Сразу поняв сердцем, что другу удалось добиться успеха Михаил Юрьевич вихрем ворвался в гостиную, крикнув ему прямо с порога:

— Говори, что узнал!

— Наденька в детдоме, в изоляторе. Прошлый раз ее увели перед моим носом, — радостно улыбаясь, сообщил ему Сальников. — Надо срочно за нею послать!

— Поедет Петя, — с загоревшимися глазами распорядился Михаил Юрьевич и, остановив взгляд на Воронцовой, добавил: — Разумеется, вместе с заведующей.

— Но вы мне объясните, — запротестовала для вида ушлая Воронцова, хотя уже догадалась, что он — отец похищенных девочек, — на каком основании?

— Вам все объяснят по дороге в детдом, и когда привезут обратно, — бросил ей Михаил Юрьевич. — Есть что-то еще? — нахмурился он, видя, что она в нерешительности остановилась.

— Я ведь не такая дурная и уже поняла, что над девочками Олей и Надей совершено преступление и мой муж… в нем… замешан, — запинаясь, произнесла Катерина, приняв мучительное для себя решение. Последние минуты она только и думала: говорить о деньгах бандитов в ее сейфе или нет? Жадность толкала ее к тому, чтобы скрыть, но она вовремя сообразила, что не сможет объяснить, откуда у нее столько валюты. А в том, что сейф заставят открыть, можно было не сомневаться!

— Ну и что с того? Что это меняет? — нетерпеливо спросил Михаил Юрьевич.

— Да, видите ли, муж… то есть… Шилов… — по-прежнему мялась она. — В общем, он попросил меня положить в сейф большую сумму денег… в валюте! А я к ним, — поспешно заверила Катерина, — не имею никакого отношения.

— Хорошо! Вы своевременно об этом сообщили, — одобрительно кивнул ей Михаил Юрьевич. — Привезете их вместе с документами Оли и Нади Юсуповых!

Петр и еще один сотрудник агентства повели Воронцову к машине, а сам он вернулся к Башуну, который пришел в себя и тихо скулил, донимаемый болью в вывихнутых суставах рук. Когда вошел Юсупов, он осыпал его бранью.

— Ты, костолом, еще за это ответишь! По закону — за членовредительство! — в перерывах между матом пригрозил он. — А как выйду, блин буду, замочу!

— Тебе, гад, до тюряги еще дожить надо, — презрительно бросил ему Юсупов. — Радоваться должен, что шею не свернул, а ты о руках беспокоишься. Однако хочу тебя порадовать, — решил он морально добить подонка. — Заложила твоя женушка своего котика. — Сейчас привезет сюда и Наденьку, и деньги, которые ты прятал у нее в сейфе. Правильно делает! Зачем ей отвечать за тебя, ублюдка?

— Врешь, падла! Не могла Катюха так сделать! — взвыл в полном отчаянии Костыль, не желая ему верить и в то же время сознавая, что все сказанное — это правда. На него страшно было смотреть. Лицо побагровело, глаза выкатились из орбит, на губах пена. Было такое впечатление, что вот-вот его хватит удар!

Михаил Юрьевич не был жестоким по натуре, видал картины и пострашнее, поэтому вышел, не желая смотреть на страдания заклятого врага, пытавшегося лишить его дочерей. Но и облегчать их не стал. А когда сын привез Воронцову и Наденьку, приказал запереть супругов в спальне до передачи их милиции, с которой не торопился. Это было его местью!

Что касается дочери, то ее он сразу отправил домой. Фоменко после визита «комиссии» пичкал Наденьку снотворным, и девочка была в полудремотном состоянии, так и не узнав ни отца, ни брата. Очевидно, решила, что видит их во сне.


В это время за закрытой дверью спальни Воронцовых шел последний акт разыгравшейся драмы. Теперь уже свои проклятья Костыль изрыгал на убитую горем и не знающую куда от него деться Катерину.

— Сука позорная! Продала меня с потрохами! — бился он на привязи, в бешенстве забывая об острой боли в плечевых суставах. — Когда выйду, одного дня не проживешь!

— А что мне было делать, котик? — оправдывалась она, как могла. — Я сказала, где девчонки, чтобы не так лютовали. Ведь они все равно бы в детдоме концы нашли! И ваши деньги в сейфе. Тебе легче будет, если и меня упекут в тюрьму?

Говоря это, Катерина подошла к нему, желая как-то помочь, но Костыль изловчился и смачно плюнул, стараясь попасть в лицо, но промахнулся, и она от него отпрянула.

— Напрасно злишься, котик, — миролюбиво сказала Катерина, отойдя все же в дальний угол. — Подумай и сам поймешь, что я тебе пригожусь, если останусь на свободе.

«А на что она теперь может пригодиться?» — уныло подумал Костыль, и тут его осенило. Он вспомнил об универсальной отмычке, которую всегда носил с собой, спрятанной в лацкане пиджака. Пиджак висел в платяном шкафу, и при обыске, который провели очень бегло, ее как будто не нашли.

— Какой толк нам будет друг от друга, Катюха, ежели меня посадят? — сразу успокоившись, насмешливо произнес он. — Ты мне сейчас помоги.

— Да я с радостью, котик! — оживилась Воронцова, но подойти побоялась. — Только скажи, что мне делать.

— Быстро достань из шкафа мой коричневый пиджак и дальше выполняй все, что скажу, — приказал Костыль и продолжал командовать по мере того, как она делала то, что он требовал. — Вытащи из лацкана спрятанную внутри длинную булавку. Теперь любым, что найдешь, перережь ремни на ногах.

Катерина нашла большие ножницы и освободила от пут ноги мужа.

— Чего еще надо? — спросила она, задыхаясь от волнения, так как догадалась о том, что задумал ее котик. — Неужто надеешься отсюда сбежать?

— Сейчас сама все увидишь! — азартно бросил Костыль и, взяв с ее помощью в зубы отмычку, дотянулся до замка наручников и стал потихоньку его ковырять. Однако ничего не вышло, и сообразительная Катерина пришла ему на помощь.

— Дай мне попробовать, — предложила она и, повторяя то, что до этого делал он, довольно быстро добилась успеха.

— Теперь доставай все простыни, что у тебя есть, и мы с тобой их свяжем, — не теряя времени, велел Костыль, растирая плечевые мышцы и морщась от боли.

— Что с тобой? Потянул? — испугалась Катерина. — Как же будешь спускаться?

— Проклятый Юсупов руки вывернул. Он мне за это еще заплатит! — злобно бросил ей муж, помогая вязать узлы. — Не бойся, подстрахуюсь! Мне не впервой.

Но на этот раз опытный скалолаз Башун роковым образом ошибся. Сделав из простыней самодельный канат, он выскочил на балкон и, закрепив конец, стал быстро спускаться с двадцатиметровой высоты, еле справляясь с жуткой болью, пронизывающей при каждом движении.

На крайний случай им из старой простыни была сделана страховка, которая должна была удержать от падения. Она-то и подвела. Примерно между пятым и шестым этажом Костыль испытал настолько сильный болевой шок, что на миг потерял сознание. Руки у него разжались, и он на страховке заскользил вниз с возрастающей скоростью. Задержать должен был очередной узел, но произошло непредвиденное.

Несмотря на низкий рост, бандит весил около центнера, и дряхлая простыня его не выдержала! Инерция была так велика, что, когда страховку задержал узел каната, ее рвануло, и простыня лопнула. Костыль из нее выпал, и как снаряд полетел вниз. Он уже очнулся, высота была небольшой, и бандит попытался сгруппироваться, чтобы спастись при ударе об землю.

Однако судьба уже свершила над ним приговор. На пути его падения оказался бетонный козырек подъезда. Костыль отчаянно дернулся, чтобы увернуться, но размозжил о его край голову и упал на землю уже бездыханным. Весь этот ужас наблюдала, перегнувшись через край своего балкона, Катерина Воронцова. Она оказалась единственным человеком, который искренно оплакивал смерть этого негодяя.


Дома на Патриарших прудах в детской у кроватки Наденьки собрались все родные и близкие семьи Юсуповых. Прилетела из Женевы и сестра ее бабушки Варвара Петровна. Не было только Даши и ее родителей. Пока все еще сонную девочку осматривал известный профессор-педиатр, все молчали и лишь вполголоса обменивались короткими репликами в ожидании его заключения.

Наконец врач, закончив свое обследование, авторитетно заявил:

— Ребенок совершенно здоров, но его организм слишком перегружен снотворным. Никакой опасности нет. Необходимо лишь в течение недели в точности соблюдать данные мною предписания. Их вам сейчас передаст мой ассистент.

Обрадованные его оптимистичным заключением, родственники вопросами его не донимали, и он вскоре ушел вместе с ассистентом, провожаемый Петром, который устроил и оплатил этот визит. Остальные с нетерпением ожидали в детской, когда Наденька очнется, так как профессор заверил, что ее сознание должно проясниться.

До сих пор с девочкой происходило странное. Еще с того момента, когда вышла из машины около своего дома, девочка озиралась кругом с таким видом, будто ей все это мерещится. Когда же к ней бросилась мать, то она в ужасе отпрянула от нее, как от привидения, и заплакала, закрыв личико руками.

— Бедная моя малышка! Она в здравом уме? — расстроенно бросила Светлана Ивановна матери. — Что с ней сделали эти бандиты?

— Нужно немедленно ее обследовать! — тоже встревоженная состоянием Нади, посоветовала ей Вера Петровна. — Пусть Петенька срочно привезет хорошего педиатра.

И теперь, когда выяснилось, что никакой угрозы здоровью Наденьки нет, у всех отлегло от сердца. Ждали только ее пробуждения, которое, как обещал профессор, должно было наступить через несколько минут. Но вот, наконец, девочка зевнула, сладко потянулась и открыла глаза. Но что такое? Увидев своих близких, она, зажмурившись, тряхнула головкой, словно отгоняла мираж, вновь открыла глаза и испуганно спряталась под одеяло.

Все переглянулись, ибо прогноз профессора не оправдывался.

Однако Наденька снова робко выглянула из-под одеяла и, убедившись, что видение не исчезает, тонким голоском жалобно произнесла:

— А что, я тоже умерла?

— Да что с тобой, доченька? — не выдержав, наклонилась над ней Светлана Ивановна. — Почему так говоришь? Ты не умерла, ты живая и у себя дома!