Тиффани Райз - Порочный праздник

– Семнадцать? Это так много.

– С каких пор семнадцать – это много? А что тогда о нас с тобой говорить?

– Семнадцать – это много, когда это возраст ребенка твоего парня. Если у него подросток, он может больше не хотеть детей.

– Почему меня это должно волновать?

– Тебе не стоит встречаться с тем, кто не хочет детей.

– У него есть дочь. Очевидно, он хочет детей, в противном случае, он бы позволил своей бывшей жене воспитывать их дочь. Но он этого не сделал. У него полная опека над Рути, и он позволяет Рути гостить у матери в любое время. Потому что он отличный папа.

– Кловер, милая, ты меня не понимаешь. Я уверена, что он чудесный отец для этой девочки. Но если у него подросток, он может не захотеть больше детей. Может быть, он не самый лучший выбор для отца твоих детей.

– Хорошо. Рути просто супер. Если бы она была моей падчерицей, я была бы рада. Хотя мы опережаем события. Он еще не сделал мне предложение. Я еще не была у него дома.

– Ты же не имеешь это в виду.

– Именно это я и имею в виду. Он приходит ко мне домой.

– Нет, я имею в виду, ты же не хочешь сказать, что ты будешь счастлива быть просто мачехой.

– Вполне уверена, что это я и имела в виду. Ты не знаешь Рути. Она потрясающий ребенок. И под ребенком я имею в виду главного исполнительного директора, застрявшего в теле подростка. Она могла бы работать вместо меня, если бы я решила отойти от дел.

– Кажется, она чудесная. Замечательно. И мы взволнованы, что ты с кем-то встречаешься, но…

– Почему?

– Что?

– Почему вы взволнованы, что я с кем-то встречаюсь? Это не тот случай, когда вам стоит волноваться. Вот то, что я волнуюсь, это логично. Вполне нормально для незамужней тридцатилетней взрослой женщины ходить на свидания.

– Мы волнуемся, потому что хотим, чтобы ты была…

– Счастлива. Да. Вы хотите, чтобы я была счастлива.

И, да, она была счастлива прямо сейчас. Счастлива! Счастлива! Счастлива! Так счастлива, что могла закричать.

– Твое счастье важно для нас с папой. Но счастье – это больше, чем просто радоваться. Тебе необходимо подумать о будущем. Тебе стоит подумать о том, хочет ли детей мужчина, с которым ты встречаешься.

– У мужчины, с которым я встречаюсь, уже есть ребенок. Он хотел детей. У него появился один.

– Его ребенок. Не твой. Кловер, я мать и понимаю вещи, которых не понимаешь ты. Ты никогда не полюбишь никого так, как своих детей. Тебе нужно думать о таких вещах, когда выбираешь спутника жизни. Ты не можешь просто встречаться с тем, кто тебе нравится.

– Спутника жизни? Ты что, пропустила ту часть разговора, где я сказала, что никогда не была у Эрика дома? Мы не находимся в стадии «спутник жизни».

– Должно быть, он не так серьезно к тебе относится, если еще не пригласил к себе.

– А, может быть, он серьезно ко мне относится, но мой дом ему нравится больше.

– Так он часто к тебе приходит?

– Мам, мне пора. Эрик звонит. Мы решаем вопросы по поводу ужина.

– А я не слышала, чтобы твой телефон звонил.

– А я слышала, – сказала Кловер. – Надо идти. Люблю тебя, мама.

– Кловер, мы не закончили разговор. Перезвони мне сразу же, как поговоришь с ним.

– Мне нужно готовиться к ужину. Увидимся в четверг.

– Кловер…

– В четверг, мама.

– Кловер Грин…

– Да, именно так меня и зовут. Пока!

Кловер повесила трубку раньше матери. Она никогда так не поступала. Она никогда не бросала трубку при разговоре с матерью. И если бы от этого стало легче, но это было не так. Честно говоря, она чувствовала себя отвратительно. Взволнованы? Тем, что она с кем-то встречается? Это имело бы смысл, если бы она попала в аварию, и врачи сказали бы, что она не выживет, но вот проходит шесть месяцев, и она снова ходит, разговаривает и встречается с парнями. Вот это было бы достижение. Вот тогда была бы причина испытывать волнение. И все это про Эрика и детей? Когда ее мама сошла с ума, говоря, что ее дочь не должна встречаться с мужчиной, у которого есть дочь-подросток.

Ее мама ничего не знала об Эрике. Эрик мог хотеть ноль детей или двадцать детей, но ее мама не узнала бы об этом. Даже Кловер не знала, хочет ли Эрик еще детей. Кловер не знала, и Кловер это не беспокоило. Все, что ее беспокоило, так это как пережить праздники и не сойти с ума. И если именно так ее семья собиралась себя вести, то, наверное, ей лучше сразу лечь в больницу и пролежать там до второго января.

Она положила голову на стол и заставила себя дышать. Ей нужно было дышать. Если она не будет дышать, то заплачет, а плакать ей не хотелось. Когда ее семья вот так себя вела, она начинала плакать и не могла остановиться целый час. Вдох… выдох… Вдох… Выдох… Эрик чудесный… Вдох. Она нравится Эрику, и он ее уважает… Выдох. Ее бизнес успешен и ей есть, чем гордиться… Вдох. Ей не нужно одобрение семьи, чтобы радоваться своей жизни… Выдох.

Кловер услышала звук, тихий стук по стеклу. Она подняла глаза и увидела Эрика на веранде. Он стучал в заднюю дверь. Когда она открыла дверь, то не впустила его. Она просто шагнула в его объятья.

– Стой, детка. Что случилось? – спросил он, прижимая ее к себе и обнимая.

– Я позвонила маме. Зачем я это сделала?

– Временное помешательство? – поинтересовался мужчина, и она рассмеялась.

– Точно оно.

– Что она сказала? Расскажи мне, и я смогу сказать, как она неправа.

– Погоди. Мне просто… Мне нужно это. – Стоять вот так, вцепившись в Эрика, как в спасательный жилет, под мелким дождем, было странно, но она все равно это делала, потому что, если тебе нужен спасательный жилет, ты в него вцепишься. Неважно, насколько глупо ты выглядишь.

Эрик взял ее за плечи. Он погладил ей спину, помассировал шею и поцеловал в макушку.

– Расскажи мне об этом, – попросил он нежно. – Выкладывай.

– Это как… – Кловер сделала паузу и попыталась понять, как все объяснить. – Это напоминает мне то, что произошло после моей операции. У меня было немного лишнего веса, но этого было достаточно, чтобы не влезть в свои любимые вещи. Чем старше я становилась, тем сложнее мне было с грудью. Я не могла бегать, не могла ходить пешком на длинные расстояния. Тогда я решилась на операцию и смогла, наконец, заниматься спортом. С момента операции в июле и декабре, когда я снова увидела родителей, я потеряла двадцать фунтов. Я снова могла носить платья. Это все. Не такая большая перемена, верно?

– Нет.

– Но, когда моя семья увидела меня, они словно с ума сошли. Они все время говорили мне о том, как здорово я выгляжу. Комплименты, да? Я имею в виду, что нормальный человек воспринимает комплименты, как комплименты. Но это не было похоже на комплимент. Было похоже на оскорбление. Я, что, была настолько отвратительна до похудения, если они столько шума из этого сделали? А, знаешь, я себя считала хорошенькой до похудения. – Она посмотрела на Эрика. – И сейчас это снова происходит. Они ведут себя так, словно встречаться с кем-то – чудо для меня. Они взволнованы. Я не выиграла в лотерею. Я не вышла из комы. Я просто встречаюсь с кем-то, а они взволнованы. Моя мама говорит, что взволнована. Моя сестра сходит с ума. Даже мой брат и его жена написали мне смс, желая знать подробности о тебе. Говорят, все взволнованы. А мне тоже быть взволнованной, если и они взволнованы? Я самая ужасная дочь?

– Нет.

– А тогда кто я?

– Ну… тебе, скорее всего, не понравится это, но у меня есть теория о твоей семье.

– Я хочу услышать твою теорию. Колись.

– Пользуясь техническим терминами, они соцветие придурков.

Кловер широко распахнула глаза. Она отступила от него.

– Что?

– Твоя семья похожа на придурков. Без оскорблений. У меня такие в семье тоже есть. Рути более чем один раз обвинила меня в том, что я один из них.

– Моя мама любит меня, Эрик. Она хочет лучшего. И она не знает, как это выразить, чтобы не заставлять чувствовать меня…

– Как? Как твоя мама заставляет тебя чувствовать себя?

– Она заставляет меня чувствовать себя ужасно.

– И твой папа?

– Немного.

– А твои брат и сестра?

– Они не так плохи. Но иногда заставляют меня чувствовать себя дерьмово.

– Только иногда? А знаешь, как называют того, кто заставляет тебя плохо себя чувствовать? Такого человека зовут придурком. Скажи это. Тебе станет легче.

– Я не собираюсь называть свою семью придурками. Они меня любят.

Эрик обнял ее за талию и направил к столу. Он вытащил стул, и она села. Он сел на стул напротив.

– Твоя семья действительно тебя любит. И я уверен, что они не полные придурки. Они просто не понимают, что огорчают тебя. Но это не оправдание. Они не должны тебя огорчать. Они должны делать все, что делают нормальные семьи, и игнорировать тебя и твою личную жизнь, пока ты не наломаешь дров, и им не придется вытаскивать тебя из тюрьмы. Я говорю по собственному опыту.

– Моя семья не игнорирует меня. Хотелось бы. Я бы убила ради этой возможности.

– Мы сделаем все проще.

– Как?

– Мы собираемся уехать на два дня. Если хочешь. Я тебя не заставляю. Рути говорит, мужчины не должны быть диктаторами. Я не диктую, просто предлагаю. Я предлагаю нам уехать на два дня.

– Куда?

– Мы собираемся уехать… на пять миль отсюда.

– Я думаю, там есть телефоны. Это не открытый космос. Если, конечно, мы не полетим на пять миль вверх.