21

– А эта молодая леди – моя старшая дочь, миссис Слингер, супруга владельца «Магазина жемчуга» в Стоунгейте, – представила Сэйди Грету соседям, рассевшимся за столом в ее новом доме.

– Просто Грета, – сказала та, кивнув.

Она заметила, что им нравится ее новый элегантный костюм, отделанный тканью с шотландским клетчатым рисунком, который ей купил Эбен в Харрогейте.

– Ты хорошо себя чувствуешь, дорогая? Ты немного бледна, – подмигнула дочери Сэйди и перевела взгляд на ее живот.

Грета покраснела:

– Я в порядке, мама, спасибо, только очень занята и не могу побыть у тебя подольше. У нас новое поступление товара.

– Она помогает мужу в его делах. Он так добр ко всем нам! И он открывает в Харрогейте еще один свой магазин.

Судя по всему, все они были этим весьма впечатлены, а Сэйди светилась от гордости. Грета терпеть не могла подобные разговоры и, улыбаясь гостям, поспешила распрощаться.

– Я заскочу ближе к концу недели. Не буду больше мешать вашему застолью.

Пятясь, она выскользнула за дверь, расстроенная тем, что не застала мать одну. В доме постоянно было полно соседей или же мать отсутствовала, помогая кому-нибудь стирать белье. Приятно было видеть ее деятельной и счастливой в этой новой для нее части города, но ее намеки при посторонних на то, что Грета может быть в положении, ее совсем не радовали.

Каждый из ее родных стал счастливее благодаря ее замужеству. Китти благоденствовала в шляпной лавке, и теперь у нее был свой круг друзей. Том наконец поступил на службу в армию и с гордостью носил форму. Эбен был занят делами, связанными с открытием магазина в Скарборо, помимо Харрогейта, и ездил туда-сюда на поезде, планируя создать свою торговую империю. Так почему же она чувствовала себя такой несчастной? Ей бы следовало ощущать себя на седьмом небе, но она испытывала лишь разочарование, понимая, что не состоялась как жена. Что-то пошло не так, ей кое-чего недоставало, и она не могла поговорить об этом даже со своей матерью. Как можно было предположить, что в ее чреве растет дитя, если… Грета осознала, что плачет. «Я замужем уже девять месяцев, а Эбен ко мне ни разу даже не притронулся!» Всхлипывая, она от досады пинала осенние листья.

Он ложился поздно, и лишь после того, как проверял каждую из этих несчастных жемчужин, что хранились в шкафчике у его кровати. Он быстро забирался под одеяло и засыпал, а она лежала без сна, жаждая хоть каких-то любовных утех и отчаиваясь из-за того, что ничего подобного не происходило. Хуже всего было то, что она ни с кем не могла поделиться своей горечью и недоумением. Что она делает не так? С одной стороны, она не тяготилась тем, что он не пытался выполнять свои супружеские обязанности, так как он не пробуждал в ней никакого плотского влечения. Но, с другой стороны, ее оскорбляло то, что за девять месяцев совместной жизни он ею так и не заинтересовался. С тем же успехом они могли быть братом и сестрой, целомудренно спящими в одной кровати, и это было противоестественно.

Она понимала, что без акта физической близости брак не считается действительным. В Уэлмгейте была одна пара, чей семейный союз был расторгнут священником, так как жена через несколько лет совместной жизни все еще оставалась девственницей. Об этом тогда судачила вся улица. Не это ли решил проделать с ней Эбен? Неужели он намеревается развестись с ней, когда ему это понадобится?

Как же ей было не чувствовать себя обманутой и одинокой, оказавшись в таком постыдном положении? Их семья была только видимостью, и она должна была играть роль преданной жены, зная, что в его глазах она так и осталась всего лишь помощницей, нанизывающей жемчуг на нить.

Ее терзания усугублялись еще и тем, что, в то время как она страдала, Китти буквально расцвела во вновь обретенной атмосфере свободы. Она забегала к сестре, каждый раз с новыми идеями, между походами в театр со своим последним ухажером. Она носила умопомрачительные наряды, словно сошедшие со страниц модных журналов, и приковывала к себе восхищенные взгляды. Грета в глубине души испытывала к ней жгучую зависть.

«Ты ринулась в это замужество, чтобы им всем угодить, ну а что же ты сама?» – кричало ее сердце. Для нее ничего не изменилось, кроме качества ее одежды и обуви. Башмаки на деревянной подошве сменили ботинки из телячьей кожи, грубое сукно – шелк, но разве это все, к чему можно стремиться? В смятении она бродила по улицам, стараясь выглядеть целеустремленной и преуспевающей, задерживалась у рыночных рядов, где когда-то довольствовалась работой позади палаток. Ее охватило странное желание сходить в старую мастерскую мистера Абрамса в Олдуорке. Перейдя на другой берег реки, она направилась к хорошо знакомой ей улице. А вот и дом мистера Абрамса!

За окном эркера она увидела серебряных дел мастера, который на виду у всех, стуча своим молоточком, изготавливал необычного вида шкатулки, усыпанные полированной галькой. Они были созданы в непривычном, ни на что не похожем стиле. Она остановилась у двери, чтобы получше их рассмотреть.

– Кто придумал такое? – спросила она, проявляя профессиональный интерес к тонкой работе по металлу.

– Жена делает эскизы, а я выковываю их из серебра и пьютера[16]. Она собирает камни и полирует их.

Мужчина поднялся. Ему было около сорока, льняная блуза была надета поверх его рубахи.

– Чем могу служить?

– Такие привлекательные вещицы получаются, – сказала Грета. – Я когда-то здесь работала…

– Ирен! – позвал он, и из жилых помещений в мастерскую вышла женщина, вытирая руки о передник. – Этой леди понравились твои придумки.

Грета покраснела, у нее не было с собой денег, чтобы что-нибудь купить, но она не могла пройти мимо выставленных красивых предметов.

– Это какой-то новый стиль, не так ли?

– Да, мы пытаемся гармонично сочетать металл и камни. Вы слыхали об Уильяме Моррисе и его Движении искусств и ремесел?

– Я в прошлом году ходила на выставку прерафаэлитов, – улыбнулась Грета. В ее сознании вспыхнул образ Эдмунда Блейка. – Я знала одного студента, увлеченного новыми веяниями, когда работала в Маунт-Верноне.

– Не об Эдмунде ли Блейке идет речь, это его вы знаете? Он делает кое-какие интересные вещи на вересковых пустошах, недалеко от Молтона. Там целая гильдия мастеров, изготавливающих мебель для дома традиционными способами. Они часто заходят к нам, когда бывают здесь. Что мне ему сказать, кто им интересовался?

– Просто Грета, то есть теперь я миссис Слингер, – уточнила она, желая сразу внести ясность. – Мой муж ювелир, торговец жемчугом в Стоунгейте. Но мне нравятся ваши работы.

– Ах, проходите! Меня зовут Ирен Пэттон, а мужа – Норман. Простите за беспорядок…

Ирен торопливо увлекла Грету в заднюю комнату, так хорошо ей знакомую. Теперь она встретила ее яркими красками, на мебель были накинуты покрывала с бахромой, на диване были разложены красивые подушечки.

Сняв передник, Ирен осталась в просторном платье наподобие халата, свободно висящем на ее плечах. Грету поразило то, что она была без корсета, хотя и не беременна. Золотистые волосы женщины были тронуты сединой и, собранные в нетугую косу, струились по спине, в точности как у женщин на картинах с той выставки. На шее у нее висел большой кельтский крест, украшенный похожими на стекло камнями.

От Ирен не ускользнул интерес Греты.

– Вам нравится? Я экспериментирую с кварцем и серебром. Я делаю такие же браслеты.

Стол был завален эскизами и коробками с красками, а также маленькими мешочками с полированными камнями. Грета осмотрелась, тоскуя по ушедшим временам.

– Когда-то здесь была мастерская мистера Абрамса. Я помогала ему по хозяйству, а он учил меня работать с жемчугом. Я тут была очень счастлива.

– Нам с Норманом нравится атмосфера в этой мастерской. Мы так и думали, что здесь веками трудились ювелиры. Если вас что-то заинтересовало, мы принимаем заказы.

– Боюсь, я не смогу ничего купить, за меня выбирает муж. Но я знаю одного человека, которому что-то подобное могло бы понравиться, – ответила Грета.

– Мы арендовали киоск на рынке на несколько недель перед Рождеством, там будет кто-нибудь из наших, попытаемся что-нибудь продать. Вы могли бы туда прийти.

Грета кивнула: вскоре уже надо будет подыскивать подарки к празднику.

– Думаю, моей сестре понравится что-нибудь этакое. Когда заработает ваш киоск?

Ирен вручила ей красивый рукописный рекламный листок с изящно обрезанными краями.

– Прекрасно, это тоже в стиле «искусств и ремесел»?

Ирен рассмеялась:

– Все, что вы видите, создано в этом стиле: шрифты, экслибрисы, изделия из стекла, украшения, одежда. Одна моя подруга шьет такие платья из мягких тканей теплых тонов. В них не жарко, и они не стесняют движений, их приятно носить. Приходите, если сможете, и расскажите о наших изделиях своим друзьям.

Грета обвела комнату взглядом, ей не хотелось отсюда уходить.

– Как приятно снова здесь побывать! Надеюсь, я не очень отвлекла вас от вашей работы. Просто было любопытно, кто теперь занимает этот дом, – она не сдержала вздоха.

– Вы нам ничуть не помешали, приходите к нам еще. Вы словно связали нас с прошлым этой мастерской. Не всем нравятся наши работы. Думаю, многих они смущают. Сами видите, мы не очень-то вписываемся в стандарты Стоунгейта.

Идя домой, взволнованная Грета задавала себе вопросы о паре, которая только что так тепло ее принимала, и не находила на них ответов. Было в них что-то особенное, и дело было не в том, что они так преобразили мастерскую старика Савла. Они оба гордились работами друг друга, и каждый радовался успеху другого.

Часы на Кафедральном соборе пробили три часа дня, и Грета резко остановилась – ее внезапно осенило. Вот оно что! Мастерская Пэттонов была живой, наполненной новыми идеями и любовью, как было, должно быть, в лучшие годы Савла, когда Ада была жива.