Я теряюсь.

В ней.

Я сдаюсь.

Я позволяю иллюзиям обрести осязаемые контуры. Я позволяю себе обмануться. Я позволяю себе немного надежды.

Она изгибается и вьется подо мной. Точь-в-точь змея. Она обдает меня пламенем, ведет прямо в костер, сжигает дотла.

Она льнет ближе, прижимается. Она шепчет что-то. Тоже шепчу в ответ, наугад, сам не разбираю ни единой фразы.

Наши голые тела. Наше сбившееся дыхание. Все сливается. Тесно и неумолимо.

Я бы мог это остановить, проявить благоразумие. Но я не буду. Я впервые голоден. Впервые ощущаю жажду.

Разве остальное важно?

Я овладеваю ею, и создается впечатление, будто владею целым миром. А может, все немного по-другому. Может, это я впервые по-настоящему целый?

Мой член проникает в нее, вбивается глубже и глубже. Примитивная физиология воспринимается будто священный ритуал.

Личное таинство.

Здесь нет места для стыда и сомнения. Здесь нет ни морали, ни нравственности. Здесь я хочу показать ей.

Все.

И ничего.

Она кричит, и я целую ее. Она дрожит. И это волшебно. Она изнемогает, а я ведь только начал. Я не собираюсь выпускать ее из своих объятий.

Если она исчезнет, наступит мой персональный конец света.


***


Люди переоценивают значение межличностных отношений, поэтому вечно находятся в поиске друзей. По духу или вообще — для выхода в свет, на определенные мероприятия, для посещения спортзала или кулинарных курсов. Нельзя просто взять и оказаться в полном одиночестве. Некомфортно.

Люди испытывают потребность в общении. Им необходимо выговориться. Хотя бы частично, время от времени, периодически. Поделиться сокровенным, разделить бремя собственных переживаний.

Я этого никогда не понимал. Наверное, потому что не ощущал никаких переживаний. Прежде.

А сейчас?

Все изменилось. И мне впервые не удавалось найти разумное объяснение.

Обычно я справлялся со своей ролью без проблем, не замечал осложнений. Иногда выходило сыграть лучше. Иногда хуже. Но никто бы не заподозрил подвох.

А теперь четкая схема рухнула, будто карточный домик.

Утро не внесло ясности. Наоборот, усугубило ситуацию.

Я проснулся очень рано и любовался ею. Даже опасался пошевелиться, опасался ненароком разбудить и нарушить картину.

В полумраке комнаты ее светлые волосы казались темными, контрастно выделялись на фоне голого плеча.

Нечто странное зарождалось в груди. Поднималось откуда-то снизу и клубилось у самого горла.

Я бы хотел, чтобы это была изжога. Но нет.

Видимо, именно это люди именуют как «нежность».

Я поднялся и отправился в душ. Постарался смыть с себя остатки непонятных, неведомых чувств. Только напрасно.

Мозг закоротило вокруг одной-единственной, совершенно идиотской мысли.

Повторить. Еще и еще. Опять ощутить ее тепло. Ведь она так близко. Голая, готовая. В моей власти.

Чего бояться?

Если у меня поднималась температура, я принимал аспирин. Если болела голова, помогал анальгин. Но как излечиться от столь необычной привязанности, я не представлял.

Я потерял контроль.

И это только полбеды.

Я не желал возвращать рычаг управления.

Вот где действительно проблема.

Минута тянется за минутой, и ничего не решается.

Я привожу себя в порядок. Исключительно внешне. Я одеваюсь и направляюсь на кухню. Стою у плиты, готовлю спагетти карбонара, завариваю кофе. Сосредоточиться не могу.

Рядом появляется она.

— Привет, — бросает робко.

Ее голос. Ее аромат. Ее взгляд.

Она врывается внутрь.

Хотя…

Кажется, она и не уходила. Всегда здесь. Странный расклад.

Мы говорим, обсуждаем маньяка. Не слишком удачная тема, но ей важно высказаться о происшедшем. Поэтому я терпеливо поддерживаю беседу, изображаю необходимые реакции.

— Почему он не убил меня? Как я смогла его заболтать? — недоумевает она. — Теперь я чувствую себя ненормальной. И… прозвучит бредово. Но он словно что-то заметил во мне. Что-то такое, что не захотел убивать. Ну, сразу не захотел. Потом бы, конечно, с огромным удовольствием порезал на куски.

Любопытно.

— Ты действовала правильно, а он психопат, — отвечаю вслух.

Я пытаюсь успокоить ее.

Но думаю, она права. В ней живет темнота. Очень мощная и притягательная. Скрывается в глубине, рвется на поверхность.

Иначе я бы ничего не почуял.

А я чую.

Отчетливо.

Ее звери жаждут поиграть с моими.

Или же пробую изобрести удобное оправдание?

Только зачем.

Я едва ли склонен к рефлексии. Тонкий расчет, хладнокровное планирование, учет каждой мелочи. Вот что мне ближе.

— Ты молодец, справилась с преступником в одиночку. Ты поймала его. Понимаешь? Ты должна собой гордиться, а не переживать о всяких глупостях.

— Спасибо, но если бы не вы, то неизвестно, как бы все сложилось. Ведь в пистолете не оказалось патронов, вдруг бы этот псих снова взбесился, когда его суицид не удался.

— Предлагаю перейти на «ты», — усмехаюсь.

— Простите… прости.

Она слабо улыбается и заливается краской.

Я считаю, это мило.

Наивно, по-детски.

Интересно, как бы она отреагировала, если бы узнала правду обо мне.

Например, то, что я психопат и практически не способен испытывать эмоции. Или то, что я убил Нику, ее лучшую подругу и мою родную племянницу.

Пожалуй, она бы расстроилась. Слабая улыбка мигом бы схлынула с губ, брови бы рванули вверх, встревоженно взметнулись бы над полными ужаса глазами.

А может, она бы нервно хихикнула, приняла бы сказанное за нелепую, жуткую шутку.

Однажды я признался ей. Прямо. Честно.

Но она не поняла.

Людям свойственно трактовать все услышанное в собственных интересах, искать оправдание, цепляться за мираж.

И все же.

Она ведь другая.

Вдруг поймет? Примет, свыкнется, даже одобрит.

Мой поступок выглядит чудовищно. Зарезать племянницу. Но это скорее акт милосердия. Деяние сродни эвтаназии. Один точный удар. Смерть наступила мгновенно.

Вероника ничего не почувствовала, не успела осознать.

Я не пытал ее. Я же не садист.

Ей было бы гораздо больнее, узнай она о плане Артура. О том, что этот гаденыш нанял киллера для нее.

Я избавил ее от мучений. Я действовал достаточно заботливо. Никто не сумеет упрекнуть меня в отсутствии родственных чувств.

Я предоставил Веронике возможность отступить. С посторонним человеком я бы столько не церемонился.

Жаль, она не оценила. Люди вообще мало что ценят. Поэтому мне их никогда не жалко. Сами загоняют себя в угол.

Нику погубило любопытство, излишняя самоуверенность.

Она нашла флешку в машине Артура. По чистой случайности. Уронила телефон, полезла искать и обнаружила куда больше, чем рассчитывала. Она полагала, там хранятся личные фотографии или любимая музыка, полагала, новая информация поможет сблизиться и наладить более тесный контакт. Она ошиблась.

Этот компромат успел записать на флешку Хара-старший. До того как его семья с ним разобралась.

Вероятно, он разрабатывал путь отступления, только скрыться не успел. Бросил флешку в автомобиле сына, рассчитывал, будто тот способен отомстить.

Смехотворная идея.

Артур даже за себя самого постоять не способен. Если бы флешка попала к нему, он бы обмочился от страха. Мигом бы отправился на ковер к родственникам и во всем сознался. Он бы не сумел распорядиться компроматом правильно.

Эх, чего только там нет. Все темные дела, все схемы. И кое-что на меня. К счастью, до этого Ника не дошла, ухватила край, а до основного не добралась.

Это я спас Артура от колонии. За достойную сумму денег. Я понимал — такой мрази самое место в тюрьме. Но я также понимал, что он никогда не сядет. Его отмажут. Не я, так другой. Ну и зачем терять выгоду?

— Ты помог Артуру! — выпалила Ника пару недель назад. — Говоришь, мне нельзя с ним встречаться. Тогда почему вытащил его из той истории с групповым изнасилованием?

— Что? — я не удивился, но решил уточнить и копнуть глубже.

— Ты весь типа правильный, а тоже с ним заодно.

Несколько наводящих вопросов пролили свет на ситуацию. Но моя племянница уперто отказывалась говорить, куда спрятала флешку. Она показала мне несколько распечаток. Между строк таилась настоящая взрывная волна.

Давнее изнасилование не вызывало беспокойства. Рядовой случай.

А вот обо всем остальном, о том, что вмиг вывело бы на меня сразу несколько преступных группировок, следовало позаботиться немедленно.

Хара-старший предавал свою семью не без моей помощи. Мы тесно сотрудничали по разным вопросам.

Ника желала обменять флешку на обручальное кольцо, а я считал, что моя жизнь стоит дороже. Но племянницу было не вразумить. Она уверовала в судьбу. Представляла, как пойдет под венец, воображала свадебное платье и пышную церемонию. Она мысленно рожала Артуру детей.

Разумные доводы не возымели действия.

Я обыскал квартиру, осмотрел каждую комнату. Пустота.

Мой источник сообщил о киллере, и времени больше не оставалось.

Я пришел к Нике. Она ждала Артура. Я не стал сообщать ей, что он не придет, что заказал ее по телефону, а теперь наверняка напивается или блюет, пытается преодолеть шок.