколько я здесь пробуду? – спросила она, не надеясь на ответ. Карлик был ей омерзителен, но она молитвенно сложила руки. – Прошу вас, помогите мне выбраться отсюда. Этот человек похитил меня и удерживает против моей воли.

Лонни и Ник переглянулись, и Серина почуяла неладное.

– Я получаю жалованье и слежу, чтобы бродяги и воры держались подальше от этого дома. Помощи от меня не ждите. – Лонни скорчил гримасу и заковылял к ступенькам, ведущим вниз, на кухню.

– Не тревожьтесь, мисс, – шепнул ей на ухо Ной. – Мистер Ник – человек честный. Он вас не обидит.

– Честный? – возмутилась Серина. – Да он же разбойник! – закричала она, когда Ник потащил ее вверх по лестнице. – Пусти! – взмолилась она и попыталась вырваться из его цепких рук, увидев, что он тащит ее в спальню на втором этаже. Но он был гораздо сильнее, и ей ничего не оставалось, как подчиниться.

Некоторое время слышалось только ее пыхтение. Он молчал, не сводя с нее глаз. Оглянувшись, Серина окончательно пала духом. В комнате царило запустение, на мебели лежал толстый слой пыли, полог над кроватью отсырел и пах плесенью.

– Я не желаю ни секунды оставаться в этом доме! – заявила она, досадуя на свой дрожащий, неуверенный голос.

– К сожалению, твои желания меня совершенно не интересуют. Скажи спасибо, что я не бросил тебя у дороги на произвол судьбы. Не прошло бы и часа, как ты бы стала жертвой грабителей и других мерзавцев.

– Лучше так. По крайней мере я была бы свободна. Кроме того, я ведь пленница разбойника – куда уж хуже.

Он захлопнул дверь, и с пола столбом поднялась пыль.

– Если бы я мог доверять тебе, то отпустил бы на все четыре стороны, но… По правде говоря, я с радостью избавился бы от такой мегеры.

– Я никому ни слова не скажу, – поспешила заверить его Серина.

– В карете ты была настроена не столь миролюбиво. Пойми, я не могу тебе доверять. Пока ты намерена выдать меня властям, я буду держать тебя под замком.

. – Ты не можешь так поступить со мной! Я жертва и не сделала ничего, чтобы заслужить такое обращение.

– Тебе надо было подумать об этом до того, как срывать с меня маску. Ты видела мое лицо, и теперь я не стану рисковать, пока не выполню свою миссию… или пока ты сама не передумаешь.

Он еще улыбается, мерзавец! Но кто устоит против этой открытой, обезоруживающей улыбки?

– Конечно, это маловероятно, – продолжал он, – а в чудеса я не верю.

– Мне можно доверять, – холодно заметила она, но слова ее прозвучали не слишком убедительно.

Он рассмеялся.

– В таком случае я король Генрих Седьмой. Она метнула в него взгляд, полный ненависти.

– Вы друг друга стоите, негодяи.

Будь у нее шанс, она бы непременно сообщила о нем властям в отместку за все то, что он с ней сделал. Лодыжка у нее до сих пор болит. Чтобы скрыть слезы, выступившие на глазах, она окинула взглядом убогую обстановку. По крайней мере теперь Лютер ее не найдет – здесь она в безопасности. Эта мысль несколько ее приободрила.

Она вздернула подбородок.

– Впрочем, я устала с тобой спорить. Принесика мне чашку чаю.

Он прислонился к двери.

– Я тебе не прислуга. А мнение Лонни ты уже слышала. Хочешь чаю, налей себе сама. Можешь и на всех приготовить.

В глазах его блеснули лукавые искорки. Злость распирала ее: он не только сделал ее своей пленницей, он ее еще и унижает!

– Я не собираюсь прислуживать ни тебе, ни другим темным личностям, которые тебя окружают, – процедила она, гордо распрямив плечи.

Он пожал плечами.

– Захочешь есть, придется готовить. Ято всегда могу пойти в кофейню за углом, У них подают великолепное жаркое и белый хлеб – для тех, у кого имеются деньги.

– Мне нечем платить, а то бы я послала за едой.

– Значит, ты целиком зависишь от меня, – подвел он итог и шагнул к ней. Она вздрогнула, встретившись с ним взглядом. Он провел пальцем по ее подбородку.

– Не прикасайся ко мне!

– Мне трудно удержаться – у тебя кожа нежная, как персик, а пухлые губки соблазнительны, как спелая земляника.

Если бы он произнес эти слова не таким язвительным тоном, она бы, может, ему и поверила – он так и жег ее взглядом.

Был бы он безобразен, ей было бы проще сопротивляться! Но он красив как черт, и она тает от одной его улыбки. Глядя на него, она думает только о том, что еще никогда ни один мужчина не находился так близко от нее, не смотрел ей в глаза так пристально… так проникновенно, заставляя забыть обо всех страхах… Злость ее кудато ушла.