К счастью, приговоры выносили быстро, так что пленникам не приходилось проводить здесь много времени. Если заключенные не могли заплатить выкуп за свои прегрешения, Эрика предпочитала следовать местному обычаю и обращала провинившихся в рабство на определенный срок, обычно не больше чем на год, и редко соглашалась с Уолнотом, вечно норовившим избить несчастных до полусмерти.

Но шпионаж считался серьезным преступлением, которого не загладишь никаким выкупом, поскольку речь шла о войнах и оборонительных сооружениях, а добытые сведения могли привести к гибели сотен солдат.

Виселица была милосердным наказанием для шпиона, пойманного во время войны, но сейчас на землю пришел мир, и Эрика была даже рада тому, что не придется никого казнить. Правда, Рагнар, закаленный воин, не согласился бы с ней, но его здесь не было.

Уолнот еще не покинул темницу. Горел всего один факел, так что почти все пространство было погружено в полумрак, дым ел глаза и плотным покрывалом висел над головами. Эрика попросила оставить дверь открытой и впустить хотя бы немного воздуха. Конечно, темница находилась в ведении Уолнота, но неужели он никогда не приказывал прибрать здесь хотя бы немного?

Терджис, не привлекая к себе особого внимания, прислонился к стене у самой двери, где было всего темнее. Узника приковали к дальней стене так, что его руки были высоко подняты над головой. Но больше Эрике ничего не удавалось увидеть: пузатый Уолнот загораживал остальное.

Оказалось, что капитан, при появлении Эрики схватив заключенного за волосы, приподнял его голову, но теперь разжал пальцы и отступил. Пленник, по-видимому, потерял сознание и тяжело обвис на железных цепях. Эрика гневно вскинулась, но, не произнося ни слова, только вопросительно подняла бровь, хотя лицо Уолнота отнюдь не было виноватым, скорее раздраженным.

– Он только и делает, что притворяется, миледи, – сообщил он на местном диалекте.

Эрика обучала своих людей датскому, желая, чтобы в поместье все объяснялись на языке ее родины, но дело подвигалось медленно, а когда ее не было рядом, слуги переходили на англосаксонский. Особенно упорствовал Уолнот, даже в присутствии Эрики, но та отказывалась отвечать ему, хотя понимала наречие достаточно хорошо.

Да, этот человек не упускал возможности показать, насколько она, как женщина, стоит ниже любого мужчины. Эрике казалось, что Уолнот просто хочет подловить ее, хотя бы однажды заставить ответить на англосаксонском. Тогда он посчитает, что одержал над ней нечто вроде победы, и девушка чувствовала безмерное удовлетворение оттого, что ему это ни разу не удалось.

– Делает вид, что не понимает нас, – продолжал Уолнот, – и прикидывается таким ослабевшим, что даже стоять не может. Но достаточно одного взгляда, чтобы понять, насколько он силен!

Эрика невольно признала правоту слов Уолнота. Действительно, редко приходится видеть столь широкие плечи и грудь, а на вытянутых руках бугрились мускулы. И только сейчас, когда капитан отошел в сторону, девушка заметила, что ноги узника не болтаются в воздухе, как у остальных заключенных, а твердо стоят на земле, и колени полусогнуты: очевидно, выпрямись он, и капитан показался бы рядом с ним настоящим карликом. Вот и разгадка! Теперь ясно, почему понадобилось целых шестеро, чтобы справиться с ним! Такой великан должен весить немало, и естественно, что люди, присягнувшие на верность ее брату, не могли с ним сравниться. Но почему он разыгрывает из себя ослабевшего несчастного больного? Может, устал настолько, что засыпает на ходу? Всякое в жизни случается. А что, если Уолнот жестоко пытал его, не дожидаясь ее прихода? Хотя… девушка была уверена, что капитан вряд ли осмелится на подобное.

Незнакомец одет, как крепостной, но, может, он специально постарался изменить внешность. Однако волосы не подделаешь! Длинные, черные как смола, выдающие кельтское происхождение их владельца.

Она ответила Уолноту на датском, в который раз уничтожив его надежду на то, что вдруг забудется и заговорит на англосаксонском.

– Возможно, этот человек измучен и устал. Кроме того, кельт может и не знать твоего наречия, но, уж конечно, знаком с моим. Ты пробовал говорить с ним по-датски?

По багровой физиономии Уолнота без слов было ясно, что тому это и в голову не пришло.

– Ты говоришь по-датски? – спросил узник, подняв голову, и Эрика ошеломленно уставилась на него, так что прошло довольно много времени, прежде чем она поняла, что делает, и невольно вспыхнула, но тут же нашла оправдание столь необычному поведению.

Глаза ее не обманывали. Красота этого человека не поддавалась описанию. Его нельзя было назвать иначе как «прекрасным», и даже это казалось слишком слабым определением. О да, он легко может выведать любую тайну… от женщин. Но женщинам редко доверяли военные секреты.

Эрика была потрясена тем, как легко способна оправдать пленника, еще не узнав, в чем дело, и только потому, что находила его красивым, ошеломительно красивым, невероятно красивым. Нет, нужно взять себя в руки, не поддаваться его чарам и судить по справедливости.

– На каком же еще языке мне говорить? Но для кельта ты сам неплохо знаешь датский. Конечно, пришлось его выучить, чтобы без помех шпионить здесь.

Но незнакомец, словно не слыша ее, задал еще один, уже совершенно странный вопрос:

– Что датчане делают в Уэссексе?

– Ну теперь по крайней мере мы знаем, на кого ты шпионишь.

– Отвечай, девчонка!

Эрика оцепенела и уже была близка к ярости, но постаралась взять себя в руки:

– Вижу, что ты привык командовать. Однако здесь вопросы задаем мы. Я леди Эрика, сестра Рагнара Харалдсона, владельца Гронвуда и окрестных земель. В его отсутствие вся власть принадлежит мне, и ответ будешь держать передо мной. Для начала назови свое имя.

– Любишь командовать? Точно как моя сестрица.

Улыбка, подаренная им Эрике, заставила ее снова покраснеть и совершенно забыть об уничижительном обращении. Кроме того, в низу живота мгновенно начал раскручиваться жаркий смерч, проникавший в каждую частицу тела. Эрика не могла объяснить, почему его слова звучали комплиментом или отчего в душе загорелась такая радость.

И тут девушка опомнилась и застонала про себя. Опять его красота так подействовала на нее. Ведет себя, словно глупая деревенская девица, ни на что больше не способная, кроме как вздыхать и жеманиться от похвал кавалера. Если она хочет, чтобы ее уважали и слушались, то не должна обращать на него внимания.

– Твое имя?! – снова рявкнула она.

Незнакомец чуть встрепенулся, но тут же обмяк. Почему он обвис на руках, почему так напрягает жилы, ведь достаточно выпрямиться, чтобы ослабить натяжение?..

– Я Селиг Благословенный, из норвежского рода Хаардрадов.

Эрика услышала, как за спиной чуть шевельнулся Терджис. Должно быть, сочувствует земляку. Оставалось надеяться, что викинг не поверит столь очевидной лжи. Девушку передернуло от раздражения: неужели незнакомец не смог придумать ничего умнее?

– Тебя выдает внешность, – усмехнулась она, но тут же вновь услышала собственный голос: – Я знаю, что корнуэльские кельты – настоящие великаны, так что ты, вероятно, один из них. Но зачем врать? Мы с ними не враждуем. Они даже помогали нашим людям сражаться против саксов.

– Но как ты очутилась в Уэссексе? – в свою очередь спросил Селиг.

Уклончивые ответы приводили ее в бешенство, как, впрочем, и смущение, которое узник столь убедительно разыгрывал. Эрика дала ему возможность оправдаться, очиститься от подозрений и получить свободу, однако незнакомец отказывался принять удобную подсказку и, похоже, вообще не обратил на нее внимания.

– Ты находишься в Восточной Англии, если хочешь знать, недалеко от Бедфорда.

– Это невозможно.

– Так, значит, я лгунья?

Эрика, плотно сжав губы, обернулась к Уолноту:

– Почему его обвиняют в шпионаже?

Гневно блестевшие глаза и раскрасневшееся лицо хозяйки без слов предостерегали капитана не отвечать ни на каком языке, кроме датского, что тот и сделал, причем довольно бегло.

– Вернувшийся патруль нашел его лежащим у забора. Он прятался во мраке, стараясь остаться незамеченным, и подслушивал, как стражники говорили о смене караула.

Эрика хотела что-то сказать, но вмешался пленник:

– Прежде всего, я сидел, а не лежал, и хотел, чтобы меня заметили, поскольку сомневался, что смогу сделать хотя бы один шаг.

– Но его мешок был набит только что приготовленной едой, – поспешно добавил Уолнот, – вероятно, украденной с нашей кухни. Может, он расшибся, когда карабкался через ограду, потому что ворота были заперты?

Эрика подняла брови:

– Ты считаешь, что он еще и наш грабитель?

– Или то, или другое, – настаивал Уолнот. – А может, даже беглый раб.

Девушка поняла, что Уолнот был полон решимости заполучить жертву на расправу, но что касается последнего утверждения, тут он промахнулся. Если этот человек в самом деле беглый раб, в чем Эрика сомневалась, здесь он обретет свободу. Многие искали убежища у датчан и чаще всего получали его, точно так же, как рабы датчан неизменно пытались сбежать в Уэссекс и Западную Мерсию. Что же касается воровства…

– Едой меня снабдила добрая хозяйка, и живет она к северу отсюда, – объяснил узник, с трудом выговаривая слова. – Найти ее и расспросить совсем нетрудно.

Эрика была склонна верить незнакомцу хотя бы потому, что такой красавец гигант вряд ли сумел бы проникнуть в дом незамеченным. Но вот шпионом он действительно мог оказаться, и брат Эрики не задумался бы жестоко расправиться с ним. В стране происходило множество войн и стычек, в которых смертельному риску подвергались тысячи жизней, если замыслы предводителей не держались в секрете, поэтому Рагнар, несомненно, тут же убил бы неизвестного, несмотря на то, что сейчас царил мир.

Но сегодня судьба незнакомца была в ее руках. Эрика не могла так просто оправдать и отпустить узника. Вполне законное подозрение вызывали его попытки спрятаться от стражи и подслушать чужой разговор, как, впрочем, и слишком хорошее для кельта знание датского языка. Но сейчас между их народами заключен мир, так что какое это имеет значение? И к чему ему понадобилось знать время смены караула? Для этого вполне достаточно понаблюдать за усадьбой. Эрика может позволить себе быть великодушной.