«Как оказалось, — подумал Роланд, — мой прежний оруженосец — предатель до мозга костей!» Роланду не следовало брать брата Герлин из Лауэнштайна в ученики, но Рюдигер хорошо справился с ролью его друга и поклонника. И в конце концов именно он был виноват в том, что его сестрица ускользнула вместе с наследником Дитриха! Роланд заскрежетал зубами, однако же понимая, что не стоит вызывать рыцаря на поединок — было бы неразумно привлекать всеобщее внимание. Но, возможно, ему повезет в жеребьевке и на следующий день на турнире он будет противостоять Рюдигеру!

Около самых юных рыцарей француза стоял юноша, который также показался Роланду знакомым. Однако он не мог сразу связать его узкое лицо и светлые волосы с каким-то именем. Да и телосложением он не слишком напоминал того, о ком вспомнил Роланд… Этот юноша был жилистым и мускулистым, в то время как перед мысленным взором Роланда стоял тощий, бледный мальчуган… Дитрих из Лауэнштайна… Роланд прогнал воспоминание о дальнем родственнике. Он не должен был ни в чем себя упрекать, на его руках не было крови Дитриха, юноша умер от болезни… Этот молодой рыцарь был лишь немного похож на него. Возможно, к воспоминаниям Роланда подтолкнуло украшение на его шее. Ему казалось, что он уже когда-то видел этот медальон. На шее женщины? В любом случае это был не медальон Дитриха из Лауэнштайна, в этом он был уверен.

Роланд попытался сосредоточиться на молитве, которую сейчас произносили все, кто ее знал. Сам же он бездумно повторял слова — снова латынь! Однако нежный голосок его дочери естественно произносил слова вместе со всеми. Красивая девочка… И все-таки жаль, что у него родился не наследник. Это обосновало бы его претензии на Лауэнштайн. Теперь же ему нужно удачно выдать Софию замуж. Роланд предался мечтаниям о подходящем зяте: воин, который должен быть веселым собутыльником и, ради всего святого, только не одним из этих щеголей, которых растят при «дворах любви»!

Дитмар из Лауэнштайна знал слова молитвы, да и вообще латынь, — мать еще маленьким ребенком отправляла его на занятия к придворному священнику. Хоть ее больше заботило его умение читать и писать, чем знание церковного языка, духовник неохотно проводил занятия и давал юноше читать то, что было под рукой. В основном это были молитвы на латыни. А вот маленький Дитмар с усердием принимался за учебу, ведь мать и приемный отец постоянно напоминали ему о том, каким умным и старательным в учении был его отец Дитрих. Он мог бегло читать на латыни и даже на греческом, и Дитмар хотел подражать ему. Позже нашлись тексты, которые интересовали его куда больше. Он жадно изучал «Записки о Галльской войне» Юлия Цезаря и другие работы по военной науке.

Но даже если богослужение не слишком тяготило его как знающего молитвы, терпение юного рыцаря уже было на исходе. Сколько еще будут восхвалять Бога и просить Его благословить короля, прежде чем наконец коронуют Фридриха? Хоть первые два часа внимание Дитмара и было приковано к роскошному убранству алтарной комнаты, ярким витражам и изображений святых в Майнцком соборе, теперь он был уже сыт всем этим по горло. К тому же у него урчало в животе. Дитмар верил в Бога, но не был так предан Церкви, как когда-то отец. Герлин рассказывала, что Дитрих из Лауэнштайна, возможно, выбрал бы карьеру священника, если бы его отцу посчастливилось иметь другого наследника.

Но как бы ни был готов Дитмар чтить память отца и брать с него пример как с благонравного рыцаря, больше его тянуло к другому. Он мечтал о парочке хороших сражений, возвращении своих владений и о любви прекрасной девушки. Лучше, чтобы это была темноволосая красавица с черными сияющими глазами, похожая на его даму сердца, только не такая строгая.

Дитмар как раз хотел предаться сладостным мечтаниям, как услышал звонкий голос, который донесся из боковой часовни. На самом деле он полагал, что женщины сидят не там, — обычно в церквях дамы сидели в левом нефе, а мужчины — в правом. Лишь семьи благороднейших кровей, за которыми были закреплены скамьи в церкви, сидели все вместе. Однако сегодня в Майнцком соборе это правило упразднили. На церемонии коронации присутствовало мало дам — разумеется, среди них была королева со своими придворными и супругами представителей высшей знати. Однако большую часть присутствующих составляли юные рыцари, которые входили в свиту графов, баронов и принцев и, конечно же, представители духовенства. Не имело смысла втискивать их всех в правый неф церкви, в то время как левая часть пустовала. Но кого же могли упрятать в самый дальний угол собора? Возможно, монашек? Голосок произносил слова на чистой латыни. Дитмар заглянул в боковую часовню — и тут же забыл все свои мечты о темноволосой красавице.

Не монашка, юная девушка! И самая красивая из всех, кого он когда-либо видел! Мог ли он только что восхищаться сверкающими золотом изображениями святых и любоваться королевской короной у алтаря? Все это блекло по сравнению с водопадом золотистых волос, которые сияли под скромным зеленым покрывалом красавицы. А ее лицо… Свечи алтаря Святой Марии возле ее скамьи бросали на него мягкий свет, и для Дитмара в сравнении с ним поблек лик Божьей Матери. Длинные ресницы, тонкие черты лица, полные изогнутые губы, которые со всей серьезностью произносили молитву… Дитмар не мог различить цвет ее глаз, но был уверен, что они зеленые, иначе бы девушка не облачилась в бледно-зеленое платье.

Оно плотней облегало ее тело, чем свободные платья на старших женщинах при дворах знати. Хотя нет, сейчас он припомнил, что когда-то уже видел красивых девушек, которые пытались приобщиться к этой новой дерзкой моде. Широкие рукава платья наверняка ниспадали на кисти девушки, когда она опускала руки, но сейчас, во время молитвы, были открыты нежные длинные пальцы, которые, несомненно, умели играть на лютне…

Дитмар не мог не представить, как эти пальцы дотрагиваются до его руки… и его губы касаются ее рук… Он покраснел — и тут девушка подняла голову. На одно сердцебиение их взгляды встретились, затем она снова опустила глаза. Но для Дитмара этот взгляд был словно удар молнии, словно на одно мгновение он очутился в раю. Кто она такая? Как он мог бы познакомиться с ней? Пригласили ли ее на пир? Она, должно быть, дочь одного из рыцарей, которые сидят рядом с ней. Или же жена? По спине Дитмара пробежал холодок. Но ее волосы были распущены под покрывалом, их удерживал простой венец. Замужняя женщина собрала бы их в высокую прическу и, возможно, скрыла бы под покрывалом. Нет, эта красавица, похоже, была не замужем!

Священники и вельможи у алтаря наконец пришли в движение. Но Дитмар даже не обратил внимания на то, что король опустился на колени, чтобы принять помазание, и не ощутил всеобщего возбуждения, когда епископ наконец водрузил корону на шевелюру Фридриха. Единственным, что он видел, была девушка, которая с интересом смотрела вперед. Она улыбнулась, когда король поднялся с короной на голове. Похоже, ей нравился его вид. В первый раз в жизни Дитмар пожелал оказаться на месте принца Людовика или даже на месте короля. Тогда он мог бы посвататься к красавице — предложение короля ее отец не смог бы отклонить. Да, на голове этой девушки должна быть корона!

Наконец рыцарю, сидевшему возле Дитмара, пришлось толкнуть его, когда настало время пройти вперед, чтобы причаститься. Девушка уже поднялась — она была изящной, но высокой, имела воистину королевскую осанку. Но Дитмар и не ожидал ничего другого. Он…

— Ты что, прирос к месту? — прошипел сосед. — Примерз или оцепенел от долгого бездействия? Пойдем, коронация закончилась. Сейчас причастимся и можно будет наконец убираться отсюда!

Дитмар мог бы провести остаток своей жизни на церковной скамье. Пока хор монахов опять пел хвалу Господу, а епископ благословлял всех присутствующих, он подумывал написать песню для этой девушки. Он не был трубадуром, но впервые пожелал быть одним из них. Певцом, принцем, королем — кем-то, кому эта девушка окажет больше внимания, не ограничится одним беглым взглядом.

Разумеется, вечером после коронации весь Майнц праздновал это событие. В зале резиденции епископа собрались только важнейшие гости, а их рыцари расположились в соседних зданиях. Для менее почетных гостей и участников турнира были устроены кабаки в палаточном городке, который разбили вокруг турнирной арены. В самом городе соорудили трактиры, так что каши, хлеба и, самое главное, мяса хватило для каждого горожанина вплоть до последнего бедняка. К тому же пиво, вино и винный спирт текли рекой. Однако Дитмар не мог от души наслаждаться всем этим изобилием. Он только пригубил вина и едва притрагивался к изысканным кушаньям. В городе и на турнирной арене еда была менее изощренной, здесь на вертеле жарились быки, а не украшенные золотом лебеди. В конце концов Дитмар заработал похвалу дяди Рюдигера.

— Благоразумно не набивать брюхо перед турниром! И уж тем более не напиваться. Сдержанность относится к важнейшим добродетелям рыцаря…

Дитмар кивнул, он уже слышал об этом раньше, однако до сего момента не всегда придерживался этой добродетели. Но сейчас он думал только о девушке. Он провел долгие часы, тайком разглядывая гостей, которых подводили к королю и приглашали на пир в честь только что коронованного монарха. Среди них не было той красавицы, да и Людовик покачал головой, когда он на всякий случай спросил у него о ней.

— Если она так хороша, как вы ее описываете, господин Дитмар, я точно заметил бы ее! — Принц улыбнулся. Он увлекался красивыми женщинами, его уже не удовлетворяла юная супруга, принцесса Бланка. — Но очень юная девушка с длинными гладкими волосами золотистого цвета… в сопровождении родителей… Нет, ее точно не было в зале. А ведь вы и сами не слишком на это надеялись! Она не может принадлежать ни к одной из самых знатных семей империи или даже епископства, раз во время богослужения ей пришлось сидеть в часовне Святой Марии.