Их заметили. Подскакав к замку, герольд Сен-Обэна протрубил в свой рог, и на него откликнулся охранник у ворот, а затем стража опустила подъемный мост. Свита направилась к конюшням, а Сен-Обэн помог невесте спрыгнуть с лошади. Ему не обязательно было поддерживать ее за талию, но он все же это сделал. От краткого прикосновения его сильных рук по телу Дженевры пробежали мурашки. Чтобы скрыть смущение, она наклонила голову, высматривая, куда ступить, во дворе была жуткая грязь.

– Благодарю вас, милорд, – пробормотала девушка, не поднимая глаз от земли.

– Я займусь покупкой лошади и сбруи, демуазель. Вы сможете поехать на ней в Мерлинскрэг. А пока – до встречи за обедом.

Дженевра позавтракала в своей комнате под болтовню проснувшихся соседок. Они уже встали и готовились к отъезду. На прощание они осыпали Дженевру множеством мудрых советов, которым она следовать не собиралась. Собственно говоря, все их советы сводились к одному: во всем покорствовать своему мужу. Тоже самое ей твердила и тетка.

Покорствовать Дженевра не любила, даже монастырское воспитание не сгладило ее своенравия. Тем не менее с монахинями она ладила, надеялась поладить и с мужем. Сен-Обэн, конечно, человек суровый, но он не станет наказывать жену за собственное мнение.

Впрочем, наказывать можно и холодностью, а этого Дженевре не хотелось ни в коем случае, особенно после тех улыбок, которые Роберт расточал ей вчерашним вечером.

Многие из гостей, приглашенных на помолвку, уехали в тот же день. В зале было гораздо меньше народа, когда граф в окружении своей свиты занял место на возвышении.

Слугам удалось устранить следы вчерашнего пиршества, однако ковры и травы, устилавшие пол, такие свежие всего двадцать четыре часа назад, были вытоптаны и имели не лучший вид.

Повсюду сновали собаки в поисках объедков. Едва они расселись за высоким столом, гончие, Роберта – Каин и Авель – тотчас же улеглись у их ног. Дженевра, которую весьма забавляли, их необычные клички, почесала одного из псов за ухом.

– Который Каин, а который Авель? – спросила она, улучив момент, когда беседовавший с Нортемпстоном Роберт повернулся к ней.

Роберт, смутно ощутивший, что пальчики, трепавшие гончую за ухо, почему-то нравятся ему, насторожился. Он ни в коем случае не хотел допускать в отношения с невестой чувства, хотя самому себе лгать не стал: девушка ему нравилась. Конечно, не писаная красавица, но была в ней какая-то изюминка, будоражившая его пуще любой красоты. Он надеялся, что из нее получится достойная спутница жизни – преданная и заботливая.

Не желая выдавать себя, Сен-Обэн заговорил с намеренной бесстрастностью:

– Зверюга с серой шерстью, удостоившаяся вашего внимания, – Каин, а это – Авель, но он ему не брат, а сын. Мать Авеля, Делила, скоро снова ощенится, поэтому я оставил ее в Тиркалле.

Теперь Авель ревностно добивался внимания Дженевры, пытаясь протиснуться между нею и старым псом. Девушка тихонько выговорила ему, однако в ласке не отказала. Роберт сдержанно спросил:

– Вы любите собак?

– Да, милорд, я вообще люблю животных. – Она оставила псов и повернулась к нему. Нежное, с высокими скулами лицо девушки, хранившее следы грусти, оживилось. – Перед тем как меня отправили в монастырь, у меня была своя собака, небольшой терьер, житья не дававший крысам. – Она засмеялась.

Роберт бросил собакам кус мяса, и они принялись ссориться из-за него, пока он не пожертвовал им другой.

– Может, вам понравится щенок из нового помета Делилы?

– Вы более чем добры, милорд. – Дженевра с любовью посмотрела на Каина, который, проглотив хрящ, уставился на нее своими большими, полными надежды глазами. Она погладила его по голове и провела пальцами по густой шерсти. – Мне очень хочется иметь своего щенка. А отец его – Каин?

– Да. Потомство у них с Делилой отменное. Тех щенков, что я не хочу оставлять у себя, я продаю. – Он поколебался немного, а потом признался: – Своих жеребцов я тоже использую в качестве производителей. Мне нравится разводить собак и лошадей. – Он предупреждающе поглядел на нее и сказал: – Не говорите его светлости, но это – одна из причин, почему я решил купить для вас Хлою. Когда-нибудь из нее получится прекрасная матка.

У Дженевры разгорелись глаза.

– А он согласился продать ее?

– Да. Не бойтесь, что я ее у вас отберу. Лошадка ваша. Никто не тронет Хлою без вашего разрешения.

– Я вовсе не прочь, чтобы от Хлои родился жеребенок. Но не сейчас! Сперва я на ней покатаюсь вволю.

– Естественно. Мы не станем торопить события, – успокоил невесту Сен-Обэн, думая вовсе не о жеребенке.

Роберт мысленно уже строил планы. Он представлял себе дом, в котором полным-полно детей, и его собственных, и тех, которых будут присылать ему другие лорды, чтобы он обучил их военному ремеслу. Образованная жена может оказать немалую помощь в воспитании. «Дженевра обучит девочек женским искусствам, – размышлял он, – а я ознакомлю мальчиков с кодексом рыцарской чести и научу обращаться с оружием».

В воскресенье свадьба. Роберт предложил своей будущей жене наполненную вином чашу и задумчиво смотрел, как она осушала ее.

Глава четвертая

Дженевра, облаченная в баснословно дорогой наряд, тяжелый от драгоценной вышивки, двинулась к часовне. Длинные каштановые волосы струились по спине, удерживаемые лишь простым золотым обручем. До дверей невесту сопровождали дядя и тетя, а за ними следовала верная Мег.

Поверх льняной туники на невесте было платье без рукавов из тяжелого зеленого шелка, переплетенного золотыми нитями. Вокруг квадратного выреза и прорезей для рук сверкало золотое шитье. Пышные юбки сзади были собраны в длинный шлейф, который она подобрала и повесила на руку, аккуратно ступая по булыжному настилу, ведущему к часовне, расположенной в дальнем конце внутреннего двора замка. На эти предосторожности уходило все внимание невесты, поскольку больше всего она сейчас боялась испачкать новые туфельки из кожи козленка или свой роскошный наряд. Наконец она поднялась на крыльцо, в тени которого ее поджидал Сен-Обэн. Темно-коричневый, богато расшитый камзол из парчи плотно облегал его широкие плечи и спускался к талии, подчеркивая узкие бедра. Одеяние было ему к лицу. Под камзолом и украшенным драгоценными камнями рыцарским поясом на Роберте были серебристо-серые шелковые рейтузы, облегающие стройные ноги, обутые в инкрустированные драгоценными камнями башмаки из тонкой кожи с длинными закругленными носами. На голове красовалась плиссированная шляпа из серого бархата, тоже расшитая драгоценными камнями и украшенная перьями. Камзол застегивался на золотые пуговицы. Роберт шагнул вперед, чтобы поздороваться с невестой, и самоцветы, разбросанные по вышивке, вспыхнули и засверкали.

Сердце Дженевры лихорадочно забилось. Окинув своего жениха взглядом, она больше не осмеливалась поднять на него глаза. Наряд Роберта свидетельствовал о неизмеримом богатстве. Она с трудом верила, что вскоре соединится навсегда узами брака с этим знатным лордом, который склонился перед нею в поклоне.

Сен-Обэн казался спокойным и бесстрастным, хотя обстановка требовала иного поведения. Лицо его сохраняло привычное угрюмое выражение. Он прищурился, всем своим видом показывая, что не желает никому навязывать себя.

Позади него в ожидании распоряжений стоял сквайр, рядом – граф Нортемпстон, которому предстояло стать свидетелем на устроенной им же свадьбе. А у дверей часовни всех поджидал священник Нортемпстона, которому накануне утром Дженевра призналась в своих небольших грешках – в доверчивости и склонности к недомолвкам.

Множество людей – оставшиеся гости, сквайры, слуги, шуты-карлики – собрались во дворе замка. Слегка подвыпивший священник с раскрасневшимся лицом окинул взглядом застывшую в ожидании толпу, прокашлялся и приступил к брачной церемонии.

После нескольких вступительных слов он торжественно, вопросил Сен-Обэна:

– Хочешь ли ты взять в жены эту женщину?

Дженевра затаила дыхание. Частые презрительные напоминания тетки о ее неправедном происхождении звучали у нее в голове погребальным звоном. «Может, он жалеет о своем решении? Неужели откажется в эту последнюю минуту?»

– Да, сэр, – мрачно ответил ее жених.

Сердце Дженевры дрогнуло, потом угомонилось. Она перевела дух. И выругала себя за мнительность. Сен-Обэн – человек чести, он не станет отрекаться от данного слова.

– Будешь ли ты любить ее до конца дней твоих?

– Да, сэр, – снова тихо произнес Сен-Обэн. Голос его был бесстрастным, но звучал ясно.

– Тогда возьми ее за руку, – повелел ему священник, – и повторяй за мной: «Я, Роберт, беру тебя, Дженевра…»

Сен-Обэн взял холодную руку Дженевры. Девушка с изумлением ощутила, что сильные пальцы, сжимавшие ее ладонь, вздрагивали. Значит, его спокойствие было напускным?.. Рука девушки тоже задрожала, а сердце вновь принялось неистово биться.

– Я, Роберт, беру тебя, Дженевра… – повторял Сен-Обэн.

– …перед лицом Святой церкви, – продолжал священник, – себе в жены и буду полностью, принадлежать тебе, в болезни и здравии, в богатстве и в бедности, в радости и в печали, пока смерть не разлучит нас, и в этом приношу тебе свою клятву.

– …и в этом приношу тебе свою клятву, – твердо закончил Сен-Обэн, повторявший каждую фразу ровным голосом.

Теперь наступила очередь Дженевры дать обеты. Замечая одного только человека, стоявшего рядом с нею, она произнесла торжественные слова тихим, но отчетливым голосом.

По знаку священника Сен-Обэн надел тяжелое золотое кольцо на палец Дженевры. Оно пришлось впору. Священник объявил брачующихся мужем и женой.

Среди гостей пронесся ропот и началось движение: все стремились занять места получше перед началом мессы.

Во время мессы Дженевра размышляла. Она произнесла брачные обеты, пообещала своему господину любовь, заботу и верность. До конца дней. Теперь она молилась о том, чтобы Бог даровал ей счастье.