– Для меня в этом вся жизнь! Все мои друзья работают на телевидении!

И говоря это, она припомнила весьма краткий телефонный разговор с Диди, который был у них днем. Келли позвонила Диди сообщить, где она находится, и узнать, нет ли у той каких-либо вопросов по переданному ей Келли материалу.

Откровенно говоря, позвонила она еще и затем, чтобы поговорить с кем-то, хорошо понимающим убийственные последствия всей этой истории для ее карьеры, с кем-то, способным посочувствовать, а может быть, и возмутиться таким с ней обращением. Но Диди говорила с ней вежливо-отчужденно, словно желая держаться от Келли подальше, в точности как Хью, на тот случай, если все эти судейские начнут видеть в ней лишь обстоятельство, отягчающее дело.

Воспоминания об их телефонном разговоре вызвали у Келли спазм в горле, и потому закончила она совсем уже умирающим голосом.

– Работать на телевидении было моей мечтой.

– Но существовали, вероятно, и другие мечты, – хладнокровно произнес Сэм.

«Да, было и такое», – подумала Келли. Она мечтала раньше об уютном доме, о детях и о мужчине, который станет ее любить и защищать. Но было это давно, когда она еще сохраняла романтические представления о жизни.

– По-настоящему нет. Если не считать каких-нибудь детских фантазий. – Так ответила она Сэму и, отвернувшись к окну, опять уставилась взглядом в темноту. Тоненький серп луны висел низко над горизонтом, и свет его был так слаб, что ничуть не рассеивал мрака.

– По-прежнему ожидается дождь.

Но тучи, отчетливо видимые в сумерках, сейчас пропали.

Раздался шорох. Сэм, встрепенувшись, оперся плечом об оконную раму и посмотрел в окно.

– Если дождь и будет, мы к нему готовы, – ответил он, понимая, что она хочет сменить тему разговора на более нейтральную. Ему сейчас это требовалось так же, как и ей. – Готовы, насколько это возможно. – Мы удалили листья вокруг гроздей, чтобы облегчить доступ воздуха, а вертолетную службу я предупредил, чтобы была начеку.

– Вертолетную службу?

– Да, чтобы вертолеты летали над виноградниками, усиливая циркуляцию воздуха и просушивая грозди, – пояснил Сэм, повернувшись к Келли и уже не отрывая от нее взгляда. – Тогда можно надеяться, что виноград не станет водянистым и не потеряет аромата до сбора, то есть продержится еще несколько дней. Перед тем, как возникла эта угроза дождя, все были уверены, что урожай этот по всей долине будет рекордным. Теперь же все это крайне сомнительно.

– Но, может быть, дождя и не будет. – Келли сама удивлялась тому, как волнуют ее его проблемы, несмотря на обилие собственных.

Он улыбнулся, и неясные в сумраке черты осветились белозубой улыбкой.

– Может быть, но винодел должен уметь предотвратить то, что можно предотвратить, если же этого сделать нельзя, он должен уметь стойко выдержать удар и двигаться дальше. Мудрые слова! – Говоря так, он имел в виду и ее. – Но одно дело потерять годичный урожай и совсем другое – все виноградники вообще. Не тебя единственную жизнь заставляет круто менять колею, Келли. Может быть, ты найдешь другой способ себя реализовать.

– Может быть. – Но вокруг была тьма, и она чувствовала себя словно запертой в ней, словно не было ничего, кроме пространства этой комнаты и этого мгновения.

– Келли?

Ей хотелось, чтобы он еще раз так произнес ее имя. Эта теплая вопросительная интонация проникла в нее, пробиваясь сквозь все возведенные Келли защитные преграды и обращая ее к нему, Сэму.

– Да, Сэм, – прошептала она.

Но Сэм не смог бы сказать ей о своих желаниях. О том, что отдал бы все на свете за то, чтобы провести с ней ночь. Не произнося ни единого слова, он выпрямился и, отделившись от окна, коснулся кончиками пальцев ее гладкой щеки.

Закрыв глаза от этого легкого прикосновения, Келли почувствовала восторг от ощущения, что Сэм – вот он, рядом с ней, теплый и сильный, и что одиночество ее окончилось, пусть и на одну только ночь, ночь, когда она так жаждет, чтобы сильные руки сомкнулись вокруг нее, нежа и лаская.

Охваченная этим чувством, она потянулась к его лицу и пальцами провела по его твердому подбородку, ощущая легкую, выросшую за день щетину. Рука Сэма с ее щеки скользнула к плечам. Зажмурившись, Келли следила, как рука эта скользит дальше, вниз.

Пальцы его, сжав ее запястья, потянули руку вверх, кончики их пальцев соприкоснулись.

Внутри ее, как луч света, что-то дрогнуло. Наверное, это желание. Келли знала лишь одно – что хочет большего, гораздо большего!

– Сэм!

– Не надо, – прервал он ее с чуткостью, неожиданной для него самого. – Не говори ничего. Ни о чем не думай.

Келли наконец приподняла голову, чтобы взглянуть на него, и лишь прошептала с усилием:

– Я не хочу думать!

– Тогда скажи мне, чего ты хочешь! – Пальцы его переплелись с ее пальцами. – Этого? – Другая рука его коснулась шеи Келли и медленно переместилась ниже – к выпуклости груди. Бешено забилось сердце, участилось дыхание, все чувства ее пришли в движение. – А может, этого?

Его рука спустилась еще ниже и, задержавшись на ее талии, притянула ее поближе, вовлекая Келли в его тепло, в огонь его страсти. Она почувствовала его дыхание на волосах, на виске, на щеке, и что-то внутри ее болезненно сжалось со страстью – слепой и дикой. Но Сэм не поцеловал ее, хоть ей очень хотелось этого. Она не отворачивала лицо от его беспокойного ищущего рта. Она замерла, покоренная этой нежной лаской – касанием его пальцев, теплом его дыхания на коже, обещанием, которое оно таило в себе. Не надо спешить, время есть. Время для прикосновений, шепота, время для многих мгновений этой ночи.

Она казалась шелковой, и все, чего бы ни коснулась его рука, было сплошным шелком – рукава халата, ее кожа, волосы. Невзгоды ее детства не огрубили ее. Горячий шелк. И Сэм все не мог насытиться. Он жаждал ее, и не потому, что уже давно не был с женщиной. Это было чем-то большим, нежели жажда совокупления. Несравненно большим. И желание это не было лишь зовом плоти, оно пронизало его всего – и тело его, и душу.

Отступив от нее, Сэм провел по ее шее большим пальцем, коснувшись ямочки на подбородке, поднял к себе ее лицо, заглянул в глаза.

– Ты хочешь того же, что и я, да, Келли? – хрипло спросил он и увидел, как дрогнули ее губы. – Хочешь?

Осторожно, едва касаясь кончиками пальцев, он спустил халат с ее плеч. Халат скользнул вниз и с мягким шуршанием упал к ее ногам. Вздрогнув, Келли потянулась к нему. Но Сэм перехватил ее руки и отступил к постели, увлекая ее за собой.

Там он стянул с себя рубашку, и Келли прижалась к его волосатой груди, радуясь тому, что наконец-то может коснуться его, потрогать его тело, мускулистое и твердое, ощутить его силу, его мощь. Найдя рот Келли, он потерся губами о ее губы. Противиться она не могла, и губы ее разомкнулись.

Страсть и огонь вспыхнули мгновенно, они длили поцелуй, чувствуя обжигающее их обоих нетерпение. Она хотела поглотить его, хотела, чтобы он, став ею, освободил ее от былых ужасов. Всем телом она прижималась к нему, а руки ее блуждали по его спине вверх и вниз в страстном порыве изведать его всего и одновременно открыть ему себя.

Все надвигалось слишком стремительно. Сэм хотел не торопясь насладиться мгновением, каждой частичкой ее красоты. Но нежность и терпение иссякли в нем под ее настойчивыми руками в то время, как тело ее жадно приникло к нему.

Темнота скрыла от них окружающий мир. И в царившем вокруг безмолвии слышались лишь учащенное дыхание обоих и лихорадочный стук их сердец. Пальцы Келли нащупали его ремень, и мускулы его живота напряглись от этого прикосновения.

Сэм помог ей, сам сбросив с себя одежду, ставшую вдруг такой ненужной, и, не сводя глаз с отступившей от него Келли, увидел, как спускает она с плеч узкие бретельки рубашки и перешагивает через нее. Обнаженная, она стояла перед ним – высокая и стройная, бледная в неярком свете лампы.

В глазах Сэма светилось восхищение. Затейливый узел ее волос сбился на плечо.

– Дай мне, – хрипло пробормотал он и, обняв ее, потянулся к ее волосам.

Ловкими движениями пальцев он распустил узел, и Келли почувствовала, как волна волос упала ей на плечи. Она тряхнула головой, откинув волосы на спину. Сэм медленно гладил их, пропуская через пальцы. Эта ласка после всплеска исступленной страсти, эта нежность была неожиданной и чудесной, чудесной до боли. Келли внезапно почувствовала, что ей стало трудно дышать.

– Зачем ты всегда так стягиваешь их? – Сэм еще раз провел рукой по ее волосам, шевеля их своим дыханием.

– Так удобнее для работы и практичнее.

– Зато так красивее.

Келли почувствовала, как он осыпал ее волосы легкими как пух поцелуями, потом губы его спустились ниже, к изгибу ее плеча. И опять его руки – на ней и повсюду, они касаются ее, кончиками пальцев гладят ее всю – плечи и бедра, талию и груди. Келли наслаждалась нежной изысканностью этой ласки. Она начала гладить его в ответ, желая доставить ему ответное удовольствие.

И мгновение спустя, не размыкая объятий, Сэм свободной рукой раскрыл постель и, мягко уложив ее на кровать, прижался к ее губам в долгом, бесконечном поцелуе.

Мучительно медленно для эту ласку, он целовал теперь ее груди, щекоча языком соски, не обращая внимание на то, как выгнулось ее тело в жажде новых поцелуев, как требовательно погрузились в его волосы ее руки. Приоткрыв рот, он целовал ее грудь, лаская языком набухшие соски. Тело Келли сотрясалось под его телом, а он все целовал ее, мучительно долгими поцелуями. Она чувствовала, как внутри ее всепоглощающее желание пульсирует в унисон с движениями его требовательного рта, растет, вздымается и парит, и она чуть не плакала от этой сладкой и неизбывной муки.

От тусклой лампы в зажмуренных глазах ее мелькали пятна. Кожа его под ее руками стала влажной, и пахло от него призывно и горячо. Она все цеплялась за него, уверенная, что, сколько бы ни длилось все это, ей было бы мало.