Герлин вздохнула. Это была еще одна проблема, обременяющая ее. Прошлой весной жена господина Лорана скончалась, и теперь вдовец настойчиво ухаживал за Герлин. Причем он был не единственным претендентом на ее руку. Два других вдовца из отдаленной местности с недавних пор навещали ее по любому поводу, в основном чтобы обговорить какие-нибудь, чаще всего незначительные, вопросы. Каждый из них наверняка нацелился на Лауэнштайн, надеясь стать приемным отцом графа и извлечь из этого выгоду. А вот господин Лоран, в отличие от них, испытывал к ней искреннюю симпатию. Но сейчас последним, о чем думала Герлин, был новый брак, к тому же она хотела вернуться в Лош. Она скучала по своей крепости на юге Франции, скучала по солнцу, беззаботности жизни, вину с собственных виноградников. В Лоше она могла предаться скорби по Флорису — и когда-то справиться с потерей, которая все еще омрачала ее жизнь.

Пока же Герлин каждое утро искала его рядом с собой в постели, а ночью пыталась прижаться к нему. Ее первая и последняя мысли каждый день были обращены к Флорису, и это не изменится, пока она каждый день будет смотреть из окна на равнину, где пролилась его кровь, и пока ей придется проходить мимо комнаты, в которой он умер. Она могла посетить его могилу, не испытывая невыносимой боли, но, входя в комнату, куда его принесли тогда, все еще видела перед собой его бледное окровавленное лицо.

В Лоше ей станет легче. Но вместо того, чтобы вернуться домой, она постоянно вела оборонительную войну, противостояла интригам Лютгарт, боролась с напором непрошеных сватов и продолжительной дождливой погодой, которая действовала ей на нервы. В юности она не чувствовала здесь себя так, напротив, ей помнилось, что в Лайуэнштайне всегда светило солнце. Соломон угощал ее вином из своих погребов, Флорис любезничал с ней, а Дитрих лежал рядом с ней на траве и благоговейно прислушивался к зародившейся жизни в ее животе. Однако сейчас один серый день следовал за другим, — и Герлин начала ненавидеть невиновную девушку, которая стала причиной ее мучений.

Но затем она получила письмо из Тулузы.

Дитмар сообщал о помолвке с Софией, победе над Монфором, — но и о тяжелом ранении Рюдигера.

«Так что мы не сможем выехать в ближайшее время, однако знай, что наше пребывание в Тулузе подходит к концу. Прошу, передай и госпоже Лютгарт наш сердечный привет и сообщи ей о нашем союзе. Надеемся, что она разделит с нами радость, когда мы наконец войдем в круг рыцарей в Лауэнштайне. Мы с нетерпением ждем встречи с вами.

С наилучшими пожеланиями, твой любящий сын Дитмар и вскоре твоя дочь София».

Герлин прочла письмо со смешанными чувствами и собралась сообщить новости матери ее будущей невестки. Она надеялась, что та была еще не слишком пьяна. Герлин ненавидела Лютгарт за грубость и едва могла себе представить, что ее противница будет искренне радоваться любви и согласию между Дитмаром и Софией.

Но, по крайней мере, теперь Герлин могла успокоить епископа и других духовников: ее бесконечные заявления, что Дитмар отправился не на войну, а за невестой, наконец нашли подтверждение. Юный хозяин крепости снова будет в милости у сильных мира сего.

Герлин с улыбкой направилась в домик Лютгарт.

Глава 2

Вскоре после отъезда Мириам и Авраама и Ханзи с Эсклармондой отправился в свои владения у Бувина. Ханзи с тяжелым сердцем покидал своего старого друга и боевого товарища Рюдигера.

— Мне кажется, что я предаю его, — признался он лекарю. — И как раз сейчас, когда ему плохо…

Рюдигеру пока нечего было и думать о возращении домой, во Франконию, а поэтому и Дитмар с Софией остался в Тулузе. Наследник Фалькенберга выздоравливал очень медленно, к тому же он не мог один последовать за племянником через пару недель. Мужчине, который больше не мог держать меч в руке, требовалось сопровождение.

— Но как вы можете ему помочь? — спросил Соломон бывшего оруженосца Рюдигера. — Вы были друзьями и боевыми товарищами — и настоящими рубаками! Неужели вы думаете, что он хочет, чтобы вы стали ему личным охранником или даже слугой, который будет помогать ему надевать штаны? Он, конечно же, поправится. Вот увидите, когда однажды вы отправите своих сыновей в качестве оруженосцев в Фалькенберг, господин Рюдигер левой рукой выбьет каждого из седла!

Итак, Ханзи и Эсклармонда уехали в сентябре, а остальные и Рождество праздновали в Тулузе. Для Женевьевы это оказалось непростым испытанием: оставаясь при дворе госпожи Леоноры, она не могла отказаться посетить католическое богослужение.

— Я ни в коем случае не останусь здесь до Пасхи! — заявила она после того, как лекарь предложил отложить поездку еще на пару недель, пока не потеплеет.

Зима в Окситании была сносной, но в горах и в конечном пункте их путешествия следовало ожидать плохой погоды. Для Рюдигера, у которого только-только срослись кости, это было бы непростым испытанием. Да и самого Соломона приводила в ужас мысль о ночах в сырых палатках и под влажными покрывалами. Но, несмотря на это, его решение было окончательным — он не станет в Окситании ждать конца драмы альбигойцев. И он хотел снова увидеть Герлин из Лауэнштайна, чего бы это ему ни стоило — физически и морально.

Наконец в январе Рюдигер заявил о готовности ехать, да и Дитмар уже не хотел дольше здесь оставаться. Соломон заявил, что следует взять хотя бы одну повозку, ведь женщины захотят забрать с собой свои платья и украшения.

Рюдигер тут же раскрыл истинный замысел иудея.

— Возможно, я больше не смогу размахивать мечом, но это не означает, что я должен путешествовать, как старая баба! — заявил он лекарю. — Повозка будет лишь задерживать нас, тем более нам предстоит ехать зимой. Сундуки с вещами женщин графиня пришлет нам летом. Об этом не следует беспокоиться.

Соломон смирился и молча взобрался на белую мулицу Сирену. Много лет назад она принадлежала ему, потом на ней ездила Мириам, и она оставила мулицу лекарю. Соломон тогда не пришел в большой восторг.

— Это животное выглядит неплохо, но ему уже, должно быть, больше тридцати лет! — заявил он Мириам. — И я привык к своей кобыле.

Мириам рассмеялась.

— Тогда привыкнете и к этой, — сказала она ему. — Или вы и правда думаете, что приедете в Лауэнштайн как Жером де Париж, христианский целитель, учившийся в славной Саламанке? Вам снова придется жить как еврею!

— И за это я благодарен Богу, — с достоинством произнес Соломон.

Но позднее он понял, что она была права. Во многих христианских землях евреям было запрещено иметь лошадей. Если им нужно было ехать верхом, они могли выбирать между ослами и мулами. К тому же Сирена все еще была проворным и чрезвычайно приятным верховым животным. И на горных, и на лесных дорогах, где можно было скакать рысью, порой Рюдигер с завистью поглядывал на буквально плывущую рядом с иноходцами женщин мулицу. Однако рыцарь ни на что не жаловался, даже когда Соломон признался, что после ночи в засыпанной снегом палатке у него ноют все кости, Рюдигер промолчал. Он управлял своим конем почти так же ловко, как и раньше, боевые жеребцы привыкли к управлению одной рукой.

Если не принимать во внимание холодную, иногда дождливую погоду, поездка прошла без особых трудностей. Похоже, даже грабители избегали размытых ливнями дорог. Путники быстро продвигались вперед, к тому же они не останавливались на постоялых дворах и не выбирали обходные пути, чтобы провести ночь под крышей.

— Мне кажется, я никогда не согреюсь, — как-то пожаловалась София, — и моя одежда так и останется мокрой. Почему мы не можем разыскать какой-нибудь трактир и провести хоть одну ночь у огня?

Соломон улыбнулся.

— Потому что после этого мы не сможем избавиться от блох и клопов, — пояснил он. — Дитмар этого не может помнить, но мои воспоминания еще свежи. После нашей последней остановки на постоялом дворе его матери понадобилось три дня, чтобы смыть с него всех паразитов. И все это время ты кричал как резаный, господин рыцарь! Не хотел бы я снова это пережить.

— Сегодня я могу держать себя в руках, — заметил Дитмар, и все рассмеялись.

Никто так и не озвучил истинную причину того, почему они не останавливались на постоялых дворах: Соломон был бы нежеланным гостем там, и его жизнь была бы в опасности, окажись он среди посетителей трактиров. Еврею, если только он не находился под защитой хозяина крепости, пригласившего его на празднование, следовало избегать общества пьяных христиан. Поэтому путники лишь изредка находили приют в одной из крепостей, встречавшихся на пути. Дворяне всегда предоставляли комнаты равным себе и смотрели сквозь пальцы на то, что Соломон еврей, когда его представляли как лекаря. Часто ему сразу же приходилось заниматься больными, и он трудился, пока другие расслаблялись в банях, где наконец-то согревались.

Силы Соломона были на исходе, когда они больше чем через два месяца наконец достигли Лауэнштайна.

Во Франконии уже наступила весна, — по крайней мере, так казалось в этот день в конце марта. Герлин в очередной раз сбежала на балкон крепости от Лютгарт, которая, хотя после сообщения о помолвке Дитмара больше и не плела никаких интриг, однако, похоже, стала активней искать себе супруга. Возможно, она надеялась получить приданое от своей родни, и Герлин была готова уговорить Дитмара на это. После многих лет управления крепостью Роландом и осады хозяйство Лауэнштайна наконец было восстановлено. Они с надеждой могли смотреть в будущее и наверняка получат ссуду у евреев из Кронаха, чтобы наконец-то избавиться от Лютгарт, не разругавшись с ней при этом. Разумеется, последнее слово оставалось за Софией, но Герлин думала, что девушка не допустит, чтобы Лютгарт управляла крепостью.

Однако в один день проблема не решится, и Герлин с ужасом думала о том, что ей придется некоторое время терпеть в крепости рыцаря, прибывшего в сопровождении краснолицых наглецов. Несомненно, это был один из прежних дружков Роланда, которого Лютгарт рада была приветствовать в своем «зале». К сожалению, в «зале» не могли расположиться все мужчины, да и нельзя было им делить дом с Лютгарт. Поэтому они обосновались в крепостном дворе, и Герлин опасалась за любую кухарку, которая после наступления темноты решится пробежать через двор. Окинув взглядом двор, она решила, что девушки и до темноты находятся в опасности, равно как и сама Герлин. Кто знает, что придет в голову этим нахалам, когда они напьются? В крепости проживало на полном обеспечении несколько совсем юных рыцарей, но Герлин все же решила отправить гонца в Нойенвальде и попросить у господина Лорана и господина Конрада прислать подкрепление. Она понимала, что это неизбежно повлечет за собой заявление господина Лорана: «Если бы вы рассмотрели мое предложение руки и сердца, вам нечего было бы опасаться. Как ваш супруг я всегда заботился бы о вашей безопасности…»