– Вы хотите сказать, – продолжил Филлипс, – что вторым знаком, то есть рисунком звезд, мальчик хочет нам что-то передать?

– Именно.

– Он хочет, чтобы его нашли, – сказал Пирс, томно присаживаясь на траву.

– Может быть, – согласился Филлипс.

Длинной шеренгой люди продолжали поиски, отодвигая ветки многочисленных кустарников, обходя деревья и заглядывая во все тайники леса.

На их пути встречались мелкие водоемы, которые приходилось обходить с обеих сторон, чтобы не просмотреть какой-либо оставленный мальчиком след. Собака вновь начала путаться. Люди вышли на шоссе, и некоторое время шли вдоль него, затем собака рванулась в сторону.

– Мальчик шел вдоль дороги, – сказал Филлипс. – Может кто-то проезжал по ней и видел ребенка?

– Надо позвонить в город, – сказал Пирс.

– В городе и так знают о пропаже, – сказал Стив.

– Позвоните в Бешуан, – сказал Джон. – Город находится восточнее. Может кто-то направлялся на восток, проезжая мимо Авр-Сен-Пьера.

– Вы правы, – ответил Филлипс. Он достал телефон и стал звонить меру городка, расположенного восточнее Авр-Сен-Пьера.

Кейт шла рядом с Бетти.

– У вас необычный мальчик, – сказала Кейт. – Он не просто особый, не просто человек, живущий в своем, непонятном мире. Это не так. Многие великие ученые или люди творческих профессий, например, музыканты, художники, писатели, не просто живут в своем фантастическом, непонятном другим мире, на своем острове фантазий, им и только им, открылся новый мир, который не виден обычному человеку.

– Вы хотите сказать, что Алан видит то, чего не видят другие?

– Он не просто видит необычное, он живет в нем, если хотите, питается, дышит этим миром. Он есть проводник между нашим миром, и миром потусторонним, невидимым. Благодаря этому мальчику тот другой мир заглядывает в наш, он следит за нами, проверяет нас.

– Может быть, Алан хочет и нас научить видеть, отличать? – спросила Бетти.

– Многие безнадежно слепы, привыкли к обыденности, привыкли к тому, что за них делают открытия, обучая их эстетике, новым изобретениям, ноу-хау. Вы понимаете меня?

– На счет ученых и людей творческих профессий, я соглашусь, – ответила Бетти. – Они погружаются в свой мир идей, пространство неизведанного, в глубины тайн. Но они ведь не отрешены от общества, а наоборот – развивают его, стоят на острие или вершине прогресса, двигают человечество вперед. Они умеют и писать, и считать, и…

– По-вашему открытия могут делать только такие люди, которые могут писать и считать? То есть образованные? – спросила Кейт. – Возможно, они не могут сообщить о своем открытии, не могут рассказать, поведать о нем миру, миру людей. Но может это и не обязательно. Человечество и так рано или поздно дойдет до всех тех открытий, до которых оно может дотянуться своими короткими руками. Иногда почувствовать, увидеть, понять можно и молча, в полном покое, наедине с природой, а не в шуме хаоса суетливых людишек. Кто знает, как они могут использовать свои достижения: во благо или во зло, уничтожая природу и себе подобных.

– Алан тихий и спокойный мальчик, он никому не сделал зла, заметила Бетти. – Как вы думаете, Кейт, почему он двигается на восток, будто его кто-то зовет, манит туда?

– Насколько я знаю, там лишь один населенный пункт – город Бешуан, за ним залив Святого Лаврентия.

Солнце поднималось все выше, мрачные ночные тени покинули деревья, спрятавшись от уставших, но пристальных глаз спасателей.

Еще один рисунок и замысловатый орнамент из шишек был обнаружен в юго-восточном направлении. Сомнений быть не могло – мальчик двигался к городу Бешуан, расположенному вблизи залива Святого Лаврентия.

Спустя два часа, группа людей вышла к каменистому побережью залива. Огромные каменные валуны причудливых форм стеной ограждали залив. Люди шли вдоль берега, по плоским камням, опускавшимся до самой воды. Вдали, на одном из камней, уходивших от берега в залив, на мысе, окаймляющем с одной стороны не глубокую и уютную лагуну, сидел мальчик, лицом к воде. Люди, уставшие от долгих поисков, но радостные, что нашли мальчика, подбежали к берегу. Несколько человек, пройдя по плоским, широким прибрежным камням, приблизились к Алану.

Бетти ласково обхватила за плечи сидящего на камне, спиной к ней, мальчика. Она склонила свою голову к его детской голове, целуя его в щеку. Ее глаза увлажнились вспыхнувшей волной чувств. Мальчик поднялся, он, согнув руки перед грудью, беспокойно теребил пальцами, словно делал ими гимнастику. На его лице не было радости или изумления того, что его нашли. Он стоял перед Бетти и Филлипсом – лейтенантом полиции, с лицом, на котором не было отражено какое-либо чувство. Лишь загадка, какая-то неуловимая тайна скрывалась за этим невозмущенным лицом принца, не осознающего человеческих законов, бед, переживаний и проблем.

– Ты взгляни на них в тени, – сказал вдруг мальчик, смотря невидящим, пустым взглядом куда-то в воду, в направлении лагуны.

– Кто? – спросила Бетти.

Она показала рукой лейтенанту, что волноваться не стоит, это в порядке странностей аутиста. Ничего особенного. Это его фантазии, не более, – вот, что она хотела сказать полицейскому.

– Взгляни, на них взгляни… в тени, – повторял Алан, идя рядом с Бетти и крепко держа ее за руку.

Теперь она его не отпустит, будет держать под контролем, следить за его новыми странностями. На боку у мальчика болталась его сумка, второй рукой он поправлял ее, отводя за спину.

Глава 14

Мальчика отправили обратно в пансионат. По распоряжению Пирса Переса, заведующего пансионатом, наблюдение за Аланом усилили. Окно в его комнате наглухо закрыли, так чтобы нельзя было открыть. Дверь его комнаты не стали запирать на ночь, но у входной двери здания теперь находился дежурный – пансионат нанял сторожа, чтобы дети сами по себе не покидали территорию.

Расписавшись в нескольких бумагах в полицейском участке, Пирс пришел в свой кабинет, уставший, в плохом настроении. Его глаза слипались, он жутко хотел спать. Бросив портфель с документами на стол, он уже собирался идти домой, как вдруг обнаружил на своем столе чью-то матерчатую сумку. Она была не пуста. Несмотря на уставшее состояние, он все же вспомнил этот предмет. Это была сумка Алана, она болталась за его спиной, когда они возвращались в город.

Пирс вспомнил, что час тому назад, когда солнце только начало заходить за горизонт, он позвонил Голди Фостер и попросил ее принести сумку мальчика в его кабинет. На своем телефоне, полчаса назад, он прочитал сообщение от Голди: «Это интересно, вам стоит посмотреть».

Пирс с неохотой, рожденной от усталости, но с пробивающимся живым интересом к содержимому сумки Алана, погрузился в мягкое кресло. Он закурил, потом взял матерчатую сумку мальчика и вынул на стол ее содержимое: альбомные листы бумаги, соединенные между собой, три простых карандаша, резинка, новая, ей не пользовались. Он открыл альбом для рисования и стал его листать, медленно просматривая и изучая каждый рисунок.

Это была, на первый взгляд, мазня, хаотичные извилистые линии, беспорядочные заштриховки каких-то скрытых фигур, которых нельзя было разглядеть из-за множества поверхностных линий. По-видимому, мальчик сперва что-то нарисовал, а затем, как критик, которому не понравилось то, что он видит, все покрыл линиями – неодобрения, скрывшие первоначальный рисунок. «Но ведь можно было и порвать листы, – подумал Пирс, – если они ему так не понравились. Зачем же Алан зачеркнул свои рисунки?»

На некоторых пробивались четкие линии неясных силуэтов. Что увидел в лесу Алан? Что или кого он изобразил? – думал Пирс. Голова слегка кружилась, – это от усталости.

Мальчик исписал все восемь листов, и все восемь были зачеркнуты сплошной узкой паутиной, его же рукой. Как критично! Он стал к себе относиться с критикой, осуждая поступок, быть может, желания. В любом случае, это был прогресс в развитии мальчика, который попав два месяца назад в пансионат, вообще не умел говорить и даже выявлять свои желания. Были ли у него тогда мысли вообще? О чем он думал, когда бился головой о пол и стены. Голди и Бетти провели огромную работу за два месяца, работая с Аланом, необычным мальчиком-аутистом. Они вывели его на новую грань развития. Теперь он вне всяких сомнений способен выражать свои чувства, хоть так – зачеркнув свой же рисунок. А может он увидел то, что не хочет показывать людям, когда они его найдут? Может он решил спрятать, зарыть то, что проявил в себе, увидел, почувствовал, находясь на природе, среди диких зверей, наедине с собой, никому не показывая? Вряд ли в нем проснулся стыд, которого он устрашался, как собственные ошибки, неумелость или недостатки, ограниченность. Все это было скрыто в темноте, во мраке его мыслей. Была ли это фантазия, которая ему не понравилась, и которую он решил уничтожить? А может это были отголоски, осколки его прошлой нелегкой жизни, где он был, без сомнений, один, так и не впустивший в свой мир отца, мачеху и ее детей?

Пирс сдвинул брови, напряг лоб, где сразу отразились три полоски, и погрузился в фантазию, изучая творения мальчика, пытаясь дополнить, угадать, заметить детали столь странных рисунков.

Глава 15

Где же взрослые? – задал Алан себе вопрос. Они были там, в городе, на улицах. Ночь прошла и они исчезли. Теперь его окружают эти стройные пышные великаны. Только они и он. Они молчаливы, мерно покачивают своими многочисленными зелеными ручищами, словно манят. И Алан подходил к ним, к их длинным и широким стволам. Он робко касался ручкой ствола дерева и суетливо, игриво отбегал от него. Затем другое дерево, и так далее. Все они манили, зазывали пытливый ум Алана. Мальчик задорно подпрыгивал, перебегая от одного дерева к другому. Он старался не касаться их длинных ветвей, чтобы они не поймали его. Это была игра, веселая, озорная. Они были живыми для Алана. Он не слышал их голоса, но чувствовал их желания – поиграть. Он давно собирался это сделать. А еще, было в его детском, подвижном сердце что-то, что звало, зазывало куда-то вглубь этих зеленых великанов. И он шел, шел по зову сердца, ритмично и уверенно посылающего сознанию какое-то теплое, необъяснимое желание идти вперед. Он чувствовал, что его ждут, ждут где-то далеко. Повинуясь этому таинственному желанию, он следовал его невидимому пути. Так, перебегая от дерева к дереву, он двигался в определенном направлении. На его пути повстречалось дерево, мимо которого он пройти не смог. Это была старая береза. Ее листья поредели, поникли, их цвет потускнел, а ствол, некогда тянувшийся к звездам, изогнулся, подобно спине глубокого старца. Время для нее подходило к финальному завершению жизни. Но все же, береза еще трепетала своими маленькими листьями, и покачивала небольшими, еще не засохшими ветвями.