Антон пошел собственным путем, стал искать пути сближения с Максимом, вовлек его в нашу систему, чтобы с его помощью проникнуть в ближайшее окружение президента. Таким образом он пытался избавиться от Олега, освободиться от моего влияния, выстраивая собственный путь к вершине власти. Для этого он использовал в собственных интересах и возможности системы. Опасаясь за судьбу Олега, я приставил к нему Михалыча. Это надежный и преданный человек, скажу больше, он друг. Настолько, насколько это возможно в условиях нашей системы. Он не предал ни меня, ни Олега и, убежден, не предаст.

Антон был не в силах интеллектуально противостоять Олегу, а быть другом и соратником не захотел. Причина отчасти в тебе, а если быть точнее, в любви Олега и в ревности Антона. Но он не бездействовал и стал использовать окружение Олега. Ты помнишь Мусю? Он был завербован людьми Антона. Нам пришлось его убрать – и сейчас я вынужден тебе в этом признаться. К сожалению, когда мои люди устраняли подслушивающие устройства, установленные по команде Антона, погиб Саша, водитель Олега. Так бывает, дочь, это неизбежные издержки. Прости меня, если сможешь.

О том, что было дальше, ты знаешь. Антон стал опасен. Дружба с Максимом и связи с нашей системой помогли ему подняться до очень больших высот. Время для его нейтрализации было упущено (я не смел даже думать об этом, ведь он был твоим мужем, отцом моего единственного внука). К сожалению, мой возраст, финансовые неудачи холдинга и встречи Олега с той женщиной (ты понимаешь, о ком я говорю, в конечном счете она тоже стала работать на Антона) ослабили мое влияние в системе. Мне ничего не оставалось, как пойти на примирение с Антоном, попытаться использовать его связи ради спасения холдинга и, как я надеялся, Олега. Однако пропасть между Антоном и Олегом только увеличивалась, я терял драгоценное время, пытаясь добиться неосуществимого.

Надеюсь, ты не осудишь меня за это. Антон был твоим мужем, но ваша семья рассыпалась на глазах, а я пребывал в растерянности и не предпринимал защитных мер даже тогда, когда узнал, что менеджер твоего магазина – любовница Антона. Мало того, я допустил очередную ошибку. Пытаясь сохранить твою семью, расположение Антона, я предпринял акцию устрашения в отношении того человека, владельца картинной галереи.

Но Антон устроил настоящую травлю, его главной, одержимой, навязчивой целью было уничтожение Олега. Слишком поздно я осознал, какой опасности подвергается Олег. Влияние Антона к тому времени превосходило мое, в том числе и среди людей нашей системы.

Время берет свое, я промахнулся.

И тогда я решил использовать последний шанс. Президент – единственный человек в стране, способный легитимно управлять как страной, так и системой. Я тот, кто мог ему в этом помочь. Он должен был понять, что такие люди, как Антон, рано или поздно могут устранить и его самого. Этого нельзя было допустить – как нельзя допускать к власти людей, руководствующихся только личными, корыстными целями.

Меня осудили старики – это было нарушением неписаных правил нашей системы, они правомерно опасались, что через меня произойдет утечка важнейшей информации о принципах и методах нашей работы, о ключевых фигурах. Многие из них поддерживали Антона и выступили за мое устранение. Вряд ли из-за меня одного система может быть разрушена, это практически невозможно, она создавалась и формировалась десятилетиями и способна выдержать любой удар. Но старики и новое поколение лидеров оправданно опасались, что в результате моих необдуманных шагов система может быть значительно ослаблена.

Я знал это. И я хотел этого. Если к власти придут такие люди, как Антон, то такая система не нужна, страну ждут хаос, развал, деградация. Постепенно влияние стариков ослабевает, нам на смену приходят новые лидеры, не имеющие ни принципов, ни морали. Их цель одна – власть и богатство, и они будут идти к своей цели любыми путями.

И самое главное, я должен был спасти Олега.

К счастью, или к несчастью, холдинг был разрушен, Антон ушел от тебя окончательно, терять было нечего, я должен был исполнить последний долг перед тобой, Олегом и перед Родиной.

Наш разговор был долгим, мучительным и честным. Оказалось, что, прожив длинную и нелегкую жизнь, я многого не понимал. Президент, облеченный практически неограниченной властью, совершенно одинок. Он вынужден быть жестким и гибким, при этом оставаясь мудрым, благородным и сильным. В противном случае такую страну, как наша, не поднять. Я отдаю ему честь и снимаю перед ним шляпу, он сохранил страну, создал условия для развития экономики, не разрушая при этом демократические институты.

Но главного он сделать пока еще не может: преодолеть противостояние таких людей, как… я. Из-за нас, как считает президент, не работают принятые законы, страну разъедает коррупция, люди запуганы террором и уголовщиной. Он решительно настроен покончить с нашей системой, готов к упорной и длительной борьбе, прекрасно отдавая себе отчет в том, что это будет нелегко, потребуются годы.

«Я знаю, что уничтожить вас будет трудно, но в конце концов я загоню вас в крысиные норы» – так он сказал.

Дочь, я верю, он своего добьется, если… Не хочу, чтобы произошло непоправимое. Речь не идет о физическом устранении, его спецслужбы профессиональны и сильны, и маловероятно, что они допустят это. Никто и в нашей системе не посмеет посягнуть на это. Но есть много, к сожалению, очень много других методов, главные из которых – компрометация, очернение репутации, шантаж, подлог. Я предложил ему помощь, поддержку, но он отказался.

«Вы не нужны, все, что вы могли сделать, – сделано. Ваше время истекло. – И еще он добавил: – А время вашего зятя не наступит. Никогда».

Мы попрощались, не подав друг другу руки. Мое время действительно истекло. Я говорю тебе об этом с грустью и, наконец, со спокойствием. Но я добился главного: Антон нейтрализован, преследование Олега будет прекращено (президент твердо пообещал объективно разобраться в его деле). Я ухожу. Система не простит мне предательства. Вполне возможно, что меры против меня уже приняты. Нестерпимо болит голова.

Письмо окончено. Теперь я действительно спокоен. Лично тебе, маме, Олегу и моему любимому внуку ничто не должно грозить. Со мной вместе уйдут и проблемы. Скорее всего, Михалыч уедет, не удерживайте его. Теперь ты понимаешь, так надо, ради его безопасности.

Ничего не рассказывай Олегу. Не знаю, как сложатся ваши отношения, не буду загадывать, а тем более не буду советовать. Достаточно в своей жизни дал тебе советов.

Береги маму. Она достойная восхищения и подлинного уважения женщина. Я виноват перед ней и знаю, что недостоин прощения, но надеюсь на него.

Не забудь устроить внука в секцию рукопашного боя, это важно. Когда-нибудь, если сочтешь нужным, расскажешь ему обо мне.

Если тебе доведется встретить мать Олега, то подари ей букет полевых цветов, она терпеть не может розы.

Теперь ты свободна, и, надеюсь, твое счастье впереди.

Папа.

P.S. C тобой свяжется мой нотариус».

ОЛЕГ. Торг уместен

Родина, о встрече с которой я мечтал так долго, встретила меня равнодушным, суетливым и гудящим муравейником столицы. Дома и люди, машины и деревья были такими же, как и до моего отъезда. Никто не взглянул на меня, не бросился с радостным воплем на шею, телефон не дребезжал бесконечно и нудно. Я с жадностью вдыхал загрязненный и полупрозрачный воздух, с удовольствием рассматривал кучи мусора возле уличных урн, глядел на бомжей, на смеющихся девушек, на высматривающего что-то сквозь меня автоинспектора, на сверкающие витрины, искажающие отражение, и на огромные рекламные щиты, запугивающие обывателей перхотью.

Я вернулся! Наверное, это и есть счастье.

Михалыч, встретив меня в аэропорту, сначала долго и внимательно осматривал меня, а потом ласково, по-отечески обнял. Я чуть не прослезился.

– Рад видеть тебя, Олег, – обратился он ко мне по имени, без отчества. – Поехали.

Я еще не знал, где остановлюсь, но это не заботило, потому что есть Михалыч, и этим все сказано. Мы заговорили не сразу, надо было успокоить нахлынувшую волну впечатлений.

– Заедем к следователю, надо уладить кое-какие формальности, подписать бумаги, что не имеем претензий к органам, проводившим расследование, – буднично проговорил Михалыч, как будто мы расстались только вчера.

– Хорошо! – С сегодняшнего дня у меня нет никаких претензий ни к кому на свете: – А куда потом?

– Домой.

– К тебе, Михалыч?

– К тебе, – рассмеялся он. – По распоряжению администрации президента они вернули все личное имущество, включая дом, правда… – Михалыч замялся. – Взамен пришлось подарить фонду помощи милиции твой любимый джип. Могли бы ничего и не дарить, но в таком случае пришлось бы побегать за подписями, опять платить, вышли бы те же расходы. Я встретился с самым главным и договорился. Так и сказал ему: «Бабки ты с нас не возьмешь, испугаешься, по той же причине и мы ничего давать не будем, слишком громкое наше дело. Давай лучше официально: мы вам джип, вы нам – документы на дом».

– Михалыч, ты сохранил дом? – изумился я.

– Кроме компьютера – в нем компромат искали, столового серебра, видеокамеры, напольной вазы – ее разбили, и вытоптанных цветов. – Михалыч чуть заметно улыбнулся. – Еще поцарапана мебель в кабинете, порвано несколько книг из библиотеки – в них искали спрятанные деньги, повреждена мозаика в бассейне – понятия не имею, как они умудрились, в спальне на тумбочке остался след от затушенной сигареты и, что естественно, бар опустошен – надеюсь, он тебе и не понадобится.

– Михалыч, ты высший класс! – восхищенно воскликнул я. – А можно я у тебя спрошу… Ты только не обижайся.

– Ну спрашивай, – добродушно разрешил Михалыч.