Машина доставила его скромную персону по назначению к ничем не примечательному особняку, расположенному на территории небольшого парка. Испытывая любопытство и изрядную долю напряжения, инспектор в сопровождении служащего шел через анфилады комнат — в большинстве из них сидели люди, читая прессу.


Пару раз ему показалось, что он узнавал некоторых — обычно эти лица смутно мелькали в рубрике политических новостей. По роду своей деятельности Грегу не раз доводилось общаться со знаменитостями всех мастей, но члены клуба не принадлежали к медийным личностям, предпочитая оставаться в тени.


Проходя нарочито медленным шагом, Лестрейд на автомате подмечал такие странные и любопытные детали, как мягкая обувь у обслуживающего персонала, оглушающая тишина, разбавляемая шуршанием газет или звуком льющегося в бокал напитка.


Стоя перед закрытой дверью, Грегори вспомнил табличку, увиденную в холле, и пытался представить, как же будет происходить общение, если в клубе действует закон об абсолютном молчании.


Служащий, облачённый в старомодную форму и — ну надо же! — кипенно белые перчатки, нажал на ручку двери и впустил его внутрь.

Помещение оказалось просторным кабинетом, отделанный дубовыми панелями — мягкая кожаная мебель, широкий массивный стол и тихо потрескивающий огонь в камине. Грегори заинтересованно оглянулся и только спустя мгновение приметил темную фигуру, восседающую в кресле у невысокого столика.


Грег нахмурился, оценив обстановку — с такого расстояния рассмотреть лицо человека не представлялось возможным, так как рассеиваемый свет от торшера падал на ту сторону комнаты, где пустовало другое кресло, предназначенное, по всей видимости, для него.


Словно прочитав его мысли, человек приглашающе взмахнул рукой, и Лестрейду ничего не оставалось, как сесть. Он ещё не оставил попытки разглядеть своего визави — в полумраке комнаты ему удалось понять, что у мужчины, сидящего напротив, темные волосы (оттенок из-за недостатка освещения рассмотреть не получилось), отлично сшитый на заказ (а как же иначе?) костюм темно-серого цвета, который органично смотрелся на худощавой фигуре.


«Шпионский роман какой-то», — раздражённо решил Грегори, осознав, что лицо мужчины всё так же оставалось в тени, только слабо блестели белки глаз, а вот он был виден как на ладони. Чёртова таинственность!


Неловкая пауза затягивалась, в то время как Грегори разглядывали, словно редкое и прелюбопытное животное.


— По какой причине вы отстранили мистера Шерлока Холмса от расследований, которыми занимается ваш отдел, инспектор? — вкрадчиво поинтересовался Голос. Лестрейд вздрогнул от неожиданности и едва не рассмеялся.


Он ожидал чего угодно: любых, самых каверзных вопросов, касающихся его работы и расследований, приказов или нелепых распоряжений, но того, что в его будут допрашивать о чертовом невыносимом гении, который все-таки уже сидел в печёнках и у Грега, и у его ребят — нет, этого явно не было в списке.


— Почему вас интересует этот человек? – вопросом на вопрос ответил инспектор и, к своему удивлению, услышал, как из кресла напротив раздался короткий смешок.


— Статистика раскрытий преступлений вашего отдела показала как никогда высокие результаты, — невозмутимо продолжил собеседник. В поле зрения Грегори появились ухоженные длиннопалые руки, которые сделали замысловатый пасс и легли поверх подлокотников кресла. — Является ли это следствием того, что мистер Холмс вносит внушительный вклад в вашу работу?


— Несомненно, — кивнул Грег.


— Тогда я не понимаю, чем вас не устроило это весьма взаимовыгодное сотрудничество? — хмыкнул Голос. — Неужели вы так горды, что пренебрегаете помощью?


Не видя лица, Лестрейд, как завороженный, наблюдал за плавными движениями ухоженных рук и слушал бархатистый голос мужчины, впитывая его обертона и едва заметные насмешливые нотки.


— Шерлок Холмс – великий человек, и, возможно, когда-нибудь, станет и понятным, — честно высказался инспектор. — Но с чувством такта у этого чёртового гения явные проблемы, — добавил он чуть тише.


— Я правильно понимаю, что первопричиной вашего поступка является забота о собственной команде, — Голос язвительно усмехнулся, — а не тот факт, что «чёртов гений» весьма едко прошёлся по поводу вашего неудачного брака, а вы в тот день получили подтверждение в виде бумаг на развод?


Грегори напрягся, услышав, как бархат голоса превратился в холодную сталь.


– И вы утверждаете, — Голос сочился ядом, — что здесь совсем не задействованы личные мотивы, что вы не заботитесь о Холмсе, словно нянька пытаясь накормить его и возясь с каждой царапиной, если это касается выгоды для отдела, но стоит затронуть вас... Да вы даже представить себе не можете, насколько ему нужна эта работа!


— Знаете что? — вспылил Грег и выбрался из кресла. — Я не обязан выслушивать обвинения в подобном непрофессионализме, даже не зная, с кем именно я разговариваю. Если бы вы лично на себе испытали дедукцию Шерлока Холмса, когда с вас будто живьем сдирают кожу, выставляя на всеобщее обозрение, то вряд ли бы столь убедительно пытались мне его навязать! Он несдержан, не имеет малейшего понятия о чувстве самосохранения и не подчиняется приказам, поэтому я его отстранил. Исправит всё это — добро пожаловать в команду. А вам — счастливо оставаться!


Грег быстро дошагал до двери, но не успел взяться за ручку, как его догнало тихое:


— Я лучше, чем кто-либо могу вас понять. Меня зовут Майкрофт Холмс и я – старший брат этого невыносимого гения. Приношу свои извинения.


Грегори обернулся и оказался лицом к лицу с высоким мужчиной, который успел бесшумно встать из кресла и сделать несколько шагов в его сторону.


Выдерживая паузу, Грегори скользил взглядом по лицу собеседника, отмечая и высокий нахмуренный лоб с падающим рыжеватым завитком волос, и длинный нос, а так же тонкие поджатые губы и острый блеск тёмных глаз. На первый — и очень поверхностный — взгляд, Шерлок и Майкрофт не имели ни малейшего фамильного сходства. А вот умение кидать пронзительные взгляды и высокомерный вид, достойный королей, явно передаются по наследству.


Лестрейд позволил уголкам губ дрогнуть, мысленно улыбнувшись этому забавному сходству.


— Я не в курсе, какие у вас с братом отношения, — произнёс инспектор, — и это совсем не моё дело. Но как по мне, ему не расследования нужны, а адекватное жильё и нормальный режим питания, потому что иначе он себя угробит. Если беспокоитесь о нём, помогите ему выбраться из того клоповника, в котором он сейчас обитает.


Майкрофт Холмс ответил Грегу по-отечески теплой улыбкой, отчего лицо его изменилось до неузнаваемости. Лучики мелких морщин собрались возле глаз, а искорки нежности зажгли взгляд.


— Мой брат, инспектор, человек не самый простой, — мягко произнёс Холмс-старший. — Он наивно полагает, что живет так, как ему хочется — отчасти мне назло, я думаю. Я неоднократно пытался уговорить его сменить жилищные условия на более приемлемые, но мои слова не возымели должного эффекта. А когда вы отстранили его от расследований, он впал в жуткую депрессию, и, как следствие, был рассеян, произведя неудачный химический опыт. Опыт закончился пожаром, посему Шерлок снова ищет жильё.


— Вот как! — инспектор отчего-то смутился. — Я не собирался отказываться от его помощи надолго, только хотел немного проучить. К сожалению, я единственный, кто еще хоть как-то терпит его выходки. Признаю, он отличный детектив, но, Бога ради, вдолбите в голову вашего брата, что даже мое терпение не может быть безграничным!


Когда Грегори клятвенно заверил Холмса-старшего, что вернёт Шерлока к участию в расследованиях уже завтра, они обменялись рукопожатиями.


Уже прибыв домой и устроившись в кровати, Грегори подводил итоги этого странного разговора и лениво размышлял, почему от лёгкого рукопожатия в тёмно-серых глазах Холмса промелькнуло изумление, граничащее с паникой. Однако усталость сморила его прежде, чем он успел придумать достойное этому объяснение.


***


Отгородившись от водителя затемнённым стеклом-перегородкой, Старший задумчиво потирал правую руку — после рукопожатия её до сих пор покалывало теплом. Случившееся в клубе выбило его из колеи.


Стоило признать, инспектор Лестрейд был достаточно привлекательным мужчиной. Харизматичным. Сильным. Уверенным. Честным. Но этого было явно недостаточно, чтобы тело реагировало настолько остро.


Но факт оставался фактом — когда их ладони соприкоснулись, Майкрофта бросило и в жар, и в холод одновременно; тепло шершавой ладони покалывающими искрами пробежало по предплечью и в мгновение ока распространилось по всему телу, отдаваясь в паху тянущей сладостью.


Майкрофт был растерян. Подавлен. Обескуражен. О да, пожалуй, это подходит больше всего.


Тело, за столько веков привыкшее и к боли, и к наслаждению, утратило контроль: желание, по своей силе превосходившее все, что он когда-либо испытывал завладело всем его существом; огромным огненным цветком оно распустилось в его сознании, плотно оплело гибким стеблем, оставляя томительный жар во всём теле и наполняя голову звенящей пустотой.


Желание мягко обволакивало, направляя и подталкивая, словно нашёптывая — немного усилий, и можно притянуть за руку ближе, прикоснуться, завладеть...