Келли это уже и самой приходило в голову.

– Мне нужна машина.

Диди локтем расправила складки юбки, затем, порывшись в кармане, вытащила ключи от машины.

– Куда ты поедешь?

– Не знаю еще, – откровенно сказала Келли. – Пока что мне надо подумать.

Пальцы ее сжимали ключи, и она понимала, что в руке у нее – свобода. Свобода ли?


Ветер дул в бока открытого джипа, теребя выгоревшие кончики русых волос Сэма, принося с собой острый запах вызревающего винограда, смешанный со слабым ароматом моря. Железные ворота главного подъезда в усадьбу Ратледж были закрыты, чтобы туда не проникли репортеры и съемочные группы. Сэм свернул на неприметную дорогу в объезд и наконец-то въехал в усадьбу.

Вконец измотанный бессонной ночью, Сэм направился к дому. Остановив джип, он поднялся на переднее крыльцо. Слева от него наверх устремлялась широкая лестница. Он сразу свернул к ней – поскорей принять душ и хоть несколько часов поспать.

Уже на середине лестницы его остановила миссис Варгас, экономка.

– Мадам у себя в малой гостиной. Она велела, чтобы вы, как вернетесь, сразу же зашли к ней.

Усталый и раздраженный, он хотел было ответить резкостью, но перевел дух и только сказал:

– Передайте ей, что я зайду после того, как приму душ и переоденусь.

Поднявшись по лестнице, он через холл прошел к себе. К его комнате примыкала ванная. Рассеянно, не думая ни о чем, он отправился туда и включил душ. Сверху полилась вода, поначалу ледяная, она постепенно теплела.

Ловкими экономными движениями Сэм сбросил с себя одежду прямо на мозаичный кафельный пол. Попробовал воду. Теперь она была горячей, и он встал под душ, плотно закрыв за собой стеклянную дверцу. Он стоял под неровными водяными струями, подставляя им тело так, чтобы водой уничтожить усталость в мышцах, и вода струилась по его широким плечам, спине и груди, стекая на узкие бедра и крепкие, сильные ноги.

Струи воды брызгали на кафельные стенки душевой кабинки; вода вырывалась наружу со свистом, как пар из паровоза. Сжимая в ладони кусок мыла, Сэм тер им плечи и грудь, взбивая мыло в пену, тут же смываемую струящейся водой, оставлявшей тело гладким и блестящим.

Проведя рукой по телу, Сэм поймал себя на том, что думает о Келли, вспоминает, как восприняла она арест отца, обвиненного в убийстве барона, вспоминает, как краска сбежала с ее лица, отчего оно стало таким по-детски беззащитным, как сжались в кулаки ее руки, когда она силилась преодолеть себя и устоять под натиском репортеров. И это было гораздо трогательнее и, можно даже сказать, привлекательнее, чем истерика, чем если бы она с рыданиями бросилась прочь.

Тихонько выругавшись, он поднял лицо к водяным брызгам и закрыл глаза, стараясь больше не думать о ней, но результатом было лишь то, что перед ним возник ее образ; он представил ее себе на сиденье его джипа, чудесные ее волосы, стянутые в этот проклятый узел. Он убрал пальцами волосы со лба, отведя назад мокрые пряди. Вспоминать этот ее узел – все равно что думать о том, что под одеждой у нее кружевное белье.

Он стоял под то затихающими, то усиливающимися струями, и мысли его приобрели совершенно определенное направление. Он пытался убедить себя, что если так долго, как он, спать одному, то возбудить может любая женщина. Но Бог свидетель, как хотелось ему тогда в джипе обнять ее, прижать к себе, утешить.

Но он не посмел. Не посмел, потому что на этом бы все не закончилось. И на поцелуе также, а секс ей тогда и вовсе не был нужен.

Не посмел, потому что никогда еще ни к одному существу на свете не испытывал он такого идиотского чувства – желания защитить, желания столь сильного, что агрессорами виделись все, включая даже его самого. Чувство это было для него совершенно новым, и оно не нравилось ему.

Десять минут спустя Сэм уже входил в малую гостиную, одетый в брюки хаки и хлопчатобумажную рубашку из ткани шамбре, чисто выбритый, посвежевший, с волосами, еще влажными после душа. Кэтрин сидела за утренним завтраком, внешне спокойная и отдохнувшая, каждая прядь ее безукоризненно уложенных волос была на своем месте. Лишь тени под глазами указывали на то, что ночь она провела бессонную.

– Доброе утро! – Сэм прошел к серванту и, отставив в сторону поднос с кофе, налил себе в стакан свежевыжатого апельсинового сока. – Как Натали? – Он выдвинул стул и сел.

Кэтрин отпила глоток кофе и иронически сморщила губы в легкой улыбке.

– Час назад звонил Клей, чтобы задать точно такой же вопрос. – Она наклонила чашку. – Натали еще в постели. Миссис Варгас еще раньше отнесла ей поднос с завтраком, но завтракать она не стала. Подозреваю, что Натали сегодня из комнаты не выйдет.

Из чувства ли вины или в знак траура, но Кэтрин не желала заниматься домыслами. Так же, как и в разговоре с полицейскими, когда они допытывались у нее, почему это вдруг Эмиль прошлым вечером, оставив гостей, устремился на винный завод. Однако кое-какие подозрения у нее были. И кое-какие опасения – также. Но и те, и другие она предпочитала держать при себе.

– Смерть Эмиля, естественно, отменяет все наши договоренности. Может, оно и к лучшему. На наших винах, как и прежде, будет значиться только одна фамилия – фамилия Ратледж, – проговорила Кэтрин. – Самая горькая ирония заключается в том, что даже в такой страшной трагедии есть своя положительная сторона.

– Да, ирония весьма и весьма горькая.

Отпив глоток сока, он продолжал глядеть в стакан, и вид у него был непроницаемый.

Если б только раньше он дал ей понять, как сильно он привязан к имению Ратледж, думала она. Если б это произошло, она бы никогда не обратилась к Эмилю, Эмиль не приехал бы в имение, не было бы никакого званого вечера, и Эмиль остался бы жив. Да, произошла трагедия. Но размышлять о ней не имело смысла, и Кэтрин вернулась к нуждам настоящего момента.

– Полиция не сообщила, когда она собирается снять посты? – спросила она. – Они прочесали уже всю округу, и самым тщательным образом. Несомненно, к этому времени они уже располагают всеми свидетельскими показаниями и снимками места происшествия.

– Я не смог ни с кем переговорить. В полиции, когда я приехал туда, толпилась целая орава журналистов, – пояснил он, потом, помолчав, добавил: – Они перевели Дауэрти в окружную тюрьму.

– Да, я слышала по радио, что ему предъявлено официальное обвинение в убийстве.

Он повернул к ней голову:

– Значит, ты слышала и о Келли тоже. Кэтрин кивнула.

– В сообщении всячески подчеркивалось, что Дауэрти – это отец Келли.

– Она барышня с характером, крепкий орешек. – Он взболтал сок в стакане и глядел теперь на следы его на стекле. – Трудно представить себе, что она его дочь.

– Крепкий орешек, – задумчиво повторила Кэтрин, словно пробуя на вкус слово, так странно звучавшее в ее устах. – Это выражение как нельзя лучше подходит и к Эвану Дауэрти, ее деду. Ум и решительность она, возможно, тоже унаследовала от него. Зеленые глаза, рыжина – и тут я могла бы усмотреть сходство, хотя вряд ли это имеет значение.

– Верно, не имеет.

Ему-то плевать на ее родителей, но он помнит, как опасливо отнеслась к нему она. Ее отец ненавидел всех, кто был связан с имением Ратледж. Неужели и Келли видит в нем своего врага? Черт побери, он хотел бы, чтобы она доверяла ему.

– Я говорила тебе, что прогноз погоды обещает нам в ближайшие два-три дня ливень? – спросила Кэтрин.

– Вот это уж нам сейчас нужно меньше всего! – раздраженно буркнул Сэм.

– К сожалению, вероятность прогноза, как они объявили, семьдесят процентов.

При этом известии Сэм тяжело вздохнул.

– Утром же я соберу бригады и велю проверить, не тесно ли гроздьям и достаточно ли поступает к ним воздуха. Это хоть немного поможет.

– Совершенно согласна с тобой, Джонатан. Сэм, – поправилась она, тут же заметив ошибку. – После дождя на мокрых гроздьях легко заводится плесень, в особенности если дождь сменяется жарой.

Хорошо зная, что делает плесень с урожаем, Сэм резко отодвинулся от стола.

– Лучше я позвоню Мерфи и договорюсь с ним, чтоб вертолеты были наготове.

– Вертолеты! – раздраженно бросила Кэтрин. – А с ними что мы будем делать?

– После дождя матушка-природа может не расщедриться на хороший ветер, чтобы просушить грозди. Вот я и думаю помочь ей, прибегнув к вертолетам.

– Ей-богу, Сэм, – неодобрительно проговорила Кэтрин, – я знаю о твоем давнем увлечении авиацией. Несомненно, это очень захватывающее хобби, но виноградники – не то место, где следует его практиковать.

– К моему увлечению авиацией это не имеет ни малейшего отношения.

– Не считай меня дурой! – Она бросила на него холодный сердитый взгляд. – Если б не это увлечение, глупая мысль использовать вертолеты никогда бы не пришла тебе в голову.

– Ничего глупого тут нет! – Сэм всячески пытался говорить ровным голосом. – Наоборот, мысль эта здравая и вполне логичная. Винты парящих над виноградниками вертолетов, как гигантский веер, будут гнать ветер непосредственно на растения. Должен сообщить так же, что метод этот уже использовался кое-когда в сходных ситуациях, причем доказал свою эффективность, в особенности если листья вокруг гроздьев были предварительно срезаны.

– Может быть. – Но выражение ее лица говорило о том, что он ее не убедил. – Однако мы этого раньше никогда не делали, и я не вижу причины теперь это начинать.

– А я вижу эту причину! – Встав, Сэм отправился к телефону.

– Что ты делаешь? – требовательным голосом спросила Кэтрин, когда он снял трубку.

– Звоню Мерфи. – Он стал набирать номер на кнопочном телефоне.

– Ты не слышал, что я сказала?

– Слышал. – Он поднес трубку к уху.

– И ты намеренно идешь против моей воли! – негодующе воскликнула она.

– Да. Я не собираюсь терять половину урожая из-за плесени, как это произошло несколько лет назад, только потому, что ты не видишь преимуществ нового метода.