Но есть закон, который никто не отменял. За мужеложство могут и повесить. И даже если графу удастся избежать уголовного преследования, скандал разрушит и его, и его семью.

Вейн покачал головой. Должно быть, граф сошел с ума, если стал в письме описывать свои чувства к другому мужчине. Но кто прислушивается к доводам рассудка, когда речь идет о любви?

Бринсли поставил графа в безвыходное положение. Вейн искренне сочувствовал человеку, который на протяжении десяти лет жил под дамокловым мечом. Но он не мог забыть о том, что ради своего спасения граф принес в жертву собственную дочь. Строи отказался лгать ради того, чтобы обеспечить дочери алиби. Что это было: принципиальность? Или страх разоблачения?

Догадывалась ли Сара о действительном положении вещей? Вейн был почти уверен в том, что она ничего не знает.

Вейн убрал письмо в карман, достал документ, который имел прямое отношение к Рокфорту — письмо о мошенничестве, которое тот задумал, но так и не осуществил, письмо, которое не представляло для Вейна ровно никакого интереса, — сложил его и запечатал. Затем он приказал лакею отвезти письмо Рокфорту и передать с наилучшими пожеланиями.

Тайна смерти Коула отчасти приоткрылась.

Но Вейн так и не нашел банковский чек.

Каждое утро Сара отправлялась на прогулку в парк. Она просыпалась рано и приходила в парк намного раньше, чем туда стекался бомонд. И тем не менее Сара всегда носила шляпу с густой вуалью на случай, если какая-нибудь ранняя пташка из ее знакомых случайно залетит туда в неурочный час.

В это время в парке в основном гуляли няни с детьми. Няни и гувернантки помогали малышам кормить уток или запускать воздушных змеев, отчитывали тех, кто отваживался подбегать слишком близко в воде или играть в грязи.

Сара, сидя на скамейке, смотрела на них, и сердце наполнялось болью. Она так сильно хотела ребенка, что порой не знала, как с собой справиться. Она чувствовала ноющую пустоту внутри, страдания были не только душевными, но и физическими. Сара невольно спрашивала себя, чувствуют ли все бездетные женщины то, что чувствовала она. Страдают ли они так же, как страдала она?

Маленькая девочка в пелеринке вишневого цвета поверх платьица с пышными оборками на нетвердых ножках шагала по траве, протягивая руки няне, и визжала от восторга. Сара тоже засмеялась, но резко осеклась, заметив, что и девочка, и ее няня смотрят на нее в недоумении.

Покраснев от стыда, Сара опустила голову и поспешила уйти.

Она шла домой, и глаза жгли невыплаканные слезы. Давно бы пора успокоиться. К чему рыдать над тем, что все равно, нельзя ни изменить, ни исправить? Кажется, уже много лет назад она смирилась со своей судьбой. Но сейчас, думая о том, как сильно хочется подарить Вейну ребенка, Сара чувствовала, как сжимается грудь, мешая дышать. Она прикусила губу, пытаясь остановить подступающие слезы, и ускорила шаг.

Придя домой, она торопливо сняла шляпу и перчатки и поспешила наверх, уже почти ничего не видя сквозь пелену застивших глаза слез. Скорее в спальню, туда, где ей никто не помешает выплакаться. Опустившись в кресло у окна, она дала наконец волю слезам.

Скрипнула дверь, и Сара вскинула голову. Вейн вышел из своей уборной — живое воплощение мужской красоты. Сара в растерянности обвела взглядом комнату и поняла, что перепутала спальни. Вместо своей спальни она забежала в спальню мужа.

— Сара? В чем дело? — Он шагнул к ней, протянув руку.

Сара вскочила, торопливо утирая слезы.

— О! Прошу прощения. Я не хотела сюда приходить.

Он ничего не сказал, лишь молча обнял ее. Вначале от неловкости она не знала, куда себя деть. Но он вел себя так, словно и не замечал того, что у нее распухло лицо и покраснел нос. Он поглаживал ее по спине, успокаивая, утешая, и отчего-то она едва не начала рыдать вновь.

Вейн бормотал ласковые слова утешения, и вскоре напряжение начало покидать ее. Сара обхватила его руками, уткнувшись ему в грудь. Размеренный стук его сердца успокаивал. И вскоре тяжесть, что, казалось, грозила раздавить ее легкие, куда-то исчезла.

— Я испорчу твой красивый сюртук. — Она шмыгнула носом и, чуть отстранившись, провела кончиками пальцев по влажным лацканам его сюртука.

— Это старье? — пророкотал он. — Мне он все равно никогда не нравился.

С тихим смехом она позволила ему прижать себя к груди. Он не держал ее вот так с той первой ужасной ночи. Она не помнила, чтобы кто-то еще обнимал ее с такой нежностью.

Через несколько драгоценных мгновений он чуть отстранился.

— Так в чем дело?

Она подняла голову.

— Я хочу ребенка, Вейн. Так сильно, что… — Сара замолчала, увидев, что он слегка поморщился, словно от боли. Конечно, она была не одинока в этом желании. Конечно, он тоже испытывал острую боль из-за их бездетности.

Стыдясь того, что дала волю своим эмоциям, Сара покачала головой и вытерла слезы.

— Прости меня. Расклеилась от жалости к себе. Обычно со мной такого не случается. Я давно уже с этим смирилась. — Сара смотрела в его лицо. — Ты хотел бы…

— Конечно, хотел бы. Но если этому не дано случиться, я смирюсь.

— Это несправедливо по отношению к тебе.

Он прикоснулся к ее щеке.

— Ты дала мне право выбора, помнишь? И я сделал свой выбор. И я бы сделал этот выбор вновь, тысячу раз.

Он поднес ее ладони к губам, одну за другой. Вместо того чтобы съежиться при мысли о том, что он притрагивается к ее безобразным шрамам, сердце наполнилось нежностью. Казалось, оно заполнило собой все пространство ее груди. Он принимал Сару такой, какой она была. С ее бесплодием, с ее шрамами, со всем, чем она была.


* * *


Вейн просматривал письма в надежде на то, что появятся новости о Томе. После того разговора с заплаканной Сарой поиски Тома стали еще важнее. Но время работало против них, и возможность отыскать побочного сына Бринсли или ту женщину, заботам которой был предоставлен ребенок, становилась все более туманной. Вейн делал все от него зависящее, так же как и Финч, но маленький тренер не смог выйти на след мальчика.

— Никто его не помнит, никто не может дать мне его описание, — докладывал Финч.

— А как насчет женщины?

— Ее соседи помнят. — Финч поморщился. — Зарабатывала на жизнь проституцией. Но мальчик, похоже, дома не показывался, потому что ни один из ее клиентов его не помнит. И никто не знает, куда она уехала.

Где теперь ее искать — неизвестно. Рокфорт ничего не слышал о мальчике. Вейн снова нанес ему визит и сделал все, чтобы тот проговорился, но либо Рокфорт действительно ничего не знал, либо был куда хитрее, чем думал о нем Вейн.

Если Питер Коул и знал, где можно найти Тома, то рассказывать об этом он явно не собирался. Впрочем, Питер мог и не знать о побочном сыне брата. По слухам, братья уже много лет почти не общались.

Рассортировав почту, Вейн вскрыл письмо из Лион-Хауса. Ему писала мать, она приглашала их с Сарой в поместье, уговаривала остаться там на все лето.

Вейн недовольно поморщился. Ему не хотелось делить Сару ни с кем. И все же он понимал, что должен вернуть Сару в общество. И первым шагом к этому должен стать визит в Лион-Хаус. К тому же, честно говоря, он давно хотел показать ей поместье.

Вейн застал Сару в гостиной за чаем. Ему казалось странным, что она не хочет что-либо менять в отделке, но, признаться честно, ему нравилось видеть ее, такую женственную, такую изящную, в чисто мужской обстановке гостиной. Сара сидела на краешке массивного кожаного кресла. При его появлении она улыбнулась и налила Вейну чай. Она положила на его тарелку три пирожных, выбрав именно те, которые нравились ему больше всего. Неужели она заметила его предпочтения?

Он едва заметно улыбнулся, принимая из ее рук тарелку:

— Ты сделаешь из меня толстяка.

Она окинула его взглядом с головы до пят. Улыбка согрела ее зеленые глаза, в них заплясали озорные огоньки.

— Да уж. Скоро тебе понадобится корсет, как принцу-регенту.

Вейн рассмеялся и протянул Саре письмо:

— Мама приглашает нас погостить.

Что-то промелькнуло в ее глазах, когда она взяла письмо из его рук. Тревога? Облегчение?

— Мама хочет, чтобы мы остались на все лето, но я думаю, недели будет достаточно.

— Как это мило с ее стороны, — сказала Сара, пробегая взглядом письмо. — Мы обязательно должны поехать.

— Да, наверное. Хотя я надеялся, что мне удастся продержать тебя здесь чуть подольше. Впрочем, пора нам выйти из тени.

Сара быстро подняла на него взгляд, словно неявный вызов, прозвучавший в его голосе, удивил ее.

— Возможно, ты прав, — протянула она и немного нахмурилась. — Я вела себя как трусиха, да? Боялась, что скажут люди. Трусиха и лицемерка.

Ее негодование выглядело вполне искренним. Вейн почувствовал, как его грудь наполняется теплом.

— Ты слишком строга к себе, Сара. Я всего лишь хотел сказать, что мне было бы приятно, если бы ты вернулась в общество и заняла там то место, которого ты достойна. — Он улыбнулся. — Моя мать легкомысленная особа, но у нее доброе сердце, и она, вне сомнения, поспособствует тому, чтобы следующий сезон прошел для тебя успешно.

Сара вспомнила о своей матери и почувствовала острую боль сожаления.

— Давай не будем загадывать на будущее. Начнем с этого визита, а там посмотрим. — Если мать Вейна действительно была женщиной приятной во всех отношениях, то о братьях Вейна такого не скажешь. От Сары не ускользнуло то, что Кристиан по крайней мере с неодобрением отнесся к женитьбе Вейна.

Однако, несмотря на холодную отчужденность Кристиана, которую Сара почувствовала во время свадьбы, она ощутила и ту глубокую привязанность, что существовала между Вейном и его братьями. Если она хочет сделать Вейна по-настоящему счастливым, то надо завоевать их дружбу. Сара сама не могла понять, почему ей вдруг понадобилось завоевывать симпатию членов его семьи.