– Я люблю тебя, Кросби. Только тебя. Клянусь, что раньше никому этого не говорила. – А затем я говорю ему нечто, что он не часто слышал, нечто, что он заслуживает слышать каждый день. – Ты первый.

Я ощущаю его улыбку у моих губ, его ладонь скользит мне на затылок, пальцы сжимаются, зарываясь в мои волосы.

– И у меня.

Прежде чем я успеваю ответить, снаружи начинается фейерверк. Он звучит как миллион крошечных взрывов, действо короткое, но насыщенное, и через покрытое инеем окно мы видим размытые всполохи красных, зеленых и желтых огней, взмывающих в небо, быстро распускающихся, а затем угасающих. Восхитительные, интенсивные, эфемерные.

– Идеальное время, – говорю я.

– Как я и планировал.

– Это часть твоих иллюзий?

Он улыбается и целует меня.

– Нет. Это реальность.


Эпилог


Я пристально смотрю на Кросби и упираю руки в бока.

– Вчера ты ходил гулять, – резко выдаю я.

– И что? – он смотрит в ответ. – Я больше не могу видеться со своими друзьями? Мы поженились, и ни с того ни с сего весь мой мир теперь должен ограничиваться только этим?

Я ахаю.

– Значит, это так плохо? Я работаю не покладая рук, чтобы тебе было приятно на это смотреть! – я жестом окидываю сцену, декорированную под импровизированную гостиную. Она состоит из старого кресла, отключенной из сети лампы и длинного деревянного ящика на возвышающемся столе.

– Я работаю не покладая рук, чтобы за все это платить! Не говоря уже о том! – Он указывает на огромное поддельное бриллиантовое кольцо на безымянном пальце моей левой руки. – И заслуживаю немного времени на себя!

– Поверь мне, – огрызаюсь я. – У тебя будет больше, чем немного личного времени. Прекрасно – иди, гуляй с друзьями. А я отправляюсь в кровать.

– Прекрасно.

– Отлично!

Кросби уносится со сцены, а я тем временем обхожу ее, чтобы залезть в стоящий на опоре ящик и лечь в него на спину, при этом голова выглядывает с одного конца, а ноги в шпильках видны с противоположного. Опускаю крышку, тем самым оказавшись надежно закрытой внутри, дергаю пальцами ног и преувеличенно зеваю, прежде чем изобразить, что якобы быстро заснула.

Мы репетировали это сотню раз, поэтому мне нет нужды открывать глаза, чтобы увидеть, как Кросби пробирается назад на сцену с пилой. «Бинс» полон под завязку, в помещении яблоку негде упасть, так как люди заполонили все ради вечера живого микрофона в День Святого Валентина. Как обычно участвует много поэтов и певцов, но лишь один магический номер. Кросби большую часть представления провел в одиночку, но этот – финальный номер – требует ассистента, поэтому я здесь.

Буду разрезана пилой надвое.

Аудитория ахает и тихо смеется, когда он запирает ящик и начинает решительно распиливать дерево, мои глаза как по команде распахиваются.

– Что ты… – Я визжу на полуслове, затем пускаюсь в демонстрацию очень убедительной сцены смерти.

– Давно следовало это сделать, – заявляет Кросби, когда ящик оказывается полностью распилен. Он отбрасывает пилу на пол и разделяет половинки, показывая, что я действительно аккуратно разделена надвое. Хотя эту иллюзию все мы ранее видели, зал шумно аплодирует, а мне с трудом удается сохранить бесстрастное выражение лица, ведь я продолжаю изображать труп.

Слышу дыхание Кросби, когда он обходит стол, проверяет пульс, удовлетворенно кивает, не находя его, и вновь соединяет половинки ящика. С прирожденным талантом он открывает крышку, и я вылезаю невредимая, мы держимся за руки и кланяемся, зрители аплодируют стоя.

Он склоняется, чтобы поцеловать меня в щеку.

– Счастливого Дня Святого Валентина.

– А ты знаешь, как соблазнить девушку.

Мы широко улыбаемся и в последний раз кланяемся, после чего быстренько отодвигаем наши реквизиты в сторону, освобождая место для следующего исполнителя. Кросби стискивает мою руку, пока мы пробираемся сквозь толпу, благодаря и давая «пять» в ответ, прежде чем нырнуть на кухню, прихватить две бутылки с водой и направиться по коридору к заднему входу, чтобы подышать свежим воздухом. Хотя мое участие в номере длится лишь шесть минут, это были волнительные шесть минут, и я сильно взмокла, несмотря на то, что мой наряд ассистентки состоит лишь из тонких черных колготок и маленького черного платья, которое едва ли можно воспринять всерьез.

– Ты был великолепен, – произношу я, стоит нам перевести дыхание. – Трюк, где ты бросаешь карты и достаешь нужную прямо из воздуха, всех просто поразил.

Кросби смотрит на меня, пока опустошает за раз половину своей бутылки.

– Ты же знаешь, они смотрели лишь на тебя, – говорит он, вытирая рот тыльной стороной ладони, и указывает на мой наряд. – Кто может их винить? Я с трудом мог концентрироваться.

Я улыбаюсь.

– Я горжусь тобой.

Он смущенно улыбается в ответ.

– Спасибо.

С последнего выступления его волнение не ослабло, но, как всегда, он выходит туда, пробует, старается изо всех сил, выкладывается по полной. И хотя моя роль «ассистентки» была практически неприметна до самого финала, меня это больше не беспокоит. Пребывание в центре внимания не так уж важно. Быть заметной не так уж важно. Если я должна выбирать между количеством и качеством, то каждый раз предпочту качество. Потому что Кросби Лукас – самый лучший бойфренд, которого я когда-либо могла пожелать.

– О чем думаешь? – спрашивает он, допивает воду и закидывает бутылку в ближайший мусорный бак идеальным трехочковым.

– Что ты хороший бойфренд.

– Ах так? В чем это?

– В основном в том, что такой скромный.

– Да, я довольно классный.

– И ты умный.

– Я великолепен, но было близко.

Я потираю подбородок.

– И… ты очень быстро бегаешь.

– Хммм.

– Э-э… Ты вроде как привлекательный.

Он издает жужжащий звук.

– Ошибочка.

– У тебя хороший вкус в выборе подружек?

– Снова ошибочка. А ведь ты так хорошо начинала, Нора. Когда у тебя очередная встреча с деканом? Я планирую сказать ему, что у тебя не наблюдается такого прогресса, как мы надеялись.

Я прыскаю.

– Не впутывай в это декана Рипли.

По переулку гуляет прохладный февральский ветер, вызывая у нас дрожь. Мы возвращаемся в помещение и направляемся проверить, как проходит оставшаяся часть шоу, но резко останавливаемся у кухонной двери. По другую сторону кофейного прилавка Нэйт и Марсела сидят без дела. После размолвки на Благорождении у них наблюдается потепление, но, насколько мне известно, ничего существенного между ними фактически не произошло. Тем не менее, в данный момент они вместе едят попкорн из одной миски и их пальцы соприкасаются, когда они одновременно тянутся за ним, продолжительное время смотрят друг на друга, после чего убирают руки и притворяются, что наблюдают за шоу.

Но, несмотря на медлительность движения, я вижу, как нога Нэйта в парусиновой кроссовке сокращает разделяющие их дюймы и останавливается в миг от непосредственного прикосновения к блестящему золотистому ботинку Марселы. Мгновение спустя она перемещает пятку и ударяется ногой о его ногу. Они вновь не смотрят друг на друга, но и не двигаются.

– О, – шепчет Кросби, не менее завороженный. – Кому нужна ловкость рук, когда есть ловкость ног? Возможно, я недооценивал этого парня. Может, он все-таки ведет свою игру.

Мы отходим от двери, не желая мешать.

– Давай выйдем через заднюю дверь, – предлагаю я. – Где ты припарковался?

– В конце квартала.

Наши куртки и моя сумочка лежат в подсобке, мы быстренько забираем их, выходим в переулок и сворачиваем на улицу. По плану мы отправляемся в «У Марвина» после окончания шоу, так что Нэйт дал добро на то, чтобы оставить наши реквизиты на ночь в кофейне. Первую половину вечера я работала, но моя смена закончилась, когда началось выступление Кросби, поэтому я спокойно могу уйти пораньше.

– Думаешь, они когда-нибудь будут вместе? – спрашиваю я. – Ожидание меня убивает.

– Конечно будут, – отвечает Кросби, беря меня за руку. – Разве магия тебя ничему не научила? Все невидимое так же важно, как и то, что ты видишь.

Я вспоминаю свое запоздалое прозрение. Как порой вещи, которые мы делаем, когда думаем, что никто не смотрит, в действительности имеют значение.

– Ты прав.

– Конечно прав.

– Ха-ха.

Мы доходим до его машины, он галантно открывает дверцу и жестом приглашает меня забраться внутрь.

– Погоди. Зачем мы лезем в машину? – спрашиваю я. – Разве мы не собирались в «У Марвина»?

Кросби проверяет время.

– Шоу продлится еще полчаса. У нас есть время.

– На что?

– Вернуться в твою квартиру, чтобы кувыркаться всю ночь напролет.

– О, сердце мое, успокойся.

Он смеется.

– Просто залезай.

Я делаю как велено, и он захлопывает дверцу, после чего обходит машину спереди и залезает на водительское место.

– Хоть намекни, – требую я. Мы условились сегодня не делать ничего особенного, так что происходящее подозрительно похоже на то, что меня обдурили.

– Придержи коней.

Он заводит машину и некоторое время дает ей возможность прогреться, но прежде чем успевает тронуться с места, рядом с нами останавливается машина, маниакально сигналя.

Кросби стонет.

– Черт побери.

Я не могу сдержать смех, когда он опускает стекло, чтобы завидеть Келлана, склонившегося через пассажирское сиденье своей машины, на котором ютятся не одна, а две девчонки.