– И что же вы собирались купить, если встали в такую рань?

Радуясь тому, что он не может видеть ее лица, Джулия откинула голову назад и посмотрела в ярко-синее небо.

– Если судить по солнцу, сейчас уже по меньшей мере девять часов.– Она улыбнулась. День действительно очень хорош. – Мой отец обычно вставал в шесть часов.

Алек заметил, что ее глаза, заблестев под очками, стали переливаться золотым блеском, круто изогнутые ресницы бросали тени на щеки, а волосы на солнце напоминали мед. Боже, как она была прелестна!

Джулия обратила к нему взгляд своих изумительных глаз.

– Мои родители каждое утро встречали восход солнца, сидя на ступеньках дома. – На ее щеках появились ямочки. – Я думаю, им просто хотелось побыть одним, но отец никогда в этом не признавался.

Алек постарался припомнить нечто подобное в поведении своей матери, но все, что ему вспоминалось, это ее слезы и трясущиеся руки. Эти удручающие воспоминания до сих пор тяжелым грузом давили на него, и он постарался отогнать их прочь.

– Таких родителей, как ваши, еще поискать.

– Просто они очень любили друг друга. – Джулия достала из ридикюля листочек бумаги. – Ну а теперь я, видимо, должна сообщить вам о цели моей поездки. Первым делом мне нужно купить голубые ленты и розовый шарф. – Она взглянула на Алека и хихикнула. – Шарф для тетушки Мэдди. Она не признается, но у нее явная слабость к адмиралу Хатчинсу. Только вчера я слышала, как он делал ей комплимент по поводу новой розовой мантильи, и думаю, что шарфик – это как раз то, что нужно, чтобы поблагодарить ее за помощь.

Услышав такое очаровательное признание, виконт не мог не улыбнуться.

Джулия слегка покраснела и поспешно вернулась к своему списку:

– Еще нам нужно выбрать ливрею для Мака – в ней он будет чувствовать себя очень значительным.

– Значительным?

– О да, – убежденно ответила она. – Дети не так уж отличаются от взрослых. Всем нам нужна какая-то цель, вера во что-то и старания, чтобы достичь своей цели: это помогает нам не стать эгоистами.

Направляя экипаж на Бонд-стрит, Алек нахмурился. Если не кривить душой, он не мог вспомнить ничего, во что бы ему хотелось верить. Неожиданно для самого себя он сказал:

– Возможно, все же есть кое-что, во что я верю.

– Всего лишь кое-что? – Она выглядела разочарованной. – А вот я верю в очень многое.

– Неужели?

– О да. – Она стала загибать пальцы. – Я верю в то, что в каждом человеке есть что-то хорошее, в то, что дети – это самая большая ценность на свете, и еще я верю... – Она замолчала, прикусив губу, ее щеки покрылись розовым румянцем.

– В любовь, – закончил он за нее фразу. – Как У ваших родителей.

Она кивнула. Ленты ее шляпки развязались и теперь обрамляли румяное лицо с улыбкой на прелестных губах.

– Это была настоящая любовь, та, о которой пишут в книгах.

Виконт пристально посмотрел на нее, и его сердце болезненно сжалось.

– Настоящей любви не существует.

Джулия ответила спокойно и с достоинством:

– Для меня существует только она.

Стараясь поскорее отогнать невольное чувство разочарования, Алек сосредоточился на управлении экипажем и больше уже не заводил серьезных разговоров, а лишь поддерживал легкую беседу, хотя каждое движение Джулии напоминало ему о событиях прошедшей ночи, когда он держал ее в своих руках, вдыхал ее аромат, ощущал сладость се губ на своих губах. Она же, казалось, и думать забыла об этом, ни словом, ни жестом не давая понять, что все это имеет для нее хоть какое-то значение.

Все же, поставив фаэтон на обочине у подъезда их дома, Алек решился напомнить Джулии о ее обещании. С трудом сдерживая себя, он открыл дверцу экипажа, помог ей выйти и сам последовал за ней.

Оказавшись в прихожей, Алек закрыл дверь и прислонился к ней, внимательно наблюдая за женой; она же сняла шляпку, тряхнула кудрями, и они свободно рассылались по плечам.

Это было уже слишком. Он отошел от двери.

– Вы кое-что забыли, дорогая.

Она взглянула на свой ридикюль, потом – на небольшую картонку.

– Нет, как же, у меня все с собой...

Он подошел ближе и оперся рукой о стену прямо над головой.

– Вы забыли о вашей ежедневной плате.

Ее глаза расширились, и Алек заметил нечто похожее на страх в ее черных бархатных зрачках. Он чуть не отступил назад, проклиная себя за то, что вызвал такой взгляд. Может, он и вчера вел себя как насильник по отношению к ней? Что, если его страсть слишком ошеломила ее? Впрочем, это казалось невозможным, если вспомнить ее ответный поцелуй. А может, она боялась как его страсти, так и своей?

Как ни странно, эта мысль его подбодрила. Стараясь держать свои желания в узде, Алек поднес руку к лицу Джулии и легко погладил нежный овал ее щеки.

Джулия, приоткрыв губы, закрыла глаза, и дыхание ее участилось. Картонка упала на пол и покатилась в угол прихожей.

Алек провел пальцами от губ к подбородку и, медленно наклонясь к ней, скользнул губами по ее гладкой коже прямо под мочкой уха. Джулия, задрожав, вцепилась пальцами в лацкан его сюртука, и Алек, закрыв глаза, заставил себя закончить этот мучительный поцелуй всего лишь легким касанием губ. Потом он отошел в сторону, пытаясь восстановить самообладание.

Джулия бессильно опустила руку и посмотрела на него. Ее взгляд переполняло желание.

Это было как раз то выражение, которое он так хотел увидеть в ее глазах. Он будет ухаживать за ней так до тех пор, пока она не узнает, его до конца и не станет полностью ему доверять. Он докажет ей, что любовь всего лишь иллюзия – истинно прекрасна лишь страсть.

– Вам, видимо, следует переодеться к приезду леди Бирлингтон.

Джулия взглянула на него, словно только что очнулась от долгого сладостного сна.

– К приезду кого?

– Леди Бирлингтон. – Алек мягко взял ее подруку и повел к лестнице, ненадолго остановившись чтобы подобрать картонку. – Не желаете ли, чтобы миссис Уинстон принесла вам чай в комнату?

Джулия кивнула, словно сомнамбула, и начала медленно подниматься по ступенькам, немного покачиваясь, держась рукой за то место, куда он ее поцеловал, а Алек смотрел, как она поднимается, восхищаясь завораживающими движениями ее бедер.

Наверху она обернулась и посмотрела на него.

Их взгляды встретились, и на щеках у обоих вспыхнул густой румянец. Потом Джулия отвернулась и исчезла в коридоре.

Глава 14

Уайтчепел – одна из наихудших трущоб Лондона, пропитанная грехом и мерзостью, – с ночи до утра оглашался звуками ткацких станков, и только Общество помощи нуждающимся женщинам представляло собой островок целомудрия в этом унылом мире бедности и запустения. За его надежные стены не проникали отзвуки скандалов и грабежей, как будто головорезы и грабители договорились не трогать это место, главным образом из уважения к доброму викарию Эштону.

Джулия поднялась по узким ступеням, ведущим к входной двери. Ей нравилось это здание. Когда-то здесь был грязный бордель, но сейчас стены сияли свежим слоем краски, выгодно отличаясь от грязных, покрытых сажей окружающих построек.

Войдя в сияющую прихожую, она расправила одежду. Скромное утреннее платье, лишенное всяких бантиков и оборок, казалось поразительно простым по сравнению с большей частью платьев, составляющих ее нынешний гардероб. Здесь она опять становилась прежней Джулией Франт. Изменение положения в обществе никак не повлияло на ее убеждения.

Пришла пора взглянуть правде в глаза: вся ее благотворительная деятельность потерпела полный крах. И не только потому, что у Общества до сих пор не имелось конкретного плана, как помочь нуждающимся женщинам, но и потому, что Алек оставался таким же порочным, соблазнительным и заносчивым, каким был до их женитьбы. Конечно, ей удалось склонить мужа к ряду компромиссов, но это никак не повлияло на его характер.

К сожалению, она не могла сказать того же о себе.

Джулия провела рукой по губам и вздрогнула. Она не знала заранее, когда Алек потребует свою ежедневную плату. Каждый день и большую часть ночи она проводила в ожидании следующего поцелуя, страшась своей ответной неуправляемой реакции.

Она одновременно желала и боялась его прикосновений, страшилась и жаждала их, все больше и больше подпадая под его обаяние. Конечно, чары Алека были не из области ночных кошмаров, а скорее из страны грез – страстные, чувственные мечты, которые не давали ей спать большую часть ночи.

Внезапно Джулия почувствовала, что ей не хватает свежего воздуха. Она несколько раз обмахнулась рукой. День ото дня она все больше слабела. Ей становилось уже мало просто поцелуя; Алек же постоянно давал понять, что он ни в чем не уступит ей.

Если не удастся придумать другого способа воздействовать на своего упрямого порочного мужа, то скоро она станет такой же греховной, как и он.

Не желая поддаваться своему мрачному настроению, она собралась с мыслями и открыла дверь.

Увидев ее, викарий, сидевший во главе стола, встал со стула. На его худом благородном лице появилась приветливая улыбка.

– Вот и вы, дорогая! Мы как раз собирались начинать...

– Нам всем пришлось ждать вашего прибытия, – проворчал лорд Кеннибрук, бросив на нее неодобрительный взгляд из-под седых кустистых бровей. – Опаздываете, сударыня, как, впрочем, и все женщины. И это после того, как по вашей милости нам пришлось отложить все дела и перенести заседание на это неудобное утреннее время.

Джулия лучезарно улыбнулась.

– Пытаетесь пристыдить меня, лорд Кеннибрук? Уверяю вас, это бесполезно.

Кеннибрук сверкнул раздраженным взглядом.

– Почему же?

– У меня совершенно нет сил для оправданий. Прошлой ночью я почти не спала. – А также в предыдущую ночь и во все прочие. Фактически со дня ее замужества она еще ни разу не выспалась как следует.

– Плохо спите? – грубовато посочувствовал лорд Бартон. – Ну, тогда вы пришли вовремя: Тамболтон как раз собирался разъяснить нам одну из своих философских концепций.