И еще. Дядя Женя не просто друг и учитель. Он часть моей жизни, он... Не буду больше рассуждать на эту тему, он жив, и очень надеюсь, будет жить.

Представил Риму, ей сейчас труднее всего, и никого нет рядом... Немного успокоили слова Михалыча о том, что она держится. Верю ему, Михалыч не из тех, кто любит преувеличивать.

В последнюю нашу встречу я был просто очарован Римой. Исчезли ее апломб и высокомерие, куда-то делась ее обычная неприступность. Она казалась совсем юной, нежной, беззащитной. Надо было тогда сказать ей что-нибудь ласковое, ободрить ее, но я, как всегда, думал только о себе. Помнится, огорчился из-за запыленных туфель, Рима усмехнулась, глядя на них, это у нее хорошо получается. И тем не менее, в тот день она была совсем другой. Как бы это сказать? Она была моя, из моей юности. Красивая и гордая, а волосы – настоящий вулкан!

Верующие люди в такие минуты молятся, прося у бога поддержки для своих близких и родных, находящихся в беде. Решил поискать Библию, наверняка она в тумбочке возле кровати. Яша верующий, однажды мы заезжали с ним в небольшую православную церквушку, недалеко от Мюнхена. Помнится, очень понравился батюшка, статный, интеллигентный, блестяще владеющий несколькими языками, в чистой рясе (у наших ряса либо в пятнах, либо в пыли, правда, в Германии надо сильно постараться, чтобы выпачкаться). Он обратил на меня внимание потому, что я ставил свечки всем святым, мысленно прося за родителей, сестер, дядю Женю, Риму (за нее три свечки и все Божьей Матери), и даже за Михалыча (узнает – засмеет). Батюшка наставлял, скорее, делился размышлениями.

– Все мы приходим к Богу, кто-то с помощью церкви, кто-то самостоятельно. Но дорогу к Богу находит каждый.

Меня привело бессилие. Пока только к Библии, может быть, найдя ответы на мучающие вопросы, сумею найти и свою дорогу.

Не ожидал, что Библия окажется такой мудреной книгой (бесконечное перечисление имен, Каин, Авель и прочая компания), это меня подрубило, без бутылки здесь не обойтись. Прошу прощения, каюсь за греховные поступки, но и вы поймите. Надеюсь, и Бог простит.

Представил Риму, такую же, как в последнюю нашу встречу, но образ получился неясным, как на портрете. Я старался увидеть ее глаза, но у меня ничего не получалось. Я сосредоточивался, напрягал память – но очертания становились еще более размытыми. Тогда я мысленно обратился к дяде Жене; но, взглянув на меня, он с презрением отвернулся. «Отец, где ты? Услышь меня!» – обратился я к родному человеку, но он не заметил меня, уплывая куда-то вдаль. Я слышал, как звала меня мама, откуда-то издалека, и пытался ее найти, но голос становился все тише и тише, пока не исчез совсем.

Неожиданно я увидел Шефа, а из-за его спины, ухмыляясь, выглядывал Сироп. Я бросился бежать, падал, вставал, опять падал, снова бежал... навстречу Мусе и Сашке. Приблизившись к ним, я заметил кровь на своих руках. Неужели это я их убил? Я снова побежал, было трудно, ноги увязали в песке и грязи. В моей голове звучал громкий, ехидный смех Антона. Я устал, обессилел и очень боялся упасть. Эх, мне бы крылья!

Неожиданно я почувствовал, что земля уходит у меня из-под ног. Я поднимался все выше и выше, а Земля постепенно превращалась в маленький шарик, пока не исчезла вовсе. Наступила тьма. И холод, страшный пронизывающий холод. Бесконечная тишина. Хотелось криком разорвать безмолвную пустыню, но из горла вырывался только хрип. Хрип умирающего человека. Я понял, что умираю.

В ту же секунду мое тело стало легким, невесомым, воздушным. И тогда я почувствовал Нечто, еще не свет, не ветер, не звук. Импульс. Ощущение. Потом над головой зажглись звезды, бесчисленное количество звезд! Я снова увидел Землю – маленькую беззащитную планету, услышал, как бурлит и грохочет вся ее поверхность. Чуть позже все успокоилось. Я летел над Землей и видел, как появляются океаны, трава, рассвет... Первые живые существа, одинокий орел, парящий над равниной, люди. Они копошились, суетились, бегали, никто из них не поднял головы, не взглянул на меня. И только чья-то рука помахала вслед. Стало теплее. Я видел войны и людей, много умирающих людей. И воин, единственный воин, умирая, взглянул на меня. Я рвался вперед, хотел увидеть Риму, протянуть ей руку, помочь – но тщетно: ее нигде не было. Зато нашел себя – алчного, жестокого, трусливого. С неприязнью и удивлением я наблюдал за бессмысленностью своего существования.

Вперед, надо посмотреть, что будет в будущем...

Передо мной предстал мир будущего: холодный, стремительный и светлый. И наконец я увидел себя мирно спящим в стоге сена, совсем как в детстве. И голос:

– Проснись, Олег, проснись!

Надо мной склонился Яша, почему-то в белом халате.

– Я болен? Как долго?

– Почти неделю без сознания.

Ни фига себе, как в кино.

– И что со мной было?

– Когда я пришел, ты лежал на полу с температурой за сорок и пустой бутылкой из-под водки в обнимку. Кое-как откачали, у нас, то есть у вас, ты бы давно копыта откинул, но здесь, в Германии, такого не допустят. Им это не выгодно.

– Мне бы поесть, – попросил я, вдруг почувствовав, как сильно проголодался.

– А вот это ты молодец, это мы мигом. А то Михалыч обещал меня следом отправить, если бы...

На следующее утро мне разрешили встать, а вечером выписали. Яша объяснил, что в местных больницах и пяти минут лишних не продержат, даже после операции на сердце выпроваживают через пару дней.

Медсестра что-то долго объясняла по-немецки, я понял только «хенде хох», вручила палку и отправила восвояси. Яшка встретил меня у дверей больницы.

– Что нового от Михалыча? – спросил я, думая о дяде Жене, Риме, сестренках, проблемы выстроились в голове, как рота солдат.

– Ничего, только ругался сильно, – отмахнулся Яша. – Ну его. Сегодня обещал позвонить.

Приехав в квартиру, я первым делом прошел в ванную. Из зеркала на меня смотрело лицо старика – впалые щеки, огромные мешки под глазами, землистый, мертвецкий цвет кожи. Отросшая за неделю борода топорщилась клочьями. Интересно, как бы отреагировала на меня Рима?

Я посмотрел в свои глаза. В них не было ни страха, ни отчаяния, ни тоски.

Затем я сбрил бороду, принял душ, тщательно почистил зубы, аккуратно уложил волосы, надел свежее белье; с презрением посмотрев на туфли, костюмы и галстуки, выбрал кроссовки, джинсы и футболку. Еще раз взглянул на себя в зеркало. Теперь я выглядел значительно лучше, да и чувствовал себя гораздо бодрее. А самое главное, куда-то делось предчувствие беды – вместо него появилась надежда. Надежда на лучшее.

– Яша, пойдем прогуляемся, – позвал я приятеля и предупредил: – Только без палки!

Мы долго гуляли в городском парке – правда, периодически Яша заставлял меня присесть на скамейку и отдохнуть, но в общем и целом я не чувствовал себя больным. Так, небольшая слабость, больше ничего. Пройдет.

Вечером позвонил Михалыч – его спокойный и уверенный голос успокаивал и внушал уверенность в завтрашнем дне.

– По порядку, Олег Александрович. Сначала хорошие новости. Младшая успешно защитила диплом, ваши родители живы и здоровы, только водитель уволился, его с успехом заменяет старшая, которая, в свою очередь, утверждена директором в городской краеведческий музей.

Слава богу! Уверен, это Михалыч постарался.

– Это ваш друг Алексей помог, он дружит с мэром города, – будто прочитав мои мысли, добавил Михалыч. – Правда, жениха ее пока на работу не берет, хотя твердо обещал, главным экономистом, считает его очень толковым малым. Ждет, когда заявление в загс подадут, а парень упрямый попался, гордый. Говорит, когда устроюсь на работу, буду зарабатывать, тогда и женюсь. В общем, кто-то должен уступить первым, чувствую, Алексей не выдержит, сдастся.

Радуюсь за сестру!

– А Рима, дядя Женя? Как они? – спросил я.

Михалыч глубоко вздохнул.

– Евгений Ильич умер, так и не придя в сознание. Его похоронили со всеми почестями, президент прислал официальные соболезнования. Я разговаривал с Римой – она держится молодцом, хотя видно, что ей очень нелегко.

Мы бессильны перед смертью, нам остается только смириться и жить дальше. Хватило бы только сил...

Неожиданно до меня дошло, что мы общались, нарушив конспирацию, называя настоящие, не вымышленные имена.

– Михалыч... Саныч... мы это... нарушаем.

– И еще одна, я думаю, самая главная для вас новость, – казалось, Михалыч не услышал моей последней реплики. – Ваше дело закрыто в связи с отсутствием состава преступления и погашением всех задолженностей. Хочу вас поздравить, Олег Александрович, по слухам, сам президент дал такое распоряжение. Все было бы просто отлично, если бы не одно обстоятельство.

Все правильно, без ложки дегтя не бывает.

– Какое, Михалыч?

– Они забрали все, – Михалыч помолчал. – Практически все, даже ваш дом. Осталось кое-что по мелочи.

– Какие наши годы, Михалыч! – развеселился я. – Еще заработаем! Встречай меня первым же самолетом!

РИМА. Боль

Значительная часть денег, вырученных за магазин, ушла на похороны и последовавшие за ними поминки. Я поразилась тому, сколько людей пришло проститься с отцом. Гражданская панихида проходила в Доме приемов – вы в курсе, что такие почести положены только людям очень высокого ранга. Я, мама и сын сидели в первом ряду и принимали соболезнования. Антон не посмел быть рядом с нами и стоял в некотором отдалении, изображая главного организатора мероприятия, строго и требовательно отдавая указания обслуживающему персоналу, присланному, вообще-то говоря, не им, а хозяйственным управлением администрации президента. Было много людей в погонах с лавровыми венками на кокарде фуражек, пришли известные предприниматели, представители творческой интеллигенции.

В какой-то момент мама шепнула мне на ухо:

– Смотри, вон родители Олега.

Я впервые видела их. Папа говорил, что они бывали в нашем доме, но это было так давно, что я их совершенно не помнила. Отец Олега украдкой утирал слезы, мать, подойдя к нам, пожала руки мне и маме, ласково погладила Павлика и поцеловала его в лоб.