— И правильно делаете, прекрасная Фернанда! Когда я приехал? Вчера, и мой первый визит к тебе, неблагодарная!

— Как! Вы сразу отправились ко мне?

— О, нет! Вчера я не застал тебя — ты играла.

— Ах, да!

— Впрочем, я все-таки видел тебя. Я был в театре…

— В императорской ложе? Но я вас не видела.

— Потому что смотрела на одного Понятовского, вероломная!

— И его не видела.

— О! Ты лжешь! — вскрикнул принц. — Я был инкогнито в бенуаре.

— Один?

— Нет, с вашим портретом!

— Какая лесть!.. Мне, однако же, очень жаль, что вы видели меня вчера… Я ужасно играла…

— Нет, лучшей Заиры и Роксоланы невозможно даже представить.

— Я была не в духе.

— Не оттого ли, что Понятовский слишком часто говорил со своей соседкой?

— Нет-нет, я просто была не в духе!.. Я даже хочу оставить Париж и переехать в Милан.

— Что ж, тебя везде примут с распростертыми объятиями… Я приехал сюда, чтобы набрать новых рекрутов. После я отправлюсь в Эрфурт, в Дрезден. Ты будешь в Дрездене?

— Я знаю, что Марс, Жорж и Тальма там, но меня не приглашали.

— А ты и вправду хочешь?

— Хочу ли я? Откровенно говоря, я оттого и была вчера не в духе.

— В самом деле? Тогда я поговорю об этом с Ровиго. Ведь он этим заведует?

— Ах! Я не знаю, как вас благодарить …

— Надеюсь, и ты сделаешь для меня что-нибудь…

— Приказывайте…

— Подай мне афишу нынешней недели, я хочу каждый вечер наслаждаться твоей игрой. Хочу посмотреть «Тамплиеров». Ты же играешь в этой пьесе?

— Да, какую-то плаксу. Уж лучше вам посмотреть другую пьесу с моим участием.

— Я хочу видеть тебя во всем.

— Итак, вам нужен репертуар?

— Да.

— Пьесы подобраны ужасно: везде одни заговоры да интриги. Но куда же запропастился этот репертуар? Ах, вспомнила!

Фернанда протянула руку к шнурку, оканчивавшемуся позолоченными луком и стрелой, и позвонила. Корнелия не заставила себя ждать.

— Принеси репертуар, — приказала Фернанда, — он лежит на столике в спальне.

Корнелия вышла и через минуту вернулась с отпечатанным листом, который Фернанда передала принцу. Субретка же вместо того, чтобы удалиться, оставалась в дверях.

— Чего тебе? — обратилась к ней Фернанда.

— Простите, сударыня, — сказала субретка, — но вас опять спрашивают… — Тут она как-то особенно посмотрела на свою госпожу, что означало «доверьтесь мне, я знаю, что делаю».

— Что, снова принц? — пошутила Фернанда.

— О, нет, сударыня! Это просто молодая девушка, очень печальная и, кажется, совсем бедная.

— Как ее зовут?

— Цецилия.

— Я хочу знать ее фамилию.

— Просто Цецилия.

— Прекрасно, — сказал принц, — сегодня вам особенно везет на гостей без фамилии…

— И что же ей нужно? — спросила Фернанда у Корнелии.

— Она хочет показать вам одну вещицу, которая, могу вас заверить, вам непременно приглянется. Я, правда, уже сказала ей, что вам ничего не нужно и что вы с некоторых пор стали экономны, но бедное дитя так умоляет, что нет сил отказать. Я просила ее подождать, и она скромно уселась в углу с коробкой в руках.

— Если его высочество позволит… — проговорила Фернанда.

— Сделайте милость, — ответил принц. — Мне и самому любопытно взглянуть на эту особу и на то, что хранится в ее коробке…

— Зови же ее! — приказала актриса.

Через минуту Корнелия ввела посетительницу. Это была красивая белокурая девушка лет девятнадцати, с голубыми, как озера, глазами и станом гибким, как камыш. На ее платье и головном уборе отсутствовали всякие украшения: юная прелестница носила траур. Бледность ее лица и красные заплаканные глаза выдавали страдания.

Со слов Корнелии актриса решила, что это просто какая-нибудь уличная торговка, желающая сбыть дорогую вещь. Однако, взглянув на глубоко опечаленную девушку, Фернанда поняла, что ошибалась в своих предположениях. Принц, со своей стороны, был поражен кротостью и даже каким-то достоинством этой красавицы.

Цецилия безмолвно остановилась в дверях.

— Подойдите ближе и позвольте узнать, что заставило вас прийти ко мне, — спросила Фернанда.

— Я продаю платье, — ответила Цецилия, и в голосе ее скорее слышалась печаль, нежели смущение. — Но, кому я ни показывала его, все говорили, что не в состоянии купить это платье за ту сумму, которую я называла, хотя она гораздо меньше настоящей. Одна особа, проявившая интерес к этому наряду, сказала мне, что только какая-нибудь принцесса или королева сможет купить его. Вот я и пришла к вам…

Все это было сказано таким звучным голосом, с такой грустью и достоинством, что удивление принца и Фернанды удвоилось. Последние слова девушки, однако, заставили актрису улыбнуться.

— Да, да, — сказала она, — я и принцесса, и королева, с медной повязкой на голове вместо золотой короны, живущая в картонном дворце театрального царства с половины восьмого до десяти вечера. Однако вы не ошиблись, обратившись ко мне: хоть я ненастоящая королева, однако у меня самый настоящий принц.

Девушка подняла свои прекрасные глаза на принца, давая понять, что ничего не разобрала из того, что сказала Фернанда.

Корнелия тем временем открыла картонную коробку.

— О! Какое восхитительное платье! — восторженно вскрикнула субретка, раскладывая наряд на стуле, выставляя таким образом напоказ всю тонкость и изящество работы.

Поистине, даже для Франции, богатой подобными чудесами, это платье оказалось настоящим шедевром. Шитье на платье было таким мелким и частым, что кисея проглядывала только местами. По ней причудливо извивались изящные стебельки, листочки и цветы. Едва ли глазам дочерей Евы являлось что-нибудь подобное — такое могла сотворить лишь фея.

Принц, хотя и не был знатоком в таких вещах, прекрасно понимал, сколько терпения, труда и искусства потребовалось от мастерицы, чтобы сшить этот наряд.

Несколько минут Фернанда удивленно рассматривала дивное платье, после чего обратилась к Цецилии с вопросом:

— Кто же вышивал его?

— Я, сударыня, — ответила девушка.

— Сколько времени у вас ушло на работу?

— Два с половиной года.

— Посмотрите, принц, все это вышито, а не выткано. Это делает наряд дороже. Подумать только! Два с половиной года! Вы так много работали.

— День и ночь, сударыня.

— Вы хотели заработать, продав это платье?

— Нет! Сначала мной руководило совсем иное желание…

— Теперь я понимаю, почему вы не можете найти покупателей. Оно слишком драгоценно.

— Крайняя нужда в деньгах заставляет меня продать его…

— И сколько же вы за него хотите? — поинтересовался, улыбаясь, принц.

Девушка не ответила, словно боясь вновь произнести слово, столько раз уже лишавшее ее всякой надежды. Наконец едва слышно она произнесла:

— Три тысячи франков.

— Сколько? — переспросила Фернанда.

— Три тысячи франков, — повторила Корнелия.

— Три тысячи! — воскликнула потрясенная Фернанда. — Это слишком дорого! Но работа, надо признаться, стоит того, и даже больше.

— Но, если вы купите его, — воскликнула Цецилия, уже готовая упасть на колени, — вы совершите благое дело.

— Милое дитя! Я с величайшей радостью купила бы это платье, я в восторге от него — но тысяча экю…

— Боже мой! Но что значит для вас тысяча экю? — вскрикнула девушка, окинув взглядом комнату, как бы желая указать на роскошь и богатство, в которых утопала актриса.

— Как что значит? Это мое трехмесячное жалование! Обратитесь лучше, милое дитя, с вашим предложением к принцу… Скорее, он купит его для какой-нибудь придворной дамы.

— Вы правы, Фернанда, — сказал принц. — Я беру это платье.

— Вы, принц? — воскликнула Цецилия. — Вы купите его за назначенную цену?

— Да, — ответил он, — и если вам необходима бо`льшая сумма, то…

— Нет-нет, — перебила его девушка, — мне нужно три тысячи франков, этого будет довольно. Впрочем, платье и не стоит больше.

— Так передайте же коробку с платьем моему камердинеру Жану. Его вы найдете у кареты. Оставьте Жану ваш адрес, и я сегодня же пришлю вам назначенную сумму, раз вы испытываете такую нужду.

— Да, да, — ответила молодая девушка, — не будь крайней необходимости, я никогда не рассталась бы с этим платьем.

После этих слов Цецилия несколько раз поцеловала наряд, с которым вынуждена была расстаться. Она делала это с такой грустью и любовью, что никто не смог бы остаться равнодушным. Цецилия поклонилась Фернанде и принцу и уже хотела было уйти, но тут актриса обратилась к ней:

— Еще один вопрос, милое дитя. Я спрашиваю не из любопытства, а из искреннего участия: скажи, кому предназначалось это платье?

— Мне, сударыня!

— Вам?

— Да, это было мое подвенечное платье.

Цецилия бросилась из комнаты, едва сдерживая подкатившие к горлу рыдания.

Через два часа она получила три тысячи франков.

На следующий день сам принц отправился к ней. Эта молодая девушка возбудила в нем сострадание. Он в тот же вечер рассказал всю историю императрице Жозефине, и императрица сама пожелала видеть Цецилию.

Отыскав ее квартиру, принц спросил у привратницы:

— Можно видеть Цецилию?

— Цецилию? — переспросила старуха.

— Ну да, Цецилию, молодую белокурую девушку с голубыми глазами. Это ведь улица Дюкок, дом номер пять?

— А, я знаю, кто вам нужен, но Цецилии уже здесь нет. Три дня назад умерла ее бабушка, ее похоронили. Вчера Цецилии целый день не было дома, а сегодня она уехала.