Не позволяя ей идти.

Грейс покачала головой.

— Нет, — сказала она тихо.

— Сердечное Вам за это спасибо, — ответил он. — Было бы прекрасно поймать Вас, но тогда я должен буду опустить свой пистолет, у нас ведь до этого не дойдет, не так ли? – И он повернулся к вдове, довольно посмеиваясь. — Вы тоже не вздумайте делать этого. Я был бы более чем счастлив поймать и Вас тоже, но не думаю, что любая из Вас желала бы оставить моих партнеров отвечающими за огнестрельное оружие.

И только тогда Грейс поняла, что было еще трое других мужчин. Конечно, кто–то должен был быть с ним – он не мог организовать это один. Но остальные были совершенно бесшумны, предпочитая оставаться в тени.

А она не в состоянии была отвести взгляд от их лидера.

— Наш кучер ранен? — спросила Грейс, огорченная тем, что она только теперь подумала о его судьбе. Ни его, ни лакея, который служил эскортом, не было в поле зрения.

— Ничего такого, кроме места для любви и нежности, — заверил ее разбойник. — Он женат?

О чем он говорит?

— Я, я не думаю, — ответила Грейс.

— Тогда пошлите его в трактир. Там есть довольно приятная девица, которая… О, о чем это я думаю? Я же среди леди. – Хмыкнул он. – Тогда теплый бульон и, возможно, холодный компресс. После этого свободный день на любовь и нежность. Другой приятель, между прочим — он кивнул в сторону соседней группы деревьев — там. Совершенно цел, уверяю Вас, хотя он, вероятно, находит некоторые свои места более напряженными, чем он предпочитает.

Грейс вспыхнула и повернулась к вдове, пораженная тем, что она не давала разбойнику повода для такого непристойного разговора. Но вдова все еще была столь же бледна как белый лист, она уставилась на вора, как будто увидела призрака.

— Мэм? — сказала Грейс, немедленно беря ее руку. Она была холодной и липкой. И поникшей. Совершенно поникшей. — Мэм?

— Как Вас зовут? – прошептала вдова.

— Мое имя? — повторила Грейс в ужасе. С ней случился удар? Потеряла память?

— Ваше имя, — сказала вдова с большей силой, и было ясно, что на сей раз она обращалась к разбойнику.

Но он только засмеялся.

— Я рад вниманию столь прекрасной леди, но конечно Вы не думаете, что я назову свое имя, совершая поступок, за который могут повесить.

— Мне надо знать Ваше имя, — сказала вдова.

— А я, к сожалению, нуждаюсь в Ваших драгоценностях, — ответил он. С почтительным наклоном головы он указал на руку вдовы. — Это кольцо, если Вы не возражаете.

— Пожалуйста, — прошептала вдова, и Грейс пристально вгляделась в ее лицо. Вдова редко говорила спасибо и никогда не говорила пожалуйста.

— Она должна сесть, — сказал Грейс разбойнику, поскольку, конечно же, вдова была больна. У нее было прекрасное здоровье, но ей уже было далеко за семьдесят, и у нее был шок.

— Мне нет необходимости садиться, — резко сказала вдова, избавляясь от Грейс. Она вернулась к разбойнику, сняла свое кольцо и протянула ему. Он выдернул у нее кольцо, повертел его своими пальцами прежде, чем положить в карман.

Грейс тихо стояла, наблюдая за обменом, ожидая, что он попросит еще. Но к ее удивлению, вдова заговорила первой.

— У меня есть еще сумочка в карете, — медленно сказала она со странным, совершенно нетипичным уважением. – Пожалуйста, позвольте мне достать ее.

— Как бы я не хотел потворствовать Вам, — вежливо сказал он, — я должен отказаться. Кто знает, может, у Вас имеются два пистолета, спрятанные под сиденьем.

Грейс сглотнула, думая о драгоценностях.

— И, — добавил он, его поведение становилось почти кокетливым, — я могу сказать, что Вы — наиболее невыносимый тип женщины. — Он вздохнул с драматическим талантом. — Умная. О, признайте это. — Он одарил вдову гибельной улыбкой. — Вы — опытный наездник, первоклассная попытка, Вы можете придумывать истории достойные Шекспира.

От его слов вдова побледнела еще больше, если это еще возможно.

— Ах, чтобы прожить следующие двадцать лет, — сказал он со вздохом, — я не могу позволить Вам убежать.

— Пожалуйста, — попросила вдова. — Существует нечто, что я должна отдать Вам.

— Вот это — долгожданная смена аллюра, — заметил он. — Люди так редко желают расстаться со своими вещами, так этого не любят.

Грейс подошла к вдове.

— Пожалуйста, позвольте мне помочь Вам, — настаивала она.

Вдове была нехорошо. Ей не могло быть хорошо. Она никогда не была скромна, и не просила, и…

— Возьмите ее! — внезапно выкрикнула вдова, хватая руку Грейс и толкая ее к разбойнику. — Вы можете держать ее в заложниках с пистолетом у головы, если желаете. Обещаю Вам, я вернусь без оружия.

Грейс покачнулась и оступилась, шок сделал ее почти нечувствительной. Она упала напротив разбойника, и одна из его рук немедленно обвилась вокруг нее. Объятие было странным, почти покровительственным, и она знала, что он был столь же ошеломлен, как она.

Они оба наблюдали, как вдова, не ожидая его разрешения, быстро поднялась в карету.

Грейс боялась дышать. Ее спина была прижата к нему, а его большая рука лежала на ее животе, кончики его пальцев мягко обвивались вокруг ее правого бедра. Он был теплым, и она почувствовала жар, и, святые небеса, она никогда, никогда, не стояла так близко к мужчине.

Она могла чувствовать его запах, чувствовать его дыхание, теплое и мягкое возле ее шеи. А затем он сделал самую удивительную вещь. Его губы приблизились к ее уху, и он прошептал:

— Она не должна была делать этого.

Он казался … нежным. Почти сочувствующим. И строгим, как если бы он не одобрял обращение вдовы с ней.

— Я не привык так держать женщину, — рокотал он в ее ухо. — Я вообще предпочитаю другой вид близости, а как Вы?

Она ничего не сказала, она боялась говорить, боялась, что если она попытается заговорить, то обнаружит, что у нее пропал голос.

— Я не нанесу Вам вреда, — рокотал он, его губы касались ее уха.

Ее глаза упали на пистолет, все еще находящийся в его правой руке. Он выглядел грозным и опасным и находился возле ее бедра.

— Все мы прячемся в своем панцире, — прошептал он, затем слегка шевельнулся, и внезапно его свободная рука легла на ее подбородок. Один палец слегка поглаживал ее губы, а затем он наклонился и поцеловал ее.

Грейс в шоке смотрела, как он отступил, мягко ей улыбаясь.

— Это было слишком коротко, — сказал он. — Жаль. — Он отстранился, взял ее руку, и коснулся поцелуем ее тыльной стороны. – Возможно, в другой раз, — пророкотал он.

Но он не отпустил ее руку. Даже когда вдова появилась из кареты, он все еще держал ее пальцы в своих, его большой палец слегка поглаживал ее кожу.

Он пленил ее. Она едва могла думать, она едва могла дышать, но она знала, что это случилось. За те несколько минут, что сошлись их пути, он ничего не сделал, только поцеловал ее, а она изменилась навсегда.

Перед ними появилась вдова, и если она и обеспокоилась, что разбойник ласкал ее компаньонку, она ничего об этом не сказала. Вместо этого она показала маленький предмет.

— Пожалуйста, — попросила она его. — Возьмите это.

Он выпустил руку Грейс, его пальцы неохотно покинули ее кожу. Как только он дотянулся до предмета, Грейс поняла, что вдова держала живописную миниатюру. Это был портрет ее второго давно умершего сына.

Грейс знал эту миниатюру. Вдова всегда носила ее с собой.

— Вы знаете этого человека? — прошептала вдова.

Разбойник посмотрел на портрет и покачал головой.

— Посмотрите поближе.

Но он только снова покачал головой, пытаясь возвратить портрет вдове.

— Может он чего–то стоит, — сказал один из его компаньонов.

Он вновь покачал головой и пристально вгляделся в лицо вдовы.

— Он никогда не будет для меня столь же ценен, как для Вас.

— Нет! — воскликнула вдова, вновь протягивая ему миниатюру. — Смотрите! Я прошу Вас, смотрите! Его глаза. Его подбородок. Его рот. Они Ваши.

Грейс с силой втянула воздух.

— Я сожалею, — мягко сказал разбойник. — Вы ошибаетесь.

Но ее нельзя было отговорить.

— Его голос — Ваш голос, — настаивала она. – Ваша интонация, Ваш юмор. Я знаю это. Я знаю это так же, как я знаю, как дышать. Он был моим сыном. Мой сын.

— Мэм, — вмешалась Грейс, по–матерински обвивая руку вокруг нее. Обычно вдова не позволила бы такую близость, но не было ничего нормального во вдове этим вечером. — Мэм, здесь темно. Он носит маску. Это не может быть он.

— Конечно это не он, — крикнула она, с яростью отталкивая Грейс. Она бросилась вперед, и Грейс почти упала, с ужасом заметив, что все мужчины подняли свое оружие.

— Не причиняйте ей боль! — выкрикнула она, но ее просьба была не нужна. Вдова уже схватила свободную руку разбойника и сжимала ее, как будто он был ее единственным средством спасения.

— Это — мой сын, — сказала она, ее дрожащие пальцы показывали миниатюру. — Его звали Джон Кэвендиш, и он умер двадцать девять лет назад. У него были каштановые волосы, и синие глаза, и родинка на плече. — Она судорожно сглотнула, ее голос снизился до шепота. — Он обожал музыку, и он не мог есть землянику. И он мог… он мог…

Голос вдовы сломался, но все молчали. Воздух был густым, тишина напряженной, все глаза были устремлены на старуху, пока она, наконец, не продолжила, шепча едва слышно:

— Он мог любого заставить смеяться.

И затем, чего Грейс никак не могла вообразить, вдова обратилась к ней и добавила:

— Даже меня.

Время словно остановилось, чистое, тихое и тяжелое. Никто не произнес ни слова. Грейс не была даже уверена, дышал ли кто.

Она смотрела на разбойника, на его рот, на этот выразительный, дьявольский рот, и она знала, что что–то было не так. Его губы были приоткрыты, но не только это, было что–то еще. Впервые, его рот был без движения, и даже в серебристом свете луны она могла сказать, что он побелел как полотно.