Джулия Куинн - Потерянный герцог Уиндхэм (The Lost Duke of Wyndham)

Грейс Эверсли была компаньонкой вдовствующей герцогини Виндхэм в течение пяти лет, и за это время она поняла о своей хозяйке несколько вещей, самой главной из которых было: под строгой, требовательной и надменной внешностью ее милости не билось золотое сердце.

Однако это не говорит о том, что оскорбленный орган был совершенно черным. Ее милость вдовствующую герцогиню Виндхэм никак нельзя было назвать злой в полной мере. Она не была жестокой, злобной, или даже окончательно подлой. Но Августа Элизабет Кандида Дебенхем Кэвендиш родилась дочерью герцога, вышла замуж за герцога, а затем родила другого герцога. Ее сестра была членом незначительной королевской семьи в некоей центрально–европейской стране, название которой Грейс никогда не могла правильно произнести, а ее брату принадлежала большая часть Восточной Англии. По мнению вдовы, мир был расслоен с совершенно ясной, жестко заданной иерархией.

Виндхэмы, и особенно Виндхэмы, которые были Дебенхэмами, прочно занимали верхнюю позицию.

Потому вдова ожидала ото всех соответствующего поведения и уважения. Она редко была добра, она не терпела глупость, и она никогда не делала незаслуженных комплиментов. (Некоторые утверждали, что она никогда не делала комплиментов вообще, но Грейс, совершенно точно, дважды явилась свидетельницей краткого, но честного — «хорошо сделано» – никто не верил ей, когда она упоминала об этом позже).

Но вдова спасла Грейс из безнадежной ситуации, и за это навсегда стала обладательницей благодарности Грейс, ее уважения и, более всего, ее лояльности. Однако сейчас нельзя не признать, что вдова была слегка навеселе. Они возвращались домой из Линкольнширского Собрания в изящном с хорошими рессорами экипаже, легко скользящем по темным полуночным дорогам, Грейс все равно не могла ничем помочь, и была счастливо освобождена от этого тем, что ее хозяйка быстро заснула.

Ночь была действительно прекрасна, и Грейс знала, что не должна быть такой жестокой. По прибытии в Собрание вдова немедленно заняла свое почетное место среди близких друзей, и Грейс уже не была обязана проявлять к ней внимание. Вместо этого она танцевала и смеялась со своими старыми друзьями, она выпила три бокала пунша, она дразнила Томаса — всегда интересное занятие; он был нынешним герцогом и, конечно, нуждался в том, чтобы его время от времени опускали на землю. Но больше всего она улыбалась. Она улыбалась так энергично и так часто, что у нее заболели щеки.

Чистая и неожиданная радость вечера оставила ее тело, наполненное энергией, и теперь она была совершенно счастлива ехать домой, усмехаясь в темноту под легкое похрапывание вдовы.

Грейс закрыла глаза, хотя сама и не думала спать. Было что–то усыпляющее в движении кареты. Она сидела сзади – как обычно — и ритмичный перестук лошадиных копыт приводил ее в сонное состояние. Это было странно. Ее глаза устали, хотя остальные части тела нет. Но возможно дремота не является столь уж неуместной, хотя как только они возвратятся к Белгрейв, она будет обязана помочь вдове с…

Бах!

Грейс выпрямилась, посмотрев на свою хозяйку, которая, чудесным образом, не проснулась. Что это был за звук? Наверное, кто–то…

Бах!

На сей раз, карета покачнулась, остановившись столь стремительно, что вдова, которая сидела впереди, упала со своего места.

Грейс немедленно встала на колени рядом с хозяйкой, инстинктивно обхватив ее руками.

— Что за черт? – гневно воскликнула герцогиня, но затихла, поймав выражение лица Грейс.

— Выстрелы, — прошептала Грейс.

Губы вдовы сморщились, затем она сорвала с себя изумрудное ожерелье и бросила его Грейс. – Спрячьте это, — приказала она.

— Я? — пропищала Грейс, но тут же запихала драгоценности под подушку. И все, о чем она смогла подумать, было то, что было бы неплохо вложить немного смысла в уважаемую Августу Виндхэм, поскольку если она будет убита, то произойдет это из–за скупости вдовы, не желающей расстаться со своими драгоценностями…

Дверь резко открыли.

— Вставайте и выходите!

Грейс замерла, все еще сидя на полу рядом с хозяйкой. Медленно она повернула свою голову к дверному проему, но все, что она смогла увидеть, было круглое серебристое дуло пистолета угрожающе нацеленное ей в лоб.

— Леди, — снова произнес голос, на сей раз он был немного другим, почти вежливым. Говорящий вышел из тени вперед и изящным круговым движением протянул свою руку, чтобы сопроводить их. – Буду рад Вашему обществу, если позволите, — пророкотал он.

Грейс бросила взгляд назад – тщетно, как она и ожидала, было ясно, что нет никакого средства спастись. Она повернулась к вдове, ожидая увидеть ее в ярости, но та была совершенно белой. Именно тогда Грейс поняла, что дрожит.

Вдова дрожала.

Они дрожали обе.

Разбойник наклонился, прислонившись плечом к дверному проему. Он улыбнулся медленно и лениво, с очарованием жулика. Как могла видеть Грейс, половина его лица была скрыта маской, она не знала его, но три вещи о нем были совершенно ясны:

Он был молод.

Он был силен.

И он был смертельно опасен.

— Мэм, — сказала Грейс, толкнув вдову локтем. — Я думаю, что мы должны сделать так, как он говорит.

— Мне нравятся разумные женщины, — сказал он и снова улыбнулся. На этот раз всего лишь слегка приподнялся уголок его рта. Но его пистолет оставался поднятым, и его очарование ничуть не помогло успокоить страх Грейс.

Затем он протянул ей руку. Он протянул свою руку. Так, словно они прибыли на прием. Так, словно он был джентльменом и собирался спросить о погоде.

— Могу я быть полезен? – пророкотал он.

Грейс в отчаянии покачала головой. Она не могла дотронуться до него. Она точно не знала почему, но сердцем чувствовала, что это будет чрезвычайное бедствие, если вложить свою руку в его.

— Что ж, — сказал он с небольшим вздохом. — Леди сегодня настолько самостоятельны. Это разбивает мне сердце, в самом деле. — Он наклонился, словно делясь секретом. — Никому не нравится чувствовать себя лишним.

Грейс уставилась на него.

— Все немеют от моей милости и очарования, — сказал он, отстраняясь, чтобы позволить им выйти. – И так каждый раз. Право же, мне нельзя находиться рядом с леди. Я Вас так раздражаю.

Он был безумен. Это было единственным объяснением. Грейс не заботило, были ли милы его манеры, он должно быть безумен. И у него имелось оружие.

— Хотя, — размышлял он, не выпуская пистолета из рук, и его голос, казалось, сотрясал воздух, — некоторые, конечно, скажут, что немая женщина является наименее раздражающей из всех.

Томас согласился бы, подумала Грейс. Герцог Виндхэм, который несколько лет назад настоял, чтобы она называла его по имени (вместо нелепого хора из Ваша милость, мисс Милость, Ваша милость) [мисс Грейс = мисс Милость], не терпел никакой болтовни.

— Мэм, — немедленно прошептала она, потянув вдову за руку.

Вдова ни слова не сказала и не кивнула, но она взяла руку Грейс и позволила помочь ей выйти из кареты.

— Ах, теперь намного лучше, — сказал разбойник, ухмыльнувшись. — Какая удача для меня наткнуться на двух столь божественных леди. Я думал, что меня встретит противный старый джентльмен.

Грейс отступила в сторону, не отрывая взгляда от его лица. Он не был похож на преступника, или точнее, на ее представление о преступнике. Его произношение говорило об образовании и хорошем воспитании, и он, наверняка, недавно мылся, иначе она не могла бы не почувствовать запаха.

— Или, возможно, одна из тех ужасных юных жаб, утянутых в жилет на два размера меньше, — размышлял он, глубокомысленно потирая свободной рукой подбородок. — Вы знаете таких, не так ли? – спросил он у Грейс. — Красное лицо, пьет слишком много, думает слишком мало.

К своему большому удивлению Грейс кивнула.

— Так я и думал, что Вы знаете, — ответил он. – У них довольно толстый зад, как не печально.

Грейс только стояла и мигала, наблюдая за его ртом. Это была единственная часть его лица, за которой она могла наблюдать, верхнюю часть скрывала маска. Но его губы были настолько полны движения, так отлично сформированы и выразительны, что она почти чувствовала, что могла его видеть. Это было странно. И завораживающе. И более чем тревожно.

— Ах, ну, что ж, — сказал он, с тем же самым обманчиво–скучающим вздохом, который Грейс видела у Томаса, когда тот желал сменить тему разговора. — Я уверен, что Вы, леди, понимаете, что это не светский раут. — Его глаза метнулись к Грейс, и на лице появилась дьявольская улыбка. — Не совсем.

Губы Грейс приоткрылись.

Его взгляд — насколько она могла видеть его глаза через маску — стал тяжелым и обольстительным.

— Я, действительно, люблю смешивать бизнес и удовольствие, — пророкотал он. — Это не так часто случается, не с теми же тучными молодыми господами, путешествующими по дорогам.

Она знала, что должна задохнуться от возмущения, но голос разбойника был таким успокаивающим, как прекрасный бренди, который ей иногда предлагали в Белгрейве. Были в нем совсем небольшие переливы, свидетельствующие о детстве, проведенном далеко от Линкольншира, и Грейс чувствовал на себе его влияние, словно она могла упасть вперед, легко и мягко, и земля была где–то в другом месте. Далеко, далеко отсюда.

Быстрая, как молния, его рука подхватила ее локоть, поддержав ее.

— Вы же не собираетесь падать в обморок, не так ли? – спросил он, его руки сжимали ее ровно настолько, сколько требовалось, чтобы удержать ее на ногах.