Сюзан Руа - После грозы

– У меня до сих пор бардак в голове, – шепчу я.

Карл молчит и напряженно вглядывается в даль. Я вымученно улыбаюсь, потом говорю наигранно веселым тоном:

– Но зато теперь у меня будет время со всем разобраться. Бренда поправится, я в этом уверена.

Он не отвечает. Встает, берет мою тарелку и несет ее в кухню, чтобы там положить в мойку. Я вскакиваю.

– Дай мне десять минут! Я приму душ, и мы поедем вместе.

– Ты не обязана…

– Я хочу поехать с тобой! – не уступаю я.

Обмен взглядами кажется бесконечным. Наконец Карл кивает. Я бегу в ванную, встаю под теплый душ, потом быстро одеваюсь. Решено – я напишу это письмо, даже если на это уйдет вся ночь. Да, вспоминать об этом больно, но придется потерпеть. Бренда должна знать правду.

Кажется, ночи не будет конца. Я исписываю листок за листком, пока Карл дремлет в маленьком кресле в другом конце палаты. Бренда спокойно спит. Прислушиваясь к ее дыханию, я подбираю слова, чтобы объяснить, что именно творилось в моей душе после того, как прервалась моя беременность. И беззвучно пла́чу, потому что не хочу никого разбудить.

О наших с Карлом отношениях я рассказывать боюсь, поэтому много пишу о чувстве вины и о своих сомнениях. Может, Алекс не желал этого ребенка, может, он решил, что я не смогу в одиночку о нем позаботиться или просто не заслуживаю его? И вполне вероятно, он был прав.

Я стараюсь пояснить, почему в больнице отказывалась с кем-либо видеться: боль утраты была слишком острой, и я не хотела делиться ею. Мысль о том, что придется смотреть Бренде и Карлу в глаза, приводила меня в ужас. Я не смогла сохранить малышку, убила их последнюю надежду на то, что частичка Алекса будет жить. Сама я до сих пор живу с ощущением, будто это – моя вина. Наверное, было бы лучше, если бы я умерла вместо ребенка. У нашей дочки была бы семья, большая и дружная. И я уверена, что Бренда позаботилась бы о внучке. Причем, возможно, даже лучше, чем я. Ну почему я не смогла умереть вместо ребенка?

Я часто всхлипываю и вытираю глаза каждый раз, когда слезы капают на бумагу. Дыхание Бренды учащается, и я настороженно прислушиваюсь. Но это всего лишь потому, что она просыпается… В палате темно, и свет единственной настольной лампы направлен на мой блокнот. Бренда медленно поворачивает голову, смотрит на меня, улыбается, потом шепчет:

– Ты до сих пор тут?

– И никуда не уйду.

– А почему плачешь?

– Просто так.

Ее взгляд останавливается на блокноте, который я держу в руках.

– Ты пишешь мне письмо?

– Да, но до конца еще очень далеко. Оказывается, я так много хочу вам сказать…

– Много приятного, надеюсь?

Я не знаю, что на это ответить, поэтому пожимаю плечами и упираюсь взглядом в исписанную страницу. Приятные моменты я тоже упоминаю, но как быть со всем остальным? Я не уверена, что Бренде в ее состоянии сто́ит это читать…

– Я отдам вам письмо, когда вы вернетесь из больницы домой, о’кей?

Она улыбается, кивает и тянется, чтобы меня погладить.

– Ты надолго приехала?

Я придвигаю стул поближе к кровати, беру Бренду за руку.

– Я буду с вами, пока нужна вам.

– А вдруг это надолго? – спрашивает она и еле слышно смеется.

Приходится погрозить ей пальцем.

– Только не притворяться!

– Договорились! Обещаю, что притворяться больной я не стану.

Взгляд Бренды падает на спящего сына, и она тяжело вздыхает.

– Карл очень горевал, когда ты потеряла малыша. Он рассказывал тебе об этом?

– Нет, мы почти не говорили. Сейчас для всех нас главное – чтобы вы поправились, Бренда.

Она переводит взгляд на меня и шепчет:

– Шарлотта, а ты? Тебе стало легче?

– Да, я почти в порядке. Я долго не могла прийти в себя, но… Я как будто снова похоронила Алекса. И мне пришлось многое изменить в своей жизни.

– Я была бы рада поддержать тебя во всем! Почему ты отвергла нашу помощь?

– Простите! Просто… мне было слишком плохо.

Поглаживая пальцы Бренды и запинаясь от волнения, я говорю:

– Жан сказал, это вы наняли для меня медсестру. И… я привезла с собой все чеки. Я хочу вернуть то, что задолжала.

– Нам не нужны эти деньги, Шарлотта!

– Они предназначались ребенку, а не мне. Я не могу оставить их себе, Бренда. Это было бы неправильно. Вы знаете, что я продала квартиру? И отдала Жану свою часть в «Motorama». Думаю, Алекс согласился бы со мной. Я все равно понятия не имею, что мне со всем этим делать. Я не разбираюсь ни в бизнесе, ни в мотоциклах…

Бренда слушает не перебивая, но по выражению ее лица я понимаю, что это для нее – новость. Решение насчет магазина я приняла недавно, и Жан, наверное, просто не успел им об этом рассказать.

– Бренда, я уверена, мне станет намного легче, если я возмещу ваши расходы. Но пока не знаю, как и когда… Я еще не нашла работу, но… чувствую, что должна это сделать!

– Шарлотта, не надо!

Я вижу, как глаза Бренды наполняются слезами. Я наклоняюсь и ободряюще ей улыбаюсь.

– Это нужно в первую очередь мне самой! У меня есть все необходимое. Я поживу пока у Жана, найду работу. Думаю, Алекс одобрил бы мое решение…

– Нет! Шарлотта, Алекс хотел бы, чтобы ты была счастлива!

Улыбка застывает у меня на губах, и я не могу сдержать слезы. Нет, Алекс не желал мне счастья! Конечно, нет! Он знает, как я с ним обошлась, и забрал у меня ребенка!

Я начинаю твердить, что мне не нужны эти деньги, что это ничего не изменит в наших с ней отношениях и она должна их принять, потому что в противном случае я не смогу жить спокойно.

– Мама, не надо! Я сам все улажу.

Я вздрагиваю, когда раздается голос Карла. Смотрю на него, а он заявляет безапелляционным тоном:

– Деньги Алекса останутся у тебя, Шарлотта. А чеки можешь порвать. Ты все равно не предъявляла их к оплате.

Я молча вытираю слезы. Ну как они не понимают, что я не могу взять эти деньги себе? Алекс наверняка до сих пор на меня злится! Я мотаю головой, но Карл успевает высказаться прежде, чем я открываю рот:

– Поговорим об этом позже. Ты расстраиваешь маму.

Я снова смотрю на Бренду, изображаю на лице улыбку и говорю:

– Да, конечно. Это может подождать.

Я целую ее руку и прижимаюсь к ней щекой, пока Бренда наконец не успокаивается. И все время твержу, что все это не важно, и она соглашается, кивает.

Карл прав. Мы с ним поговорим об этом позже, наедине. Он наверняка поймет, почему я так хочу избавиться от этих денег. А пока единственное, что имеет значение, – это здоровье Бренды, чтобы она поскорее выбралась из этой проклятой больницы!

Две недели врачи проводят различные тесты, оценивая состояние здоровья Бренды. Мы с Мартой и Карлом все это время живем по расписанию. Карл отвозит меня в больницу утром, целует мать и едет на работу. После обеда приходит Марта и мы ухаживаем за Брендой вместе. Карл сменяет нас вечером, но часто остается и на ночь.

Он продумал все до мелочей, чтобы я чувствовала себя независимой: нанял водителя, который возит меня в больницу и обратно; оставляет на столе деньги, чтобы я могла делать покупки. И даже если собирается остаться у матери на ночь, к девяти вечера обязательно заезжает домой и мы вместе ужинаем.

Однажды вечером Карл возвращается раньше обычного, и глаза у него заплаканные.

– Возникли проблемы? – взволнованно спрашиваю я.

– У мамы… не очень хорошие показатели.

Значит, доктор сказал ему то же, что и мне: что после инсульта здоровье пациентов ее возраста редко восстанавливается полностью. Левая сторона тела Бренды частично парализована, и вполне вероятно, что ее подвижность так и останется ограниченной.

– Маме придется пройти реабилитацию, – продолжает Карл. – И доктор советует поместить ее в хороший специализированный медицинский центр…

– Что? Никаких центров!

– Хотя бы на время, пока она не научится ходить…

Как ни старается Карл держать удар, взгляд выдает его сомнения. Я бью кулаком по столу – настолько это предложение меня шокирует.

– Мы не повезем Бренду ни в какой центр!

Карл обводит комнату растерянным взглядом, потом повторяет слова врача: возможно, Бренда никогда не сможет жить одна, а ее дом совершенно неприспособлен для человека с ограниченными возможностями. И что в первое время его матери придется передвигаться на инвалидной коляске, а возможно, Бренда будет прикована к ней до последнего дня…

Я снова стучу кулаком – чтобы Карл замолчал, а еще потому, что хочу привлечь его внимание.

– Ты закончил свои пессимистические рассуждения? Карл, твоя мать жива! Да, ей придется немного изменить образ жизни, но и только! И ее здоровье обязательно восстановится. Я слышать не хочу ни о каком спецзаведении! Мы сами о ней позаботимся!

– Шарлотта, у моей матери даже спальня на втором этаже!

– И это, по-твоему, серьезная проблема? Перенесем спальню на первый этаж, и все!

– Ты не понимаешь! – перебивает меня Карл. – Я не знаю, сколько времени это займет! Несколько месяцев? Год?

Он говорит так, словно наступил конец света!

– Даже если год или больше, – сердито отвечаю я. – Дома твоя мать будет чувствовать себя намного лучше. Ей уже не терпится увидеть сад, и она мечтает о том, как будет готовить свой любимый овощной суп!

Карл тяжело вздыхает и произносит с дрожью в голосе:

– Но я же не могу… все время быть рядом с ней! И ты тоже. А Марта – она рано или поздно уедет домой.

Он закрывает лицо руками и плачет. Я подхожу и обнимаю его, но от этого Карл еще больше падает духом. Он хватает меня за руку и шепчет, что не знает, что ему делать, приходится думать о многом…

– Карл, ты просто очень устал. За все это время ты ни одной ночи не спал как следует. Бренда поправится, вот увидишь! С ней все будет хорошо. Я о ней позабочусь.

– Но что, если она больше никогда не сможет ходить?