Маргарита Южина - Портрет супруги слесаря

– Да какая там ссора… – махнула рукой свекровь. – Я и не собиралась ссориться, а со мной чего-то все разругались. Ну прямо как сговорились! И что за жизнь такая пошла?

Маша, конечно же, ничего не могла понять, пришлось ей рассказывать все с самого начала. И как Мефодий написал портрет Валентины, и как Павлина обманным путем бегала позировать, чтобы себя увековечить, и как Валентина украсила ее рогами и копытами, и как потом портрет разорвался.

– Ой, ну как некрасиво получилось, – качала головой Маша. – Вот уж не представляю, как это вы картину тянули! Это ж какое шоу для покупателей. Мне за вас прямо стыдно.

– Мне тоже за меня стыдно, да еще как! – закивала Валентина. – И ведь как с ума сошла! Главное, ни стыда ни совести! На старуху налетела, портрет давай отбирать! И куда совесть у людей девается, ты не знаешь?

– А вы сейчас про кого говорили? – очень серьезно спросила Маша. – Я, например, вас имела в виду.

– Так и я тоже себя! – кивнула Валентина. – Только уж больше сил нет такой стыд терпеть. Да еще и Мефодий – взял, вещи побросал в машину и сбежал. Маша, чего делать-то?

Она выглядела настолько несчастной, что злиться на нее просто не было сил. Можно было вспомнить, как Валентина унижала Мефодия Сидоровича, как помыкала им, как… Да разве сейчас это важно? Свекровь уже и без того все поняла и вон как мучается…

– Ладно, не переживайте, – успокоила она Валентину. – Я поговорю с Володей, пусть за отцом съездит. Не дело это в вашем возрасте поодиночке жить. Вернем.

– Ой, Машенька, да поодиночке в любом возрасте жить не рекомендуется. Вдвоем надо. Уж верните.

И снова одинокий день, одинокий вечер и ночь, полная раздумий. Нет, теперь бы Валентина всю свою жизнь по-другому прожила. Вот многие говорят, что ничего в своей жизни менять не стали бы. А Валентина бы поменяла. Отношение к мужу – в самую первую очередь. И ведь сколько лет она губила его талант! Он же даже не решался ей сказать, что всегда мечтал работать кистью, а не разводным ключом и вантузом. Она бы теперь… каждый стих бы наизусть выучила! Носки бы вязать научилась, чтобы у Мефодия ноги не мерзли. Кормила бы его только овсяной кашей, чтобы у него никогда язвы не было! Водку бы сама пробовала, чтобы кто-нибудь не вздумал отравить! Господи, да чего бы она только не сделала для своего любимого супруга!

И все же сегодня было уже полегче. Она поверила, что сын с Машей обязательно что-нибудь придумают. И уже утром… в крайнем случае вечером Мефодий будет дома.

– Спи, Боника, завтра твой Люк приедет, – ворочалась она в постели. – Завтра еще столько дел нужно успеть. И на работу сходить, чтобы девчонки ничего раньше времени не заподозрили, и дома все прибрать, и ужин сготовить, и Люку наварить… Еще же кадры выбрать нужно. Нет, надо скорее спать.

Маше в эту ночь тоже не спалось. Понятное дело, она не давала спать и мужу.

– Володя, ты только подумай, – горячо шептала она в плечо сонного мужа. – Ведь у них не просто ссора! Мефодий Сидорович собрал вещи и переехал на дачу. А Валентина Адамовна, конечно, переживает, но у нее в комнате стоят живые цветы, огромный букет! А вот откуда они? Ты меня спроси! А я тебе отвечу – ей их подарил мужчина! Бывший кавалер, между прочим.

– Какие цветы? – разлепил веки Володя.

– Хризантемы! Белые! – яростно рассказывала последние новости Маша. – От мужчины! У твоей мамы. А отец уехал. Раньше Валентина Адамовна всех бывших ухажеров с лестницы спускала, а сейчас уже не спускает.

– И чего надо делать? – моргал Володя.

– Надо срочно ехать и возвращать Мефодия Сидоровича. А то не нравится мне это все. Сначала мужики только цветы в комнату приносят, потом свои вещи потихоньку перетаскивать начнут, а потом и сами переберутся!

– А их сколько? – ничего не понимал Володя.

– Кого? – вытаращилась Маша.

– Ну ты сказала – мужики. Их сколько там накопилось?

– Не имеет значения, – махнула рукой Машенька. – Пока один, а если ты ничего не предпримешь… Ой, Володя, даже страшно подумать, что будет с твоими родителями! Их количество может начать расти в геометрической прогрессии.

Володя тяжко вздохнул, пообещал завтра же решить этот животрепещущий вопрос и захрапел.

Маша тоже успокоенно стала устраиваться на своей подушке. Все, что могла, она уже сделала – она разбудила Володю, а теперь он горы свернет ради своих папы и мамы.

Но теперь не мог уснуть Владимир. Как он ни жмурил глаза, как ни старался дышать спокойно, размеренно и даже всхрапывать, сна не было.

Это что же такое с отцом случилось? Ведь как подменили мужика! Прямо невозможно узнать. Что случилось? А то и случилось. Слишком долго он жил в кулаке у маменьки, даже привык там. Да вот, видно, что-то произошло… ну да, этот Коноплев приехал… И стал папенька нервничать, ворочаться. А у мамы не больно повертишься. Вот и прорвало мужика. Сначала ушел с дня рождения, потом не знал, как вернуться, да тут еще ему эта газетная вырезка на глаза попалась с гадалкой, будь она неладна! А бабенка, видимо, не столько гадала, сколько себе сожителя выискивала. А тут – пожалуйста! Сам пришел! Понятно дело, стала тетенька отца ублажать да ласковыми словами привечать. Кто же устоит? Не устоял, к тому же самооценка немножко выросла. А потом уж, как гром среди ясного неба, все эти художества. Тут уж сама маменька постаралась – раззвонила всем, что у нее под боком спящий гений обнаружился. И ведь всех убедила! А в первую очередь самого этого гения. Вот он и пробудился. Неизвестно, как у него с работой там. Володя ничего в живописи не смыслит, но удача Мефодию Сидоровичу улыбнулась, это факт. И он вылетел из гнезда… М-да… Придется отца возвращать… Интересно, насколько он болен этой собственной «гениальностью»?

Валентина сегодня вышла на работу. Конечно, хотелось сидеть дома и ждать Мефодия, но она понимала, что тогда просто изведет себя ожиданием – будет постоянно прыгать к окну и смотреть, не подъехала ли машина. А здесь она хоть с покупателями отвлечется. К тому же сегодня Коноплев обещал принести отснятый материал. Так что на рынок выйти было просто необходимо.

Коноплев появился к обеду. Тихонько подкрался сзади и ткнул Валентину в бок.

– Ой-ой! – заверещала Валентина на весь рынок и подскочила на своем стуле. Но обернувшись и заметив бывшего кавалера, замахнулась на него увесистой ручищей. – Да чтоб тебя, окаянный! Чуть ведь всю не проткнул пальцем-то! Игрушечки ему все!

Коноплев улыбался во весь рот и таинственно подмигивал обоими глазами.

– Чего это тебя всего перекосило? – не поняла Валентина.

– Валя же! – возмущенно вытаращился Коноплев. – Пойдем в сторонку, я тебе кадры покажу! Надо же, чтобы никто не видел! Сама же говорила!

– Сейчас, погоди… Только девчонок попрошу за товаром приглядеть.

Валентина осторожно подошла к Михалне – она еще окончательно со своими подружками не примирилась и не знала, как Михална отнесется к ее просьбе.

– Михална, ты это… – отводя глаза, попросила Валентина. – Ты присмотри за баночками, а я на две минутки отлучусь вон с тем типом… Кстати, такой хороший мущщина!

– Еще бы, – фыркнула Михална. – Когда это мужики плохими бывали! Зачем с плохим по углам бегать? Ясно дело – хороший.

Валентина сначала ринулась было бежать, но вдруг до нее дошло, отчего это Михална так фыркала.

– Да ты что, Михална?! – испуганно вытаращилась она на подругу. – Ты что подумала-то, бесстыдница?! Ты что же думаешь, что я… Да я ж для тебя стараюсь! Я ж тут… Я тут только и делаю, что тебя ему показываю! Познакомить вас собираюсь! Вот и говорю – мужик хороший. Ему только крепкий кулак нужен. Да и красть он уже не умеет! Не посадят, значит. Да на работу вот его еще устрою, и золотой жених!

– Ага, как раз для меня золотого и держишь, – недоверчиво поджала губки Михална.

– А мне зачем? У меня… – Тут Валентина запнулась, но потом еще более решительно продолжила: – У меня свой есть! Мефодий! Еще получше этого, ясно тебе?! А если не хочешь с банками сидеть, тогда так и скажи!

Она повернулась и торопливо ушла за газетный киоск, который был здесь же. Коноплев торопливо потрусил за ней.

Володя же с утра удрал с работы и теперь сидел на родной даче с отцом за столом.

– Это ты зря, пап, – рассуждал он, цепляя на вилку макаронину с уже застывшей тушенкой. – Не по-мужски это.

Мефодий Сидорович себе налил рюмочку, неторопливо оприходовал ее, вытер рот рукавом и только потом важно ответил:

– А я так решил, сын. Вот ты подумай, – рассуждал он, задрав голову к потолку. – Я ж теперь тебе не какой-нибудь там слесарь, у меня ж теперь статус! Художник! Ты мне ответь – много ты в нашем городе знаешь художников? По пальцам пересчитать? Да можешь и не стараться, даже и пальцев не хватит… Я в смысле, что нету их, художников! А вот теперь ответь – если я уже совсем другой человек, так почему ж я должен жить с женщиной все той же? Мне ж тоже нужно…

– Стоп, батя, – прервал его пылкую речь сын. – А кто тебе сказал, что ты живешь все с той же женщиной? Ты раньше жил с кем?

– С Валентиной, – вытаращился отец.

– Ну это понятно. Только Валентина была кем? Обычной рыночной торговкой… в хорошем смысле слова. Так? А теперь она кто?

Отец какое-то время недоуменно моргал, потом рискнул предположить:

– Неужели директором магазина устроилась?

– Нет, батя, – хмыкнул Володя. – Теперь она твой директор, понял?

Мефодий весело рассмеялся:

– Ну! Из нее директор, как из меня…

– …художник, – подсказал сын. – Ты, пап, конечно, рисуешь неплохо. Только вот я сегодня в наше художественное училище заглянул – мимо ехал, так вот я тебе скажу – там художники! Молодые ребята, а такое выдают! У них там выставка картин есть, студенты работы выставляют, так ты не поверишь – я не хотел, торопился, но оторваться не мог!

– Ну так… тебя ж всегда к красоте-то тянуло… отцовские гены… – немного сник Мефодий Сидорович.