— Давайте еще раз попробую, — сказала Джун. — Знаете, на третий раз, бывает, получается.

Сэди только кивнула — а что ей оставалось делать?

Лиза, ее подруга и сослуживица, первая навела ее на мысль подкрасить волосы. Она была из тех, кто не станет молчать, если у вас помада размазалась или колготки поехали. Лиза с удовольствием подсказывала всем, что носить, как обращаться с поклонником — вообще давала советы относительно всего, что было связано с «женской темой». Это и есть женская солидарность, думала Лиза, работая двадцать четыре часа в сутки бесплатным консультантом по женской части. Сейчас, ожидая, когда Джун смешает очередную порцию красителя, Сэди начала сомневаться в компетентности Лизы.

— Прости, конечно, за прямоту, — сказала Лиза в пятницу после работы, когда они сидели в пабе и распивали на двоих бутылку вина, — но что у тебя за волосы, Сэди!

— А что с ними?

— Если честно, то… короче, какие-то они у тебя мышиные, что ли.

Намотав на палец сверкающе-белую прядь, Лиза посмотрела на волосы Сэди так пристально, что Сэди захотелось оказаться в шапке.

Когда на работе выдавалась свободная минутка, Лиза обычно посылала сотрудницам дружеские электронные послания, сообщая, что вычитала из глянцевых журналов, либо вырезала из тех же журналов картинки с кинозвездами. Лиза знала все о наращивании ногтей, о татуировке хной и о тантрическом сексе. Если когда-нибудь она уйдет с секретарской должности в агентстве «Харви и Таннер», то, казалось Сэди, наверняка сможет работать частным косметологом и сексологом.

Но в данном конкретном случае вмешательство Лизы было как нельзя более некстати. Сэди действительно в последнее время перестала за собой следить — пустила все на самотек. Перестала красить ногти, набрала несколько лишних фунтов, а теперь вот узнала, что у нее мышиные волосы.

Год выдался тяжелым: из-за неудачного романа она с головой ушла в работу и забросила домашние дела. Собственно говоря, Сэди могла бы проигнорировать Лизины замечания, но вдруг та обидится? Поэтому она налила себе еще вина и решила не сопротивляться — пусть себе придирается.

Перегнувшись через стол, Лиза схватила прядь волос Сэди, посмотрела на них внимательно, потом отпустила и улыбнулась.

— Я сначала подумала о шиньоне, но это тебе не пойдет. Точно говорю. И перманент тоже не годится. Только высветление. Это единственный выход. Конечно, я не говорю, что все должны быть совершенны, как Джессика Таннер, но мы должны по крайней мере сделать все, что в наших силах. Согласна? Я видела на днях вывеску: «Поющие локоны». Это такая реклама — у них по выходным красят почти бесплатно. Сходи туда. Они все сделают и много денег не возьмут. После высветления ты станешь совсем другим человеком, Сэди. У тебя начнется новая жизнь. Поверь мне.

Внутренне дрогнув от замечания, что «все должны быть совершенны», Сэди поспешила ухватиться за вовремя брошенный спасательный круг, а именно за фразу «начнется новая жизнь». Конечно, решиться нелегко, отчасти потому, что Сэди прекрасно понимала, что сама Лиза очень близка к вышеозначенному совершенству, и добавила «все мы» для того лишь, чтобы не обидеть подругу. И все же у нее есть надежда выплыть, преодолеть грозный девятый вал — и попытаться начать новую жизнь. Может быть, высветление поможет. Если прядки осветлить, может, и на душе станет светлее, и вся она станет светлой и легкой, как перышко. И она поддалась на уговоры Лизы в надежде, что выйдет из парикмахерской другим человеком. Теперь же, глядя на себя в зеркало, она хотела только одного: вернуть все как было в самом начале. Снова стать серой мышкой.

— Ну вот, — произнесла Джун, стоя у нее за спиной и с пугающей беспечностью щедро намазывая голову Сэди по третьему разу. — Прикольно, да? — И широко махнула щеткой. — Мне всегда хотелось быть художницей. Или балериной. Но когда я купила себе балетные тапочки, как начала спотыкаться! Так что я выбросила это из головы. А теперь… — Она посмотрела на ряд баночек, стоящих рядом с ней на тележке. — Какую я брала в последний раз?

Лизу трудно было не любить. Она была говорлива, она была смешлива, она искренне желала всем добра. Но ни за что и никогда, поклялась себе Сэди, она не послушает больше Лизиного совета.


Через три часа Сэди Хокс вошла в свою квартиру, нагруженная пакетами из бакалеи. Волосы ее никак нельзя было назвать бесцветными. Не были они уже и огненно-красными, они стали ненатурального темно-коричневого цвета и при этом исполосованы тонкими тыквенно-оранжевыми прядками. Ученица Джун умудрилась высветлить прядки самым неестественным образом — эффект был такой, словно Сэди вымазали смесью гуталина с кабачковой икрой.

— Отлично! — сказала она, глядя на дело рук своих. — Знаете, вы чем-то жутко похожи на Кэтрин Зету-Джонс. Классно!

Сэди знала, что Джун говорит так, потому что ей надоело, она устала и уже не в силах исправить весь тот ужас, который сотворила. Она-то прекрасно понимала, что вовсе не похожа на Кэтрин Зету-Джонс. А похожа на придурошную.

Эндрю сидел за компьютером в углу гостиной. Едва она вошла, он развернулся в кресле, глянул на нее и расхохотался.

— Нечего смеяться над чужим несчастьем, — проворчала она.

— Зато твоя подруга Лиза небось со смеху покатывалась, когда подбивала тебя на это дело, — ответил он, подходя к ней и забирая пакеты с едой. Потом понес их в кухню, но, дойдя до двери, остановился в дверях, а Сэди покорно направилась к холодильнику.

— Вообще-то Лиза не виновата. Мне попалась ученица. Лиза всего лишь хотела помочь.

— Ну да. Смерть тоже хотела помочь бедным больным старушкам.

— Ты такой заботливый. Умеешь ободрить.

— А ты чего хотела? Чтобы я сказал: «Послушай, сестричка, как тебе удалось подобрать такой удивительный оттенок? Можно, я завтра пойду и тоже так покрашусь?» Что-то не хочется. Готова?

— Готова.

Эндрю нагнулся, достал пакет йогурта и бросил его Сэди — та уже открыла дверцу холодильника. Поймав на лету йогурт, она поставила его на полку и приготовилась ловить следующий предмет — на этот раз упаковку нарезанной ветчины.

— Но давай посмотрим с другой точки зрения. На Хэллоуин такое будет в самый раз. Если ты в таком виде пойдешь по домам, тебя закидают конфетами. — Он неожиданно бросил в нее пакетом молока, а затем подкинул вверх кочан цветной капусты.

— Не зевай, тунец летит.

Сэди сделала выпад, поймала капусту, сунула в холодильник и приготовилась ловить банку тунца. Справившись и с тунцом, она едва успела развернуться, чтобы перехватить на лету банку майонеза.

— А ты не пыталась как-то исправить это дело?

— Когда я оттуда выползла, «Бутс»[1] уже закрылся. — Она упустила летящий огурец, но успела подобрать его и сунуть в нижнее отделение. — И у меня поблизости нет тайника, где хранится краска для волос. Придется ждать до завтра. Как только закончу работу, сразу этим займусь.

— Внимание! Яйца!

Одно за другим Эндрю стал вынимать яйца из упаковки и бросать ими в Сэди.

— Не так быстро! — взмолилась она, но он не слушал, и все случилось так, как всегда случалось, когда они затевали эту игру: одно яйцо пролетело мимо. Каждый раз, когда яйцо разбивалось, угодив в стенку, в холодильник или на пол, Сэди начинала истерически хохотать. Эндрю тоже смеялся, и они вместе принимались уничтожать следы безобразия. Но на этот раз Сэди прислонилась к стенке холодильника и разрыдалась.

— Я сам потом уберу. Сам уберу, — повторял Эндрю, ведя ее под руку в гостиную и усаживая на диван. — Хочешь чего-нибудь? Чаю? Виски? Или бутылку водки? Или какого-нибудь страшного наркотика? У меня, конечно, при себе нет, но я могу сбегать на угол и купить у наркодилера, если, конечно, тот принимает чеки.

— Нет, спасибо, обойдусь.

Все прахом, думала она. Но почему? Потому ли, что она не стала другим человеком, по крайней мере не в той степени, как мечталось? Потому ли, что позволила Джун, этой балерине-неудачнице, проводить над собой эксперименты? Потому ли, что завтра придется идти на работу и выслушивать непременные соболезнования? Нет, все пошло прахом из-за одного звонка по мобильнику.


— Привет, — радостно проворковала Лиза. — Ну как успехи? Красивые «перышки»?

— Не очень.

Идя из парикмахерской к автобусной остановке, Сэди старалась не обращать внимания на удивленные лица прохожих. Она была даже рада, что Лиза позвонила. Пока она говорит по мобильнику, люди будут думать, что она не просто чокнутая, а чокнутая бизнес-леди.

— Уверена, ты выглядишь потрясающе. Не терпится посмотреть. Кстати, наверное, не следовало бы тебе говорить, я правда долго колебалась, говорить тебе или нет, но…

— Что такое? — Сэди насторожилась. Что это Лиза темнит? Может, хочет сказать, что «перышек» недостаточно и что Сэди нуждается в полной переделке личности, для чего нужно сесть на капустную диету, обновить гардероб и записаться на прием к психоаналитику?

— Знаешь, когда ты в прошлый раз ушла из паба, явился Пирс. Он вернулся, Сэди. Я с ним чуть-чуть поговорила. Он получил повышение и снова работает в Сити.

— Ох… — Вот и все, что могла она сказать. Словно нокаут. Пирс вернулся. И не позвонил ей. Даже не подумал позвонить. Сэди шагала не останавливаясь, глядя прямо перед собой на будку автобусной остановки. Если дойти до будки, все будет хорошо. Там есть скамейка. Только бы добраться.

— Хорошо, что ты так спокойно к этому относишься, — вздохнула Лиза. — Он подонок, Сэди. Не стоит он того, чтобы о нем думать. Ты бы видела эту кикимору, что была с ним!..

— Да, наверно, — пробормотала она.

Нужно было как-то заставить Лизу замолчать: новость была слишком ужасна. Если Лиза скажет еще что-нибудь в этом роде, до остановки ей живой не добраться.

— Я иду домой, но мне нужно зайти за продуктами, — сказала она.