Спустя немного времени Денни просунул голову в открытую дверь, и Эрин почувствовала, что готова выйти из себя, если все начнется снова.

– Ты не будешь так добра сказать мне, где я мог бы лечь спать?

Ей все стало ясно. Раньше в доме было четыре спальни – по одной для каждого из сыновей Синклеров, и одна для Хенка и Мег. Сейчас Мег, Эрин и Тимми занимали по комнате, но так как после смерти Хенка Кен перебрался в фургон, четвертую спальню Мег превратила в свою мастерскую. Эрин сразу же представила, что в ней творится: обрезки ткани, куски резиновой ленты, обрывки кружев, остатки от набивки подушек, сделанный наполовину кукольный домик, который Мег начала мастерить в прошлую зиму…

– Я поняла. Запасная комната захламлена, да?

– Просто ужас.

– У Кена в фургоне есть диван-кровать.

Денни с недоумением взглянул на нее:

– Он меня туда не пустит.

– Софа в гостиной? – предложила Эрин.

– Слишком короткая. Почему мама не купит новую? Старые пружины того и гляди выскочат из сиденья.

– Что ж, – Эрин подошла к нему, не в силах сдержать улыбку, – можешь провести ночь, свернувшись, как веревка, или я могу помочь тебе разгрести этот хлам в комнате для шитья и найти под ним кушетку, где-то должны быть для нее простыни. – Она четко определила свою позицию и достаточно хорошо знала Денни – он не будет настаивать на своем. – Возможно, это не такое уж удобное место, но на одну ночь…

То, что она выделила последние слова, вызвало у Денни легкую улыбку: вероятно, не так уж хорошо она его знает, – и он попробовал сделать еще одну попытку.

– Есть другое решение.

– Нет, другого нет!

– Тогда пойдем, ты покажешь, куда переложить мамино барахло.

Словно выбрав из двух зол меньшее, Эрин помогла ему разобрать кушетку, втиснутую между кукольным домиком на соседнем столе и стопкой фартуков в складку, которые Мег шила для городской ярмарки, назначенной на следующую неделю, и, стоя по другую сторону матраца, подала ему желтые простыни, не касаясь его рук и не позволяя ему дотрагиваться до себя. Тех нескольких мгновений у постели Тимми ей было вполне достаточно.

Когда они закончили, Эрин не стала задерживаться, и Денни тоже не медлил. Он снял тапочки, сбросил джинсы, скользнул в постель с тяжелым, идущим от сердца вздохом еще до того, как она успела дойти до двери и выключить свет, и окликнул ее как раз в тот момент, когда она решила, что спасена.

– Эрин?

– Что?

– Один вопрос.

Она не хотела слушать: его вопросы, как и сам Денни, были ей неприятны, и не важно, кто их задавал – он или она сама.

– Что? – повторила Эрин.

Денни лежал, положив одну руку на подушку под голову, а другую, забинтованную, поверх простыни – эту позу она не раз наблюдала и душными летними ночами, и холодными зимними ночами тоже, – и улыбался, глядя прямо ей в глаза.

– Почему ты никак не разведешься со мной?

Глава 4

На следующее утро Денни проснулся, едва часы пробили семь. Обычно он вставал гораздо раньше, но на узкой кушетке ему плохо спалось. Когда он наконец-то нашел удобное положение, у него разболелся локоть – на второй день всегда бывало хуже. За всю ночь он спал не более двух часов, а всю остальную ночь почти до самого рассвета пролежал без сна, думая об Эрин, и проснулся с теми же мыслями.

С трудом спускаясь по лестнице, Денни вдыхал запах мяса из кухни и проклинал себя. Ему не следовало устраивать этот дурацкий цирк прошлой ночью – чуть ли не целовать ее, когда Тим был там же рядом; и еще одна глупость – зачем он ворвался к ней в спальню, даже если когда-то она изредка и становилась на время их общей, и стягивал с себя одежду, словно у него были какие-то права на ее постель после восьми лет разлуки. Он принял желаемое за действительное. Или это ревность? От воспоминания о Кене, осматривающем ее обожженную ладонь и всем своим видом показывающем, что Эрин теперь принадлежит ему, у Денни потемнело в глазах.

Зевая, он добрел до кухни и резко остановился в дверях.

При виде Тима, который сидел за столом, склонив темноволосую голову над тарелкой с овсянкой, у Денни болезненно сжалось сердце. На мгновение он снова увидел своего младшего брата, увидел жизнь, простую и счастливую, какой она была тогда. Его братишка ковыряет застывшую овсянку и отхлебывает молоко, как любой другой уважающий себя восьмилетний человек; мать у плиты готовит завтрак для отца и Кена, которые вдвоем возвращаются со скотного двора после утренней кормежки, прихватив с собой запахи животных, сена, солнечного света, дождя или снега.

– Привет, папочка. – Это Тим поднял голову и увидел его на пороге. – Хочешь овсянки? Я дам тебе тарелку и ложку.

– Доброе утро, Тим. – Проходя мимо, он взъерошил мальчику волосы. – Как поживает твоя рука?

– Хорошо. А твоя?

– Еще болит.

– Моя тоже, – с явным облегчением признался Тим. – Но ведь мы сильные и будем держаться, правда?

– Именно так и поступают наездники родео.

«Не слишком ли Эрин балует Тима и оберегает от мальчишеских развлечений?» – подумал Денни.

– Доброе утро, Дэниел.

В теплых карих глазах Мег светилась искренняя счастливая улыбка, когда она, раскрасневшись, суетилась у плиты с любимой кулинарной лопаткой в руке.

Он прошел через комнату и поцеловал ее. За все эти годы добровольного изгнания у него не было такой возможности, и теперь его поразило, что она еще может улыбаться ему.

– Посиди вместе с Тимми, пока я приготовлю яичницу. Бисквиты почти готовы, в холодильнике свежий апельсиновый сок.

У Денни заурчало в желудке, он налил себе стакан сока из литровой стеклянной банки, которую прекрасно помнил, поставил на стол и сел напротив Тима, который с улыбкой наблюдал за ним. Денни получал удовольствие, глядя на сына и мать, и только одного – одного человека – не хватало в этой утренней сцене.

Во время переездов они с Люком питались в закусочных быстрого обслуживания или чаще в придорожных столовых. Когда они готовили сами на крошечной плитке, втиснутой в фургончик, это было что-нибудь быстрое, простое и не очень вкусное: коробка макарон с порошкообразным сыром, который превращался в соус, если в него добавить воды, жесткий стейк и консервированный жареный картофель с жиром. Сколько же пищевых добавок прошло через его печень!

– Мы пойдем проведать Кемосабе после того, как ты покушаешь? – спросил Тим.

– Если твоя мама даст на это «добро». – Денни снова посмотрел по сторонам, словно за то время, что он не оглядывался, Эрин могла появиться в кухне.

– Она уже уехала, – ответила Мег, – в восемь ей нужно открывать магазин.

– И как у нее идут дела?

– Боюсь, не настолько хорошо, чтобы оплачивать счета. – Мег принесла на стол сковородку с длинной ручкой и, поставив ее на литую металлическую подставку с изображенным в центре петухом, нежно прикрыла обеими руками уши Тима. – В последнее время все чаще употребляется слово «банкротство».

– Проезжая через город, я обратил внимание на множество закрытых магазинов. – Денни положил на тарелку нежный омлет, а затем и четыре пирожка, которые ловко подцепил вилкой. – И еще сосиски? – Его нюх не обманул его, и он усмехнулся: – Пожалуй, в эти дни нам всем стоит последить за уровнем холестерина и количеством потребляемого жира.

Тим убрал руки Мег.

– Бабушка сказала, что это угощение. А что еще она сказала, пока я не мог ничего услышать?

– То, что не имеет к тебе отношения, поэтому тебе и закрыли уши, – ответил ему отец.

– Проблемы взрослых?

– Так точно, сэр.

– Пока ты здесь, я буду готовить только твои любимые блюда, – обратилась Мег к сыну и снова заторопилась к плите.

Кухонные часы над холодильником показывали половину восьмого, видимо, он ненамного разминулся с Эрин. Или она ушла раньше, чтобы не встречаться с ним утром?

– Кен тоже уехал?

Возможно, подумал Денни, они ездят вместе, и Кен каждое утро по дороге в Диллон высаживает ее в городе, а каждый вечер забирает и отвозит домой. Интересно, что еще делает Кен у него за спиной?

– Кен уезжает в шесть, – ответила мать, затем поставила на стол блюдо с горячими золотистыми бисквитами и пододвинула к Денни масленку с маслом – с настоящим маслом – и баночку малинового конфитюра, конечно же, домашнего приготовления, ведь Мег каждое лето готовила желе, консервировала фрукты и овощи.

У Денни потекли слюнки. Намазав на бисквит джем, он отправил его в рот и стал жевать, лишив таким образом себя возможности разговаривать. Ему, конечно, хотелось расспросить мать об Эрин и Кене, но он решил не делать этого в присутствии Тима.

– Это восхитительно, – поблагодарил он мать.

– Думаю, тебя интересует…

– Позже, – остановил он ее.

– Потому что у детей длинные уши? – Это спросил Тим, а не Мег.

– Ты абсолютно прав, – рассмеялась его бабушка.

– Давай побыстрее, папочка. Кемосабе голоден, я всегда во время завтрака даю ему немного «Фростед флейкс».

– «Фростед флейкс»? – Денни покачал головой. – Ну что же, почему бы и нет? Бедняга заслуживает поощрения. – Он мог понять это. – У тебя было когда-нибудь растяжение ахиллова сухожилия?

– Нет. Ты расскажешь мне, что это такое? Покажешь? Можем мы?..

– Я быстро, – ответил Денни.

Его мать всегда готовила много еды для проголодавшихся работников ранчо, особенно для своей семьи, но в это утро она превзошла самое себя.

После смерти младшего сына Мег всегда старалась оградить других от неприятностей, особенно Денни, и теперь ей хотелось поддержать его, ведь, по его представлению, ожидались неприятности. И все это касалось его отношений с Эрин.


Эрин ненавидела сцены, это уж точно, но разговор был явно неминуем.

Она вставила ключ в замок входной двери «Торгового центра Биттеррут» в Суитуотере, которым управляла вот уже шесть с половиной лет, открыла дверь и вошла в магазин в сопровождении Кена. Если и дальше дела будут идти так же плохо, как в последние несколько месяцев… нет, она не хочет даже задумываться над этим. Кен закрыл дверь и быстро расправил зеленые шторы на окнах, прежде чем Эрин полностью подняла их, чтобы показать, что магазин открыт. Их руки встретились на переплетенном шнуре и снова разошлись.