Но и останавливать он её не стал. Не поехал к ней домой, хотя так и подмывало, не звонил, не искал, когда узнал, что уехала. Она хотела уйти, он был ей не нужен, она сама так сказала, и даже если соврала, Андрей не был уверен, что сможет найти слова, чтобы до Кати достучаться. А уж тем более прощения выпросить. Да и она сама... Разве не врала ему? Она всё знала, а позволяла ему строить из себя дурака, выслуживаться перед ней, подарки эти дурацкие принимала и благодарила. И настоящая была только в темноте. Там притворяться было нельзя, и Андрей сам не притворялся. Но секс - это лишь секс. Когда ты себя не помнишь, когда руки трясутся, сознание мутится, разве тут задумываешься о том, насколько ты виноват? Но сознание проясняется и становится только хуже. Что хочешь, то с этим и делай.

   Да, ему не хватало её. Ему не хватало Кати, её ладошек тёплых, шёпота, взгляда понимающего, не хватало тех минут, когда они в темноте лежали, дышали в унисон или разговаривали. Ему безумно не хватало чувства равновесия, которое ему почему-то только она давала. Но Андрей знал, что равновесие - вещь непостоянная, как только рядом с ними появлялся кто-то третий, их начинало качать из стороны в сторону, и всё грозило закончиться грандиозным падением, к которому они оба не были готовы. Получалось так, что хоть и были вместе, брали для себя самые сладкие минуты, но на самом деле были врозь, и справляться со всеми трудностями им предстояло врозь. Потому что представить их вместе, по-настоящему вместе, никак не получалось. И Катя то же чувствовала, это Андрей точно знал. Прекрасно помнил, что она постоянно ему об этом твердила, а он отмахивался, поглощённый тем, что с ним происходило, тем, что в темноте для себя находил.

   Но в темноте нельзя жить. Нельзя постоянно прятаться, отмахиваться от реальности, нельзя жить сладостными минутами, нельзя заставить Катю жить этим, как бы ему самому не хотелось. У них разные жизни, у него, например, "Зималетто" и Кира. Андрей совсем недавно осознал, что Кира у него на самом деле есть, и она как раз ждёт этих минут, когда он решит обратить на неё внимание. А Андрей ей этих минут задолжал, на две жизни хватит, наверное. Правда, иногда сам задумывался, а нужно ли ему всё это. Хочет ли он быть с Кирой, жениться на ней, прожить с ней... сколько им там судьбой уготовано, возможно, детей родить, или его чувство вины рядом с ней держит? То самое чувство вины, столь похожее на вину перед Катей, которая прощать его не захотела. А Кира вот хочет, и готова прощать, и ждёт от него чего-то хорошего. Она, наверное, единственная. Даже мама в нём сомневаться в какой-то момент начала, а она верит. И ждёт. Как в песне, чтоб её.

   Да, у них не всё гладко, по-прежнему, но Кира все трудности в их личной жизни списывает на проблемы в "Зималетто", уговаривает его, по голове гладит, но совсем не поддерживает. Не получается у неё, или Андрей не замечает, что получается. Ему всё время кажется, что Кира его жалеет, а вместо того, чтобы подбодрить и поддержать, поддакивать ему начинает, и порой это так раздражает... Жданов из последних сил держался. А сейчас она вся светится, она этот показ с не меньшим нетерпением, чем он, ждала. Вот только причина у неё была несколько другая. Кира была уверена, что если сегодня всё пройдёт на "ура", то Андрей тут же успокоится, перестанет ходить мрачным и задумчивым, влюбится в неё заново, и они будут жить долго и счастливо, именно с этого дня. Андрей раз за разом её взгляд сияющий встречал, и у него внутри всё сжималось от нехорошего предчувствия. Кажется, с этой минуты из него насильно будут лепить самого счастливого человека на свете. Кстати, сколько он с ней не спал? Неделю? Для счастья это долго.

   - Я дико устал, - заявил он, ворвавшись со своим заявлением в оживлённый женский разговор.

   Кира удивлённо посмотрела.

   - Что?

   - Устал, говорю.

   - Что ж ты такое делал-то, Андрюша? - несколько язвительно поинтересовалась Виноградова, а Жданов под её взглядом больше нахмурился и решил не отвечать. За него Кира грудью на амбразуру кинулась.

   - Я же тебе говорю, он столько работал в последнее время. Пал Олегыч только успевал записывать все его предложения.

   Юлиана покивала, кидая на Андрея задумчивые взгляды.

   - Молодец, молодец. Никто же в этом не сомневается. Особенно я! - Она ткнула Андрея в коленку зонтиком. - И не сиди здесь весь вечер, пожалуйста. Подойди к журналистам, дай хоть одно интервью.

   Жданов нехотя, но пообещал.

   - Подойдём к твоим родителям, - предложила Кира, когда Юлиана от них отошла. - Маргарита уже несколько минут нам тайные знаки подаёт. Пойдём?

   Андрей глазами с Воропаевой встретился, внутренне собрался, затем кивнул. И в губы невесту поцеловал, когда она к нему потянулась. Так улыбалась ему - тепло, проникновенно, что он вдруг задумался, а не стать ли ему и вправду самым счастливым на свете? Чем чёрт не шутит, в конце концов?



   Три месяца двадцать два дня спустя



   Кажется, планета вращаться перестала в тот момент, когда Катя открыла журнал и взглядом наткнулась на фотографию Жданова и Киры. Такие довольные, улыбающиеся, очень красивые. Под снимком так и было написано: "Самая красивая пара "Зималетто"". Кира к Андрею прижималась, к его плечу, а он её рукой обнимал. И улыбался.

   На камеру. Катя это по его взгляду поняла: глаза прищурил и смотрел с насмешкой. Но много ли это меняло? Он с Кирой... И та, кажется, этим фактом очень довольна. А если Воропаева довольна, значит, у них всё в порядке...

   Катя ногтями кожу на ладони прищемила и сама же болезненно поморщилась. И вздрогнула, когда её окликнули.

   - Катя, ты меня не слушаешь? О чём задумалась?

   Пушкарёва журнал закрыла и отодвинула от себя. Натянуто улыбнулась Михаилу Борщёву.

   - Да так, о работе. Всё готово?

   Михаил довольно заулыбался.

   - Почти. - Подошёл к столу и начал расставлять тарелки. - Сейчас я тебя удивлю, - похвастал он. - А может, и сам удивлюсь. Соус получился очень пикантный.

   Катя продолжала натужно улыбаться, старалась следить за тем, что ей Миша говорит, а сама на злосчастный журнал посматривала. В нём была большая статья, на целый разворот, о прошедшем показе в "Зималетто". Кате было очень любопытно, хотелось всё прочитать, словно рассказов Зорькина ей мало было, но фотография Андрея, с Кирой в обнимку, пугала и отталкивала. Почему-то подумала, что если всё-таки решится ещё раз журнал открыть, то фотографию их рукой закроет, чтобы не видеть. Едва заметно головой качнула: время почему-то совсем не лечит.

   Миша суетился вокруг неё, что-то рассказывал, даже свечи на стол поставил, а Катя следила за ним рассеянно, и всё боялась, что он ей вопрос какой-нибудь задаст, и она впросак попадёт, Миша поймёт, что она его совсем не слушает. Когда терпеть стало невозможно, Катя резко на стуле развернулась, журнал схватила и отложила его на соседний столик, и тут же вздохнула, почувствовав хоть небольшое, но облегчение. И Мише улыбнулась уже более естественно. Правда, Борщёв всё-таки замер, глядя на неё.

   - Что-то не так?

   - Всё хорошо. - Руки под столом сцепила. - Я голодная. Когда ты меня уже удивлять будешь?

   Миша довольно рассмеялся и поспешил на кухню. А Катя тут же сникла.

   Не нужно ей было поддаваться на уговоры Миши и соглашаться на этот ужин. Хотя, это даже не ужин, а дегустация нового соуса, над которым Борщёв работал очень долго, как он сам говорил. Катя, конечно, всегда с ним соглашалась, но мысленно не уставала удивляться фантазиям Миши. Она в принципе не понимала, как можно работать над соусом, к тому же долго, в течение месяца, а то и двух, что-то придумывать, мысленно подбирать ингредиенты, пытаться представить, что получится, а после этого ещё и на кухне запереться не на один час, чтобы все свои фантазии в жизнь воплотить. А ведь ещё и не получиться может! Катя сама видела, как Миша однажды полную кастрюлю какого-то соуса в раковину вылил, лишь потому, что ему привкус не понравился. Для неё, с её экономическим образованием, с любовью к цифрам и чётким логически обоснованным поступкам, это было что-то запредельное. Наверное, Милко прав: она страшно далека от всего, что может вызывать вдохновение, она не творец. За это порой стыдно становилось, особенно на новой работе, где каждый второй творец, а Кате постоянно одёргивать себя приходилось, чтобы, не дай бог, не рассмеяться в важный момент. Она только поддакивала, улыбалась и училась всех этих вдохновенных пташек морально поддерживать, чему её Юлиана учила.

   Когда Катя с Виноградовой в Египте оказалась, впала в панику. Самым натуральным образом запаниковала. Когда поняла, что сама себя из "каморки" выдернула и на всеобщее обозрение выставила. А вокруг известные личности, дизайнеры, стилисты, модели, певцы и актёры, а тут она, в своих неброских, порою даже нелепых нарядах, в круглых очках и наперевес с неловкостью и смущением. Заметалась среди всех этих людей, не знала, что делать и как себя вести, болтала глупости, попадала в жуткие ситуации, из которых её Юлиана неизменно вытаскивала, а вечерами плакала, заперевшись у себя в номере, и ненавидя то, во что её жизнь превратилась. Благодаря Жданову. Её не хотели видеть в Москве, и ей нечего было делать в Египте. Как выяснилось, она даже вести себя правильно не умеет. Капризным звёздам, впадающим в истерику моделям, и задающимся начинающим певичкам, совсем не нужна её интеллигентность, воспитание и умение проглатывать обиды. Перед ними нужно было держать лицо, не терять выдержки и уметь топнуть ногой в нужный момент, проявить упрямство. Катя уже через несколько дней "египетских каникул", умоляла Юлиану отослать её обратно в Москву. Но та лишь губы поджимала и отрицательно качала головой.