Рыцари после такого приключения мечтали о глотке вина и были совсем не против подкрепиться после утомительной работы. Герлин быстро организовала ужин. Она также велела кухарям отправить съестного и бочонок пива тем, кто остался у догорающей крепости.

Как только все расположились в зале, Дитмар поднялся и заговорил, стараясь перекричать шум голосов и звон кубков:

— Уже поздновато, но я решил обратиться к вам. Так же ярко, как и крепость там, наверху, уже долгое время пылает любовь между мной и госпожой Софией Орнемюнде. Сегодня мы хотели бы наконец принести клятву верности, — и будь я проклят, если после того, через что мы прошли, нас удержит от этого какой-то там пожар! Могу ли я попросить присутствующих рыцарей образовать круг?

Герлин со слезами на глазах наблюдала за тем, как мужчины, посмеиваясь, выстроились вокруг ее сына, в то время как Женевьева и Клара пытались привести наряд Софии в порядок, насколько это было возможно. Разумеется, все их старания были напрасными, ее роскошное платье было испачкано, от нее исходил запах дыма, а светлые волосы потемнели от гари, как и у Дитмара.

Однако улыбка Софии возмещала все эти недостатки. Она гордо, словно принцесса, вошла в круг рыцарей и, счастливая, посмотрела на будущего супруга. Но он медлил. Его взгляд блуждал над головами мужчин, а затем он протиснулся между Рюдигером и господином Конрадом.

— Кое-кого не хватает. Господин Жером! Разве вы не хотите присутствовать при заключении нашего брака?

Соломон из Кронаха держался подальше от Герлин, которая беседовала с епископом. Похоже, священник видел, как они обнимались на балконе. Возможно, им снова угрожала опасность. И теперь Дитмар звал его в круг рыцарей… Соломон задумался, был ли это великолепный дипломатический ход или просто юношеское безрассудство.

Епископ удивленно поднял голову.

— Господин Жером? — переспросил он. — Госпожа… Лютгарт говорила что-то о еврее…

Женевьева вмешалась:

— Госпожа Лютгарт прежде говорила и о еретиках, потаскухах и их любовниках, — колко заметила она.

Рюдигер уже освободил место для Соломона.

— Во всяком случае, я, — заговорил он, обращаясь к епископу и стоявшим в круге рыцарям, которые недоверчиво поглядывали на Соломона, — видел этого мужчину несколько лет назад в доспехах рыцаря. И могу вас заверить, он прекрасно владеет мечом!

Несмотря на обеспокоенность, Соломон невольно улыбнулся. Клятва обязывала рыцаря всегда говорить правду — и Рюдигер не солгал. Ведь тогда, совершая побег из захваченного Роландом Лауэнштайна, Соломон надел доспехи вражеского рыцаря. Побежденного им лично рыцаря.

— Значит, госпожа Лютгарт не в себе, — решил епископ.

Дитмар, господин Конрад и господин Лоран заговорщицки переглянулись. Они были единственными, кроме Рюдигера, кто знал Соломона в те времена. Но оба проявили великодушие — они промолчали.

Теперь Дитмар наконец обнял Софию.

— Этим поцелуем я подтверждаю то, что беру тебя в жены, — произнес он, и его голос прозвучал глухо.

А вот София буквально пропела ритуальные слова:

— Этим поцелуем я подтверждаю то, что беру тебя в мужья.

Они крепко поцеловали друг друга, и все выразили свой восторг громкими криками.

Соломон обнял Дитмара.

— Здесь я не могу выдавать себя за рыцаря, это быстро раскроется, — шепнул он ему. — Но сегодня ты спас меня и Герлин. Ты достойный сын своего отца, Дитмар. Он тоже был превосходным дипломатом. Ты будешь так же мудро править Лауэнштайном, как и он.

Клару и Герлин заботило другое. Они с сочувствием смотрели на перепачканные лица Дитмара и Софии.

— Думаю, баня еще не остыла, — сообщила им госпожа Нойенвальде.

Герлин улыбнулась и взяла кувшин с вином.

— Отличная идея, госпожа Клара! Пойду сообщу им об этом, а вы пока позаботьтесь о епископе.

На следующее утро перед церковью Лауэнштайна сильно хромающий епископ, мучаясь от тяжелого похмелья, благословил брак Дитмара и Софии, и все вокруг ликовали. В качестве благодарности за свое чудесное спасение он распорядился установить в деревне алтарь святой Марии. Герлин и Дитмар отблагодарили крестьян тем, что позволили им расчистить участок леса недалеко от деревни и построить там дома. Также они одарили их скотом и предметами домашнего обихода. Юноши, которые до этого не могли и мечтать о своем доме и всю жизнь трудились бы конюхами в хозяйствах своих братьев-наследников, теперь могли жениться. Их девушки радостно бросились им на шею.

— Вот хороший способ избавить мир от распутства, — заметила довольная Герлин.

Епископ все же пожурил молодых людей, которых застукали в осадной крепости, прежде чем взобрался на коня. Герлин и все остальные с облегчением смотрели ему вслед, когда он в сопровождении свиты исчез в лесу, направляясь к Бамбергу.

— А что будете делать вы? — Рюдигер решился задать вопрос, который волновал и Дитмара, и женщин. — Ты ведь хочешь выйти замуж за господина Соломона, не так ли, Герлин? Что вы решили?

Соломон опустил глаза.

— На самом деле мы ничего не можем сделать, — ответил он. — Брак между евреем и христианкой запрещен. Герлин не может принять иудаизм, а я не могу принять христианство. Видит Бог, я люблю Герлин, но не хочу предавать свою веру и не могу водиться с такими людьми, как Монфор.

— Ну, он уже давно в преисподней! — заметил Рюдигер, но Герлин знаком велела ему молчать.

— А если вы женитесь как Жером де Париж, господин Соломон? — спросил Дитмар. — Вы ведь хотите уехать в Лош. Там никто вас не знает.

Герлин перебила его:

— Я все равно не смогла бы выйти замуж за господина Соломона. Я не вдова Дитриха из Лауэнштайна, если вы об этом забыли. Я вдова Флориса де Лоша, и у меня есть крепость, которой я должна управлять, пока подрастут мои дети. Как это будет выглядеть, если я представлю королю и ленникам нового супруга? Это были бы такие же отношения, как и между Лютгарт и Роландом! Пока Ричард не вступит в права наследства, для меня не может быть и речи о новом браке. Да и вообще, спокойная жизнь во вдовьей резиденции где-нибудь на юге Франции привлекает меня больше, чем очередной побег неизвестно куда. — Она переводила взгляд с сына на брата, с брата на возлюбленного. — Но мне может понадобиться друг, — добавила она. — И сейчас, и потом…

Соломон неуверенно посмотрел на нее, но затем улыбнулся.

— А твои придворные не станут упрекать тебя? Король? Соседи?

Герлин подмигнула ему:

— В том, что я учусь искусству исцеления у лекаря, который когда-то сопровождал Ричарда Львиное Сердце в крестовом походе? Я так не думаю. А впрочем… Я… Ну, я могу также выдумать себе какое-нибудь хроническое заболевание. Кто подумает плохо обо мне, если я буду больна? — Она снова заговорщицки подмигнула Соломону.

Он вздохнул:

— Герлин, твой брат и ты… Я все чаще вспоминаю своего племянника Авраама и его такую же безрассудную супругу. — Его слова прозвучали строго, но в глазах появился плутовской блеск.

Герлин пожала плечами и сказала:

— Господь сотворил всех нас по образу Своему…

Она прижалась к Соломону, своему другу и возлюбленному, и почувствовала, как вздрагивает его грудь, когда он громко расхохотался.

От автора

Действие данного романа разыгрывается на фоне крестового похода против альбигойцев — однозначно одной из темных страниц истории Церкви. Причем есть сомнения в том, что причиной беспощадной борьбы Папы Иннокентия III стало лишь неприятие веры катаров. Скорее всего, целью было воспрепятствовать укреплению соперничающей Церкви. В отличие от небольших групп верующих, которых постоянно подозревали в ереси, альбигойцы, или катары (впрочем, оба эти названия были даны религиозной общине иноверцами, сами они называли себя Истинными христианами или Добрыми людьми), имели четкую иерархию. У них были епископы и диаконы, церкви, церковные соборы и монастыри. В основном в Окситании, но также и в Германии и Италии люди массово принимали их веру, — почему, можно лишь догадываться. Простые люди едва ли могли до конца понять, чем же отличалось учение Добрых людей от католической веры. Большее значение, скорее всего, имело недовольство Церковью. Это можно сравнить с недовольством политическими партиями сегодня, которое также часто приводит к весьма своеобразному поведению электората.

Вера Добрых людей отстаивала определенные положения, которые сегодня считаются рискованными, — например, что душа женщины изначально была мужской и после своего освобождения прежде претерпевает как бы перемену пола, прежде чем предстать перед Богом. В любом случае эта вера пребывала с людьми там, где они жили: Совершенные проповедовали на местных языках, да и существовали переводы Евангелия от Иоанна. К тому же диаконы в основном жили среди верующих, — и каждый мог убедиться в том, что они придерживались строгих правил аскетизма, которых требовало их положение, в то время как католические священники порой оказывались продажными и алчными, не говоря уже о недостатке у них целомудрия.

Как бы то ни было, принятие веры альбигойцев все большим количеством людей наверняка вызывало беспокойство у Папы. Добрые люди Окситании могли рассчитывать на поддержку местных феодалов, в отличие от Германии и Италии, где поэтому движение катаров и не пустило корни. Недовольство Папы вызывало и то, что многие дворяне — к примеру, всем известная Эсклармонда де Фуа — исповедовали веру Добрых людей. Кроме того, имело место противостояние между Лангедоком и монархами в Париже. Такие люди, как графы Тулузы и Фуа, отстаивали свою независимость. Когда король говорил «да», они говорили «нет», и наоборот. Когда король поддержал Папу в его борьбе с катарами, они стали на сторону Добрых людей. Вот почему в Окситании разгорелась настоящая война, которая повлияла на судьбы главных героев.