Собаку можно понять, подумала Фрэнни, но ничего не сказала.

При виде гостиной у нее просто захватило дух. Здесь были высокие потолки и стены с деревянной обшивкой, на окнах висели темно-синие портьеры, а шелковая обивка двух диванов и кресел была синяя с медово-желтыми разводами. В камине пылали дрова, отсветы пламени играли на блестящих поверхностях столиков красного дерева.

– Какая чудесная комната! – Фрэнни еще раз обвела комнату восхищенным взглядом. – Ой, кот…

– Это Като – он поселился у нас несколько лет назад. Забрел к нам однажды в дождь, да так и остался здесь жить. Садитесь же. Хотите что-нибудь выпить?

– Шерри, если можно.

Фрэнни села на диван. Но если она рассчитывала, что Марк сядет рядом с ней, то ее ждало разочарование. Он взял свой бокал и сел в кресло напротив камина. Бидци уселась у его ног. Никакого задушевного разговора не предвиделось. Вместо этого Фрэнни выслушала краткий обзор дел, которые ожидали профессора в Голландии.

Завтра он свободен. Они могут осмотреть дом и сад, если она захочет, прогуляться в деревню и навестить приходского священника.

– Мои сестры и брат приедут, чтобы познакомиться с вами. Все они уже успели обзавестись семьями, так что я потерял счет своим племянникам и племянницам. У меня три сестры и младший брат, им не терпится вас увидеть.

Фрэнни только испуганно охнула. А вдруг она им не понравится? Или они не понравятся ей? Впрочем, как ей может не понравиться родня человека, которого она любит?..

– А родители?

– Отец умер от сердечного приступа два года назад, а мама – через несколько месяцев. У нее был грипп, перешедший в пневмонию, а главное, ей не хотелось жить. Они с отцом были неразлучны.

– Мне жаль. Ваш отец тоже был хирургом?

– Да, и дед тоже. Мой брат – главный врач больницы в Лейдене. Одна сестра живет в Гааге, она замужем за поверенным. Другая замужем за ветеринаром и живет во Фрисландии, а младшая в прошлом году вышла за старшего сына землевладельца из Лимбурга. Мы стараемся видеться друг с другом как можно чаще.

– Вы – глава семьи?

– Да. Еще у нас множество тетушек, дядюшек и кузенов по всей Голландии.

Вошел Моул – сообщить, что ужин подан, – и они направились через холл в столовую. Профессор вспомнил, как совсем недавно они сидели здесь всей семьей за рождественским столом и Сатске выразила надежду, что в следующий раз они увидят его уже женатым…

На ужин было жаркое из фазана, красная капуста и пудинг со взбитыми сливками и, конечно, снова шампанское. Фрэнни, завороженная красотой столовой, все же сытно поела. Она проголодалась, и хотя влюбленные по идее обязаны терять аппетит, на нее это правило, похоже, не распространялось. Наконец она почувствовала себя довольной: Марк, когда хотел, мог быть занимательным собеседником.

Кофе они пили в гостиной, наслаждаясь обществом друг Друга, пока профессор не пожелал ей спокойной ночи.

Фрэнни готова была сказать, что она вовсе не устала, но ее остановило выражение его лица. Что именно это было, она не поняла. Раздражение? Желание избавиться от ее общества? Она весело согласилась:

– О да, пожалуй, пора ко сну. Денек выдался утомительный, не правда ли? А во сколько будет завтрак?

– В восемь. А может, вы хотите, чтобы завтрак принесли в постель?

– В постель? – Она постаралась вспомнить, случалось ли ей так роскошествовать. – Нет, спасибо, я же не больна.

Она встала и пошла к двери.

– Спокойной ночи, Марк.

Он опередил ее и открыл дверь.

– Спокойной ночи, Фрэнни. Спите крепко.

– Я всегда сплю крепко, – сказала она, но по ее голосу профессор вполне мог в этом усомниться. В какой-то момент Фрэнни показалось, что сейчас он ее поцелует. Но он этого не сделал. Она проскользнула мимо него и без оглядки побежала наверх.

Быстро приготовившись ко сну, Фрэнни наполнила ванну и целый час пролежала в ней. Здесь можно было плакать сколько душе угодно, даже не вытирая слезы.

Профессор снова опустился в кресло. Он должен был признать, что день прошел отменно. Фрэнни не претендовала на особое внимание и выглядела очень мило. Когда они получше узнают друг друга, то, без сомнения, отлично заживут вместе.

Она ему нравилась; даже больше, чем просто нравилась. Он часто думал о ней, и думал с удовольствием. Профессор не помнил ни одной женщины, которая бы так трогала его, как Фрэнни – прямодушная и отзывчивая, всегда готовая прийти на помощь. Недаром ей так быстро доверялись люди, тот же Крисп, например, простудой которого она была столь обеспокоена.

А ведь на долю этой девочки выпало немало невзгод, один дядюшка Вильям чего стоит. Да, брак избавит ее от многих проблем. Профессор, привыкший раскладывать свою жизнь по полочкам, еще долго сидел в гостиной, раздумывая над будущим…

Фрэнни, умытая и без следов ночных слез на лице, спустилась к завтраку в самом лучшем настроении. Будущее она представляла слишком смутно, чтобы что-то планировать, и каждый день принимала как есть, надеясь на лучшее. При виде Марка, входящего с улицы в сопровождении Бидди, следующей за ним по пятам, ее сердце забилось так сильно, что она едва удержалась, чтобы не сбежать к нему по ступенькам. Он посмотрел на нее и улыбнулся.

– Доброе утро, Фрэнни. Хорошо спали? Сегодня холодно и сухо, после завтрака можно совершить небольшую прогулку.

Завтракали они в небольшой комнате напротив его кабинета – уютной, с маленьким камином, украшенным стальной решеткой. У стола, накрытого белой скатертью, стояла пара стульев. Фрэнни сразу обратила внимание на красивый сервиз из китайского голубого фарфора. Моул принес кофе, чай, горячие тосты и вареные яйца в корзинке, завернутые в белоснежную салфетку. К этому он добавил корзиночку с хлебом и булочками и джем в серебряной вазочке. Когда Марк кивнул, он немедленно удалился.

Фрэнни, хотя и желала снова остаться наедине с Марком, в то же время отчаянно трусила. Но беспокоиться ей было не о чем. Он повел непринужденный разговор о доме, о деревне, кое-что рассказал о своей семье, а потом сказал:

– Я позвонил вчера вечером вашей тете и Финну. У них все в порядке, я пообещал, что вы позвоните позже. В вашей комнате есть телефон, здесь – тоже.

Фрэнни поблагодарила его.

– Я позвоню им после шести, – сказала она. – Так будет дешевле. Или в Голландии это не принято?

Марк сказал без тени улыбки, что в Голландии тоже есть льготное время, но она свободно может пользоваться телефоном, когда захочет.

– О, какая я глупая! Я так привыкла считать деньги и трястись над каждым пенни.

Теперь улыбнулся профессор.

– Начинайте привыкать к тому, что у нас полно гульденов и вам совсем не обязательно над ними трястись.

После завтрака они отправились осматривать усадьбу. Терраса в задней части дома выходила на большую лужайку, подернутую изморозью после холодной ночи. За ней был виден тщательно ухоженный сад в местном стиле, с фонтаном в центре и арками над дорожками, которые, как сказал Марк, летом увиты розами. А еще дальше, за калиткой в кирпичной высокой стене, был огород и теплица.

Он открыл другую дверь в стене и подтолкнул Фрэнни вперед.

– Вы умеете ездить верхом? Нет? Если хотите научиться, здесь есть очень смирная кобылка, которая отлично вам подойдет. Пойдемте, я вам ее покажу.

Они пересекли мощеный двор и подошли к конюшне.

– Это Красавица. – Марк протянул ломтик яблока лошадке с добрыми глазами, которая смотрела на них из своего стойла. Он дал яблоко Фрэнни, и та, протянув его через загородку, почувствовала прикосновение бархатистых губ к своей руке.

– Какая милая! Я так хочу научиться ездить верхом!

– Отлично. А это Гром…

– Он ваш? Выглядит, по-моему, весьма строптивым.

– Нет, нет. Иногда горячится, но по воспитанию – истинный джентльмен.

Гром принял свое яблоко с тихим ржанием. Они подошли к последней калитке стойла.

– Пунш, – позвал профессор, и из-за стойки высунулась огромная голова.

– Ой, он такой большой – это ломовая лошадь, да? Он работает?

– Вообще-то да. Он работает на ферме. Там, за полями, есть семейная ферма. Вкалывает вместо трактора. Кроткий, как ягненок.

Угостив яблоком и Пунша, они пересекли двор и направились к плетеной изгороди, за которой начинались поля.

– Отсюда недалеко до деревни. – Он покосился на ее туфли. – Но дорога довольно грязная.

– Обувь у меня вполне подходящая, – Фрэнни улыбнулась ему. – Вы, наверное, очень любите свой дом, Марк. Вам никогда не хотелось остаться здесь жить навсегда?

– Хотелось, но моя работа слишком важна для меня – важнее всего в жизни, – и она вынуждает меня часто уезжать и жить вдали от дома. Но у меня все равно есть и любимая работа, и любимый дом.

Фрэнни неожиданно остановилась.

– А я ведь даже не знаю, сколько вам лет. Кто бы поверил!

– Тридцать пять – на двенадцать лет старше вас, Фрэнни.

– Значит, вы были врачом – хирургом, – когда я еще училась в школе. А когда вы начали заниматься кардиохирургией?

– Восемь лет назад.

– И никогда не хотели жениться?

– Никогда не чувствовал в этом необходимости.

– Тогда почему вы женились на мне? Потому что я попала в беду и нуждалась в помощи?

Он стоял рядом и смотрел сверху вниз на ее открытое лицо.

– Да, но должен сказать вам, Фрэнни, что я никогда в этом не буду раскаиваться.

– Вы можете влюбиться…

– Вероятность этого настолько мала, что, я думаю, об этом беспокоиться нечего. – Он взял ее под руку. – Какие мы стали серьезные! Идемте в деревню, проведаем нашего священника.

Фрэнни нашла священника замечательным человеком. Его жена оказалась совсем ненамного старше Фрэнни, и у них уже было трое детей: мальчики-близнецы и совсем маленькая дочка. Гости выпили кофе, беседуя о самых разных вещах: о венчании, о деревне и ее жителях. Иногда хозяева извинялись и переходили с английского на родной язык. Сам священник говорил на очень чистом английском, его жена тоже болтала довольно бойко.