— Это работа наркокартеля, — сказала я, — и, хотите верьте, хотите нет, это преступление было совершено не в Чикаго, а в Эль-Кахоне в Калифорнии, где я изучала несколько сцен преступлений, схожих по характеру. Видите ли, моя работа не только в том, чтобы изучить пару-тройку различных преступных синдикатов, офицер Вон, моя работа в поиске схем.

Я отошла и переключила следующий слайд, отображающий Чикагскую статистику преступности. Судя по выражениям облегчения на их бледных лицах, офицеры были рады, что я убрала эту жуткую фотографию. Наряду с исходными цифрами на экране, я сообщала им о различных видах совершенных преступлений.

— Дело в том, что в округе Бриджпорта, известного ирландского анклава, преступления сильно отличаются от других районов города. Вы могли бы назвать это «территорией банд», офицер Вон.

Если здесь и было что-то, что могло заставить меня уйти, так это человек, пытающийся перебивать меня, не имеющий такого уровня образования, опыта, знаний по данному предмету, как у меня, и, тем не менее, испытывающий необходимость вести себя так, словно он, каким-то образом, знал больше меня.

Я наблюдала, как офицер Вон закатил глаза и покачал головой, все еще не веря тому, что я говорила. Я вздохнула про себя. У некоторых людей были свои склонности и убеждения, и они не отказались бы от них, даже если ты знакомишь их с фактами, они по-прежнему сопротивляются. Почему? Потому что я была женщиной . И не просто женщиной, а женщиной — федералом, что делало меня вдвойне подозрительной, по мнению таких людей, как офицер Вон.

Даже если моего звания и опыта было достаточно для них, чтобы твердо верить в то, что я знала, о чем говорю, некоторые из них продолжали глумиться. Они думали, что знали все лучше меня. Несмотря на тот факт, что я была спецагентом в области организованной преступности в нашем местном отделении и знала это дерьмо, как свои пять пальцев. Такие идиоты, как Вон, предпочитали придерживаться своих предубеждений и расистских наклонностей, делая вид, что знали больше меня о проблемах, которыми мы занимались. Все потому что у них был член, а у меня — нет.

За эти годы я привыкла к такому отношению. Но это все еще, по-прежнему, беспокоило меня, и я не хотела ничего больше, как подойти и выбить из него дерьмо, но сдержалась. Сотрудники правоохранительных органов являлись заведомо мужским клубом, и женщинам, таким как я, приходилось вырывать уважение когтями и бороться за него. Чаще всего мы его не добивались. Даже не приближались к нему. Но все приходило с опытом. Мы могли бы, либо, обмочившись, сидеть в углу и жаловаться на это, либо смириться с этим и делать свою работу, позволив нашим достижениям говорить за себя. Мы должны были иметь кожу толще, чем у слона.

И в ходе своей карьеры я научилась этому. Безграмотные расистские бакланы, как Вон, больше не могли забраться мне под кожу. Идиоты, типа него, были мне до лампочки. Независимо от моего желания стукнуть его по голове, мне удавалось пока держать себя в руках. Еще было предостаточно времени, чтобы доказать, что он не прав. И когда я это сделаю, то хочу быть уверена, что он это поймет. Он и все остальные, раз уж на то пошло. Но сейчас мне нужно было продолжать двигаться дальше. Оставались преступники, которых мы должны были поймать.

— Хорошо, теперь для начала давайте поговорим об ирландцах, — начала я. — Да, их мафия довольно долгое время находилась в подполье и была малоизвестна. Но это не означает, что она все еще не где-то поблизости и бездействует. На самом деле, с болезнью Донала О’Брайена есть основания полагать, что появился новый лидер синдиката, и им является старший сын О’Брайена — Флинн. Ходят слухи, что Флинн еще более безжалостен и жесток, чем его отец.

— Мы полагаем, что он может идти рука об руку с русскими. С какой целью, нам неизвестно, но если это действительно так, то не сулит нам ничего хорошего. Русско-ирландский союз может быть чрезвычайно опасен, особенно, учитывая тот факт, что русские сотрудничают с целым рядом террористических групп во всем мире. Мы обнаружили АК-47 от наших местных русских «друзей» в руках террористов, а с поддержкой и объединением с ирландцами и Флинном О’Брайеном они станут еще многочисленнее и мощнее, чем когда-либо. Если мы подождем, пока это станет очевидным, прежде чем они обнаружат себя, и их альянс раскроется, тогда может стать слишком поздно. Будет слишком поздно. Неужели Чикаго действительно хочет, чтобы на его руках были теракты?

В комнате было так тихо, что казалось, можно было услышать, как пролетает муха. Даже Вон на этот раз молчал.

— Я так не думаю, — сказала я, не замечая самодовольной улыбки офицера Вона. — И, как вы видите, это причина, по которой я здесь. Потому что нет никого, и, я имею в виду, действительно никого, кто знает больше об ирландской мафии, чем я.

— Почему? Потому что вы миленькая, молодая ирландская девчонка? — вякнул Вон. Никто не засмеялся, и это заставило меня улыбнуться.

— Нет, офицер Вон. Потому что в отличие от вас и любого другого, сидящего здесь, я родилась на этой территории.

2

Флинн

— Я ненавижу День Св. Патрика, — заныл Колин, подсаживаясь ко мне в баре.

У Колина рыжие волосы и характерные для ирландца веснушки. Если бы он был на несколько дюймов ниже, его можно было бы принять за леприкона. Неудивительно, что он ненавидел этот праздник.

— Ты ирландец, — сказал я. — Говорить такое — богохульство.

Колин О’Брайен был моим кузеном и лучшим другом. Мы были практически родными братьями, взрослея и делая все вместе.

Он передал мне пиво, так как была его очередь оплачивать счет, и улыбнулся:

— Да, но если я увижу еще одного студента, одетого в неоново-зеленые очки с трилистником, пьющего Sam Adams Red (прим. пер. Samuel Adams Irish Red, ирландский красный эль — пиво верхового брожения от одной из крупнейших пивоварен в США) и болтающего о Lucky Charms (прим. пер. «Lucky Charms» — товарный знак детского сухого завтрака в виде глазированных фигурок - "талисманов" (подковки, сердечки, кленовые листочки и др.) из овсяной муки и кусочков маршмэллоу с искусственными красителями; выпускается компанией "Дженерал миллс" [General Mills, Inc.]), я буду бить его до тех пор, пока он не наложит в штаны.

В «Золотом Трилистнике» народу было больше, чем обычно в среду вечером. Но именно в этот день в году все думали, что в них было немного ирландского. Если, конечно, не считать, что, на самом деле, это не так. Им просто нравилось одеваться в зеленое, пить дерьмовое, поддельное ирландское пиво и болтать о сухом завтраке с акцентом леприконов.

Большинство из этих придурков были слабаками и не знали, что значит быть ирландцем. Плевать. Это раздражало, да. Но я не позволял этому доставать или беспокоить меня так же сильно, как это бесило Колина.

— Но подумай обо всех студенточках с этими тупыми значками «Поцелуй меня, я — ирландка», — сказал я. — Это ведь в итоге срабатывает, не так ли? Я имею в виду, им просто нравится парень с акцентом. Это как валерьянка для кота. Пользуйся и наслаждайся этим, мужик.

Колин вздохнул:

— Да, но почему так трудно найти истинную ирландку? Ту, которая сможет пить Гиннесс (прим. пер. Пиво «Гиннесс» — самое известное и потребляемое ирландское пиво, ставшее легендой и самым популярным брендом Ирландии) и время от времени мириться с некоторыми моими выходками. Эти американки слабовольные, Флинн.— Колин поднял тон своего голоса до писклявого звука, взмахнув руками, как беспомощная девица. – Ой, ваше пиво на вкус, как деготь, и я собираюсь пить это дерьмо, которое, на самом деле, на вкус, как ослиная моча.

— Колин, — засмеялся я. — Ты даже не будешь знать, что делать с настоящей ирландской девочкой, если одна из них упадет в твои объятия. Сдается мне, ты бы зашел слишком далеко.

— Как будто ты знаешь, о чем речь?

Я приподнял одну бровь, попивая свое пиво и наслаждаясь его вкусом.

— У меня было достаточно ирландских женщин, Колин. Поверь мне на слово. И поверь мне, когда я говорю, что они совершенно другой закалки. Может, тебе не стоит спешить, и найти женщину, которая научит тебя правилам съема.

— Да, но твоя мама не в счет, Флинн.

Это должно было быть просто шуткой, немного добродушным подшучиванием между товарищами. И я знал, что Колин, на самом деле, не имел в виду ничего такого, но когда я поставил кружку на барную стойку, он понял, что пересек черту. Я видел это в его глазах, и знал, что он чертовски хорошо видел это во мне.

Позади меня засмеялся старый забулдыга:

— Да, эта девица была чертовым ходячим динамо. Господь, упокой…

Недолго думая, я поднял тяжелую кружку и разбил ее вдребезги о голову этого гребаного мудака. Из-за тяжести удара его тело осело на пол.

— Господь, упокой ее душу? Это ты собирался сказать после оскорбления покойника? — я ударил его в грудь стальным носком своего ботинка, слыша хруст его грудной клетки под моим весом. Я пришел в бешеную ярость. — После оскорбления памяти моей матери? Матери самого О’Брайена?

Сильные руки обвились вокруг моей груди и оттащили меня далеко от Барни, старого алкаша. Барни отполз в другую сторону, стеная от мучительной боли и сплевывая кровью.

— Забей, Флинн. Он пьян, — уговаривал Колин, оттаскивая меня обратно к стойке, когда Рэд, Эммет и Шон подскочили к месту действия.

— М-м-мне жаль, мистер О’Брайен, — оправдывался Барни, дрожащими разбитыми губами. — Это Гиннесс говорил во мне, я не хотел никого обидеть.

Я полностью терял самообладание, особенно, когда речь заходила о моей матери. Колин будет пожинать то, что посеял своим бездушным замечанием, но его семья — моя правая рука. Этот тупой ублюдок Барни, как навозная муха, опустился на грязный кафельный пол гребаного бара. Если бы я не поставил его на место после тупого высказывания, неважно насколько пустячным или серьезным оно было, я выглядел бы слабаком. Черт возьми, глава синдиката О’Брайен не мог и не будет выглядеть, мать вашу, слабаком.