Кто бы его осудил, если бы он стал тайком наведываться в публичный дом, прятавшийся на задворках Фронт-стрит? Если бы он на это решился и Марселла узнала бы о его похождениях, она наверняка призадумалась бы, но он не поддался искушению, опасаясь слухов, и направлял всю свою энергию на бизнес и общественную деятельность, на что угодно, лишь бы не окунаться в гнетущую атмосферу собственного дома.

Иногда у него возникало ощущение, что он в Роуз-Маунте уже не хозяин, единственным преданным ему человеком оставалась Марта, но в силу возраста она была уже недостаточно проворной, что не укрылось от тещи.

– Я не понимаю, почему ты держишь эту мулатку!

– Марта заслуживает уважительного отношения! Она столько лет служила мне верой и правдой и никуда отсюда не уйдет, – зло прорычал Джем, давая Марселле понять, что она зашла слишком далеко.

Она пожала плечами и больше об этом не заговаривала, но стала жаловаться Эффи на пыль на плинтусах. «Яблоко от яблони недалеко падает», – думал обеспокоенный Джем. Неужели и его жена со временем станет такой же и они будут препираться из-за каждой мелочи? Теперь ему было понятно, почему Джейкоб Аллистер столько времени проводит в деловых поездках. Может, ему последовать примеру тестя? Как же так получилось, что их отношения стали совсем безрадостными?

Возможно, если бы Хэмиш не появился вскоре после свадьбы, Эффи вела бы себя иначе? Она несколько месяцев после тяжелых родов оставалась в подавленном состоянии.

Сидя с газетой в руках, которую он пытался читать, Джем смотрел на них и думал, почему он должен испытывать благодарность по отношению к Аллистерам? Разве не лучше было бы, если бы он самостоятельно, без их помощи, прокладывал себе путь в жизни? Но к чему теперь об этом размышлять? Ему придется довольствоваться той жизнью, какая у него есть. На Эффи с вновь ставшей после родов тонкой талией было приятно смотреть, но ему нужно было нечто больше, чем симпатичное личико и фарфоровая кожа. Куда делся ее живой нрав и любознательность? Ее мало что интересовало кроме цветника и кустов. Зимой она по многу часов кряду рисовала цветы. Они практически не принимали у себя гостей, потому что Эффи терпеть не могла ни их соседей, ни его товарищей. И она совершенно не была расположена участвовать в общественной жизни. Эффи жила в своем маленьком замкнутом мирке и не нуждалась ни в каких иных развлечениях.

Его раздражали ее ограниченность и подверженность сословным предрассудкам. Но, как он и хотел, она стала его женой и родила ему замечательного сына. Он должен ценить это, ведь больше уже ничего не будет, но он чувствовал себя обманутым и неудовлетворенным и злился на себя за то, что не смог всего этого предвидеть до того, как они поженились.

Интересно, в других семьях все точно так же? Может, только пожив вместе какое-то время, люди в состоянии понять, подходят они друг другу или нет? Теперь-то он осознавал, что у них нет ничего общего, и винить в этом приходилось себя самого.

Мог ли он при таких обстоятельствах не вспоминать Грету и их страстные свидания? Те счастливые недели, которые он провел в ее объятиях, никогда не померкнут в его памяти. Он восхищался ее смелостью и целеустремленностью и думал о том, что могло быть, если бы он успел с ней поговорить. Он понимал, что нужно прекращать сожалеть о прошлом, об утраченной любви, и все же гадал, как она там сейчас поживает? Знает ли она, что у него теперь есть сын? Мальчик рос крепким и здоровым. Он планировал дать ему образование, если удастся вырвать ребенка из рук матери и тещи, и намеревался сделать все возможное, чтобы в будущем Хэмиш стал успешным бизнесменом.

Зрели планы по расширению производства пуговиц, пока умещавшегося в одной комнате, до целой фабрики. Ловцы ракушек сваливали тонны пустых раковин на берегу в черте города, создавая запас сырья для изготовления пуговиц. Было принято решение модернизировать оборудование для увеличения их выпуска, и Джем вложил средства в оснащение производства всем необходимым для их чистовой обработки. Нужно было о многом подумать. Сморенный жарой, он закрыл глаза, как вдруг услышал крик Эффи.

– Она меня ужалила! – вопила она, выронив корзину со срезанными цветами. – Откуда она взялась?

– Нужно приложить компресс с уксусом и содой, – посоветовала Марселла. – Он вытянет жало.

Губа Эффи раздувалась на глазах. Джем бросился к ней, велев няньке унести Хэмиша, так как опасался, что в сад мог залететь целый рой пчел. С помощью Марселлы он отвел Эффи в тень веранды, крикнув Марте, чтобы та принесла все необходимое. Теперь уже все лицо Эффи опухло так, что она не могла открыть глаза. Джем не на шутку встревожился.

– Пошлите дворового мальчика на велосипеде к доктору! – сказал он теще.

Он отнес жену на руках на второй этаж, в их спальню. Она обмякла и не реагировала на его голос.

– Ей нужно в прохладное место, сэр, – посоветовала Марта. – Она может говорить?

Эффи пыталась разомкнуть губы и что-то сказать, но вдруг стала задыхаться. Джема охватил панический страх.

– У нее отек горла, я такое уже видел. Откройте окна, впустите свежего воздуха!

Прошло десять минут, прежде чем появился доктор со своим саквояжем. Он вошел с видом человека, который знает свое дело, но на Джема это не произвело впечатления – он был парализован страхом при виде страданий Эффи. Она умирала у него на глазах.

– Она поправится, доктор? – спросил он врача, но тот сразу же стал что-то быстро вкалывать ей в руку.

Еще несколько минут назад она улыбалась и была прекрасна, а теперь, отекшая, лежала недвижимая и бездыханная.

– Боюсь, уже слишком поздно, Джеймс. Она умерла.

Джем будто не слышал его и принялся ее трясти, пытаясь вернуть к жизни.

– Ради бога, приведите ее в чувство, сделайте что-нибудь!

Марселла вопила, набросившись на доктора с кулаками:

– Вы не можете дать ей умереть! Я не позволю!

– Мне очень жаль, но я приехал слишком поздно. Ее раньше жалили пчелы?

– Откуда мне знать? – визжала Марселла. – Она любила бывать на свежем воздухе, но такого с ней не случалось. Пчела вылетела из цветка. Как она могла убить мою дочь?

– Подобная реакция встречается крайне редко. Пчелиный яд попал в кровь и вызвал такие последствия. Ей очень не повезло, из-за отека перекрылись дыхательные пути. Это произошло очень быстро, она не страдала.

Он, как умел, старался их утешить, но Джем, охваченный ужасом, видел, как его жена мучительно пыталась вдохнуть. Зачем же доктор врет ему, и что он скажет Хэмишу?

– Меня пчелы кусали сто раз! – воскликнул Джем. – Почему ее, почему сейчас? Черт возьми, это несправедливо!

– Это ты виноват! – выкрикнула Марселла, яростно колотя его кулаками. – Это проклятое место слишком близко от реки, здесь слишком много деревьев и всяких насекомых. Тебе не следовало строить тут дом, ты во всем виноват!

– Никто не виноват, миссис Аллистер. Давайте я выпишу вам что-нибудь успокоительное…

Он вывел Марселлу из комнаты, и ее голос утих.

Джем всю ночь провел возле тела Эффи, не в состоянии сомкнуть глаз. Глядя на огонь свечей и занавешенные черным зеркала, он не мог поверить в то, что случилось. Вдруг его посетила страшная мысль. Может, он и вправду виноват? Ведь это он настоял на том, чтобы она на свадьбе была в жемчужном ожерелье! Марселла предупреждала его. Неужели и правда жемчуг на невесте в день свадьбы приносит ей несчастье? Неужто он искушал судьбу? Но как может простое ожерелье вызвать такие трагические последствия? Оно было ей подарено с любовью и пусть с ней уйдет в могилу.

Джем не ел и не спал, пока Эффи не похоронили. Он смотрел в стену невидящими глазами, терзаемый чувством вины за то, что в тот самый день, когда она умерла, мысленно корил ее за невыполнение супружеских обязанностей и уже был готов нарушить клятву и вступить в отношения с другой женщиной. Неужто судьба услышала его роптанье и так жестоко отняла ее у него?

Слава Богу, Хэмиш слишком мал, чтобы понять, почему мамы нет рядом.

– Мама ушла на небеса, – говорил он всем, кто при встрече выражал им свои соболезнования.

Марселла обезумела от горя, а Джейкоб ушел в себя.

– Она никому ничего плохого не сделала! – рыдала безутешная мать.

Эффи в одночасье стала трагической героиней, безгрешной женой и матерью. Цветы несли незнакомые люди, до которых при жизни ей не было никакого дела. Джему казалось, что она не заслуживает сочувствия людей. В нем кипел гнев, и он выплеснулся наружу, когда явилась Марселла, чтобы забрать Хэмиша в Клинтон.

– Лучше ему быть подальше от этого печального места.

– Еще чего! – рявкнул Джем, не в силах сдерживать свое негодование. – Я не позволю вам вмешиваться в его жизнь! Он останется здесь, со мной.

– Но ведь ему нужна мать!

– У него есть его няня и Марта, а я буду ему и отцом и матерью. Он ни в чем не будет нуждаться.

– И что с того? Моей дочери ты дал все, кроме своего внимания. Уж не думаешь ли ты, что она не знала о том, что безразлична тебе?

– Это неправда! Как вы смеете такое говорить?

– Марселла, дорогая, – вмешался Джейкоб. – Не место и не время для выяснения отношений. Пойдем.

– Нет, он должен знать, что она не была счастлива с ним! – Она повернулась к Джему. – Как ты думаешь, почему она столько времени проводила в саду? Тебя постоянно не было дома!

– Зачем вы все это говорите? – спросил уязвленный ее словами Джем. – Хэмиш мой сын, наш сын. Ему нужен отец. Я любил свою жену. Вы неправы, и всегда были неправы, вмешиваясь в нашу семейную жизнь. Вы не давали Эффи возможности стать такой женщиной, какой она могла бы быть.

– Хватит, Джем! – вмешался Джейкоб, пытаясь остудить накал страстей. – Горе заставляет вас обоих искать виноватого. Ребенок, разумеется, будет под твоей опекой, но не лишай нас возможности видеться с ним. Не лишай бабушки и дедушки ребенка, потерявшего мать. Это было бы неправильно, не так ли? Мы оставим тебя в покое.