– Привет.

– Привет.

И молчу, все слова, что я хотела сказать, вдруг потерялись, и сил хватало только на то, чтобы не расплакаться, услышав его такое обычное «привет» в тот момент, когда моя жизнь перевернулась.

– Алесь, говори быстрее, если что-то хотела, я за рулём.

– Да… да я хотела сказать… Я сегодня разговаривала с Кириллом, а потом ко мне приходила твоя мать. Я всё знаю. – Он молчал, не отрицал, не спрашивал, Боже, как я могла не видеть этого?! – Сегодня я узнала, что беременна и если ты не появишься дома ближайшие два часа, то можешь больше никогда не появляться в моей жизни.

А в ответ тишина, оглушающая, убивающая наповал.

– Почему молчишь?

– Я тебя понял. Это всё? – Сказал совершенно нейтральным тоном, не удивлён, словно я ему о погоде рассказывала.

– Всё.

Что же, время пошло. Но оно не шло. Оно тянулось, а я медленно умирала. Умирала, когда часовая стрелка переползла далеко за девять, когда в подъезде воцарилась полнейшая тишина, не звонил телефон, сын не смотрел телевизор, я не включала свет, я просто сидела и ждала, что он придёт. Десять, одиннадцать, двенадцать… Его нет. Его больше не будет. Напряжение нарастало и в итоге выплеснулось наружу слезами, истерикой, я закрыла рот рукой, чтобы не испугать сына, я не верила, что всё так произошло. Хотелось выть и кричать от боли, что разрывала меня изнутри, я сжимала ладони в кулак и ногти врезались в них до боли, до крови. Внутри всё полыхало. Предательство. Он не пришёл. Я плакала долго, казалось, целую вечность, в эту ночь так и не уснула. Глаза опухли и болели, я боялась смотреться в зеркало, хотя мне было не до зеркал, я сидела на том же стуле, в той же позе. Всё тело затекло, но я не могла пошевелиться, мне нравилась эта боль, она заставляла меня забыть о том, что происходит внутри. Эта проклятая татуировка жгла кожу, словно тысячи пчёл одновременно пытались ужалить в одно и то же место, и я раздирала кожу на спине, не чувствуя боли, хотелось живьём содрать эту ненавистную картинку и память о ней.

За окном было уже светло, наверняка больше девяти часов, а я смотрю в одну точку, даже слёз не осталось. Что-то скрипнуло, и я подняла глаза: передо мной стоял сын и боялся подойти.

– Мам, давай уедем. – Тихо сказал он. – Я всё слышал… Он не приехал, мам…

И слёзы полились с новой силой. Как же я не хотела, чтобы сын видел меня такой, слабой, побитой жизнью, но и прятаться от него сейчас не могла.

– Мам, мамочка, прости, это всё из-за меня. Это я заставил тебя вернуться к нему, я не знал, что он такой. – Тихо приговаривал он, аккуратно поглаживая по голове. – Не плачь больше, пожалуйста, не надо плакать. Мы поедем к бабушке, мы будем жить как раньше, помнишь? Я буду тебе помогать, только не плачь.

Так прошёл ещё час, может больше. Антон отправил меня в душ, а сам принялся собирать вещи. Когда я вышла, практически всё было разобрано по чемоданам. Вызвала такси, заказала билеты на ближайший поезд. В дверь позвонили и, хотя я никого не ждала, дверь открыла сразу же. На пороге стояла невысокая худощавая женщина с короткой стрижкой, заученно улыбалась, но ответить тем же я не смогла.

– Извините, а Дмитрий Анатольевич дома?

– Нет, его нет, а вы кто?

– Я риэлтор.

– Кто?

– Риэлтор. Можно войти?

И буквально ворвалась мимо меня.

– А вы домработница? Просто Дмитрий Анатольевич сказал, что дома кроме него никого не будет.

– Подождите! – Остановила я её, не позволяя углубляться в квартиру. – Кто вы и когда разговаривали с Дмитрием Анатольевичем?

– Девушка, я вам который раз повторяю: я риэлтор. Дмитрий Анатольевич вчера вечером позвонил мне и сказал, что хочет продать квартиру, мы договорились о встрече. А вы кто, вы проживаете здесь, тогда, я так понимаю, вам необходимо согласовать кое-какие нюансы?

– Нет, мы проживаем по другому адресу, – замотала я головой, пытаясь уловить всё суть сказанного. – Вы сказали, что разговаривали с ним вчера? Во сколько?

– Около восьми вечера, он сказал, что хочет продать квартиру как можно быстрее.

Я горько усмехнулась. Ну, а чего, собственно ждала? Чтобы навсегда вычеркнуть меня из своей жизни!

– Девушка, а Дмитрий Анатольевич где?

– Не знаю… не хочу знать.

Я медленно присела на диван, даже не осознавая, что чувствую, наверно ничего, пустоту, одну только пустоту.

– Я звонила, он недоступен, вы знаете его рабочий номер?

– Что? Нет, не знаю. А вы хороший риэлтор?

– Я лучший, девушка, у меня клиентура, элита Москвы.

– Ну, раз элита, – лениво отозвалась я, – тогда вот, держите. – И протянула ключи от своей квартиры.

– Что это?

– Я хочу продать свою квартиру, оставляю вам ключи. – Принялась писать на бумажке свои координаты. – Здесь я вам напишу адрес квартиры, свои данные и контактный телефон. Пришлёте мне договор заказным письмом, я всё подпишу. Та есть личные вещи, вы распорядитесь ими по своему усмотрению, я доплачу за беспокойство. Мебель новая, ремонт три месяца назад… что ещё? Да, в прочем, увидите сами.

– Девушка, у вас всё в порядке, вы странно выглядите.

– Да, у меня всё… всё в порядке, не беспокойтесь. Просто я уезжаю из Москвы, и нет времени заниматься этими мелочами.

Женщина смотрела на меня как на инопланетянку, на секунду в её глазах даже мелькнуло некоторое понимание, но словами она его не высказала, что, кстати, и правильно. Я не хотела сейчас лишних слов. Она подозрительно косилась в мою сторону, держа в руках ключи.

– Это не мелочи, это очень серьёзно и то, как вы распоряжаетесь…

– Это мои проблемы, я вам доверяю.

В этот момент позвонили из службы такси, машина уже стояла под подъездом.

– Да, я сейчас спускаюсь.

И вышла в гостиную одеваться.

– Девушка, а вы куда, а как же Дмитрий Анатольевич?..

– Не знаю, позвоните ему, если хотите, я к этому вопросу отношения не имею.

– Но… как же? А дверь… нужно ведь закрыть дверь?..

– Ну, вот вы и закроете. – И бросила ей ключи и от Диминой квартиры.

Не услышала, что она ответила мне, а может, она ничего и не отвечала. Мне уже было всё равно. Я еду домой.

Только в поезде смогла уснуть. Буквально вырубилась, хоть выноси, хорошо, что Антон рядом. Дома нас встретила мама, странно, но она ничего не спросила, ни по поводу моего внешнего вида (лицо по-прежнему было опухшим, а глаза красные), ни по поводу такого внезапного приезда. Просто удивилась, когда мы с Антоном сообщили, что приехали навсегда. В тот же день я ликвидировала все старые телефонные номера, не хотела, чтобы меня хоть что-то связывало с прошлой жизнью. И, не смотря на это, потом ещё долго звонили из Москвы из разных компаний с предложением о работе, о сотрудничестве или же просто поучаствовать в одноразовых сделках. То, что произошло, я ни с кем не обсуждала, а судя по тем редким вопросам, которые иногда и прорывались у мамы, поняла, что и Антон ей ничего не рассказал. Постепенно жизнь вошла в обычное русло. Моим развлечением стали посещения врача-гинеколога в районной поликлинике, сдача анализов на любой вкус и цвет, консультации у врачей-специалистов. Я отвозила сына в школу и забирала оттуда, гуляла по магазинам, скупала всё самое вкусное и самое красивое. Ждала Марину, в надежде излить ей душу. За последние годы, она в нашем городке добилась больших успехов и теперь была главным руководителем детского танцевального кружка. Со своими подопечными объездила полмира, а теперь была в трёхмесячном туре по Европе. Потом я узнала, что она немного задерживается по причине востребованности и расширения тура. В итоге увиделись, спустя четыре с половиной месяца, когда я уже была с животиком, не шестом месяце беременности. Встретились в своём любимом кафе, которое, на удивление, ничуть не изменилось (перестановка столиков, и цветовое решение на стенах не считается). Пролили ведро слёз, пока я рассказывала свою историю, и съели целую кучу сладостей.

– И что, он так ни разу и не позвонил? – Без надежды в голосе уточнила подруга.

– Не знаю, наверно нет… – Пожала я плечами.

– А Кирилл, что он говорит?

– Мы не обсуждаем с ним эту тему. Он был прав и этим всё сказано. Знаешь, я ведь не обсуждала с ним, почему уехала, а он и не спрашивает.

– А сам приезжает?

– Приезжает. Раза три, наверно был. Звонит каждые две недели стабильно. Предлагает вернуться.

– А ты?

– А что я? Я больше не хочу.

– Чего не хочешь?

– Ничего не хочу. Буду жить спокойно, без мужчин. От них одни только хлопоты.

– Да прям! Леськ, ну что ты! Ты молодая и красивая, за тобой ещё табуны мужиков бегать будут!

– Ага. Молодая и красивая мать-одиночка с двумя детьми. Заманчивое предложение, не считаешь?

– Глупая ты. Просто сейчас обижена на всех, а пройдёт год, два, там и о себе вспомнишь. Ещё и смеяться будем над тем, как сейчас отнекивалась.

Марина улыбалась, стараясь утешить, а мне хотелось только плакать. За эти месяцы я старалась делать вид, что всё пережила, всё прошло, но мне всё хуже и хуже, с каждым днём.

– Леськ, ты чего, плачешь, что ли? Перестань. Из-за него, да? Хватит. Да не стоит он твоих слёз, поверь. – Она гладила меня по руке, успокаивала. – Ты всё ещё любишь его да?

– Да… – прошептала я, глотая слёзы. – Марин, не поверишь, пришёл бы сейчас – всё бы простила. Я… я… не знаю. Мне его так не хватает. Это даже объяснить невозможно. Мы жили-то вместе за всё время месяца четыре от силы, а он настолько въелся в меня, что уже и не отодрать, не отмыться от его запаха, от его взгляда, от его слов.

– Ну, ты же сама говорила, что он унижал тебя… вспомни об этом, вспомни, что это всё только лишь для того, чтобы сделать тебе больно, специально всё. И тогда пройдёт.

– Я не могу. Мне его не хватает.

– Так позвони ему, если такая дура!

Вскрикнула Марина, устав меня утешать.