Диона снова вздрогнула и так сильно стиснула руки, что побелели суставы пальцев. Она не в состоянии рассказать ему, по крайней мере, не все, что с ней случилось, даже если он и имел право знать о некоторых ее бедах. Диона уже стала свидетельницей большинства забот Блейка, понимала, о чем он думает, сострадала его тоске и отчаянию. Никто из прежних пациентов не требовал от нее так много, но Блейк не похож на остальных. Он просил большего только потому, что и она добивалась от него сверхчеловеческого напряжения. Диона сердцем чувствовала, что, если промолчит сейчас, он перестанет к ней прислушиваться. Успех лечения зависит от ее ответа, от степени доверия, рождающегося между ними.

Диону заметно колотило, все тело было охвачено дрожью, которая сотрясла ее с головы до ног. Она поняла, что и кровать вибрирует. И, скорее всего, Блейк тоже чувствует это. Брови мужчины сошлись на переносице, и он неуверенно произнес:

- Диона? Послушайте, я…

- Я незаконнорожденная, - начала Диона, скрипнув зубами. Она тяжело дышала от попыток заставить себя вообще говорить, и ощутила, что покрылась испариной. Диона со всхлипом втянула в себя воздух, и это движение заставило ее содрогнуться. Затем отчаянным усилием воли вынудила себя замереть.

- Я не знаю, кто мой отец, моя мать даже не помнила его имени. Она была пьяна, он тоже, - вот и пожалуйста! - у нее появилась дочь. Я. Она не хотела ребенка. О, она кормила меня, полагаю, поскольку я все еще жива, чтобы рассказывать об этом. Но никогда не обнимала, никогда не целовала, никогда не говорила, что любит. Фактически, она нашла способ дать понять, что ненавидит меня, ненавидит заботиться обо мне, ненавидит даже смотреть на меня. Если бы не пособие, она бы засунула меня в мусорный бак и оставила там.

- Но вы в этом не можете быть уверены! - отрывисто бросил Блейк, приподнимаясь на локте. Диона поняла, что он ошеломлен жгучей горечью в ее голосе, но, начав говорить, уже не могла остановиться. Даже если это убьет ее, нужно выплеснуть весь яд.

- Она сама говорила, - безапелляционно продолжила Диона. - Вы знаете, каковы дети. Я всячески старалась хоть как-нибудь добиться ее привязанности. Помню, мне еще трех лет не было, а я карабкалась на стул, оттуда на шкаф, чтобы достать для нее бутылку виски. Конечно, ничего не помогало. Я научилась не плакать, потому что она наказывала меня за слезы. Когда она отсутствовала или уходила в запой, я научилась есть все, что попадется. Сухой хлеб, кусочек сыра, все равно, что именно. Иногда еды совсем не было, потому что все пособие она тратила на выпивку. Если я ждала достаточно долго, она уходила с каким-нибудь поклонником, а потом возвращалась с толикой денег, которых хватало, чтобы протянуть до следующей выплаты или следующего мужчины.

- Ди, прекратите это! - грубо приказал Блейк, взял ее за предплечья и встряхнул. Яростным движением Диона вывернулась из его хватки.

- Вы хотели знать! - выдохнула она, легкие горели от усилий, прилагаемых, чтобы пропускать воздух в сжавшуюся грудную клетку. - Так теперь слушайте! Когда бы я ни совершала ошибку, потревожив мать, а для этого многого не надо было, она лупила меня. Однажды швырнула в меня бутылку виски. В тот раз я легко отделалась, получив лишь небольшой порез на лбу, хотя она так разозлилась из-за вытекшей выпивки, что избила меня туфлей. Знаете, что она твердила мне снова и снова? «Ты всего лишь ублюдок, а ублюдков никто не любит!». Снова и снова, пока наконец мне не пришлось поверить в это. Я точно знаю день, когда полностью убедилась, что это правда. Мой седьмой день рождения. Я уже ходила в школу и понимала, что день рождения должен быть каким-то особенным. Дни рождения - это когда родители дарят подарки, чтобы показать, как сильно любят тебя. Я проснулась и побежала в ее комнату, уверенная, что именно сегодня мама все-таки полюбит меня. Она ударила меня за то, что я разбудила ее, засунула в шкаф и продержала меня запертой там целый день. Понимаете, именно так она представляла себе мой день рождения. Ей был ненавистен один мой вид.

Диона наклонилась вперед, ее тело свело от боли, но глаза оставались сухими и пылали.

- Я жила на улице с тех пор, как мне исполнилось десять, - прошептала она, решимость высказаться начала ослабевать. - Там было безопасней, чем дома. Не знаю, что стало с моей матерью. Однажды я вернулась, но в квартире никого не оказалось.

Только хриплое дыхание Блейка нарушало тишину в комнате. Он лежал, словно окаменев, и не отрывал от Дионы горящего взора. Она все-таки смогла расслабиться и вдруг почувствовала себя очень уставшей. С трудом выпрямилась и невыразительным голосом спросила:

- Еще вопросы будут?

- Только один.

Диона конвульсивно сжалась, но не протестовала. Она ждала, в изнеможении размышляя, что еще его может интересовать.

- Вас в конце концов удочерили?

- Нет, - выдохнула Диона, прикрыв веки и слегка покачиваясь. - Я оказалась в приюте, и это не такое уж плохое место. У меня имелись еда, место для сна, и я могла регулярно ходить в школу. Я была слишком взрослой для удочерения, и никто не захотел взять меня под опеку. Полагаю, выражение моих глаз казалось слишком странным.

Двигаясь, словно старуха, Диона поднялась и медленно вышла, чувствуя, как сгустился воздух от вопросов, которые Блейк хотел бы задать еще, но достаточно воспоминаний для одной ночи. Не имеет значения, чего она достигла, не важно, сколько лет прошло с тех пор, как она была одиноким, сбитым с толку ребенком, недостаток материнской любви по-прежнему образовывал пустоту, которая так и не заполнилась. Материнская любовь - основа жизни каждого малыша, и ее отсутствие так же искалечило Диону изнутри, как несчастный случай ноги Блейка.

Ничего удивительного, что она рухнула на кровать лицом вниз и впала в глубокое забытье без сновидений, очнувшись только после того, как прозвенел будильник. За прошедшие годы Диона научилась жить, даже ощущая, что часть ее мертва. И сейчас поступит также. Поначалу пришлось заставлять себя выполнять обычные ежедневные дела, но вскоре самодисциплина восторжествовала, и Диона отрешилась от ночного кризиса. Она не позволит прошлому тянуть ее назад! У нее есть работа, которую нужно делать, и этим она и займется.

Возможно, что-то из ее решимости отразилось во взгляде, потому что, когда Диона вошла в спальню Блейка, он сразу же поднял руки и миролюбиво сказал:

- Сдаюсь.

Диона замерла на полпути и насмешливо поклонилась. Блейк слегка улыбался, на бледном, осунувшемся лице читалась усталость, однако он больше не скрывался под маской отчуждения.

- Но я еще даже не нападала, - запротестовала Диона. - Вы испортили все удовольствие.

- Я знаю, когда обезоружен. - Блейк поморщился и признался: - По-видимому, я не смогу опустить руки, по крайней мере не попытавшись снова. Вы не сдались, а я никогда не отступал перед трудностями.

Жесткий узел тревожных предчувствий, завязавшийся в животе, когда пациент впал в депрессию, ослаб и распустился. Блейк воспрял духом, и Диона подарила ему ослепительную улыбку. Она чувствовала, что с его помощью сможет горы свернуть.

Сначала Блейку не удавались упражнения с гирями. Даже минимальные нагрузки оказались слишком тяжелыми для него, но он стискивал зубы и продолжал попытки, игнорируя требования Дионы остановиться. «Упрямый» - слишком мягкое слово, чтобы описать Блейка. Он, как одержимый, стремился расширить пределы своей выносливости, которые, к сожалению, были невысоки. И после ему довольно много времени приходилось проводить в джакузи, чтобы облегчить боль в измученных мышцах, но Блейк не отступал, даже зная, что за настойчивость придется расплачиваться страданием.

К облегчению Дионы, он больше не задавал вопросов и не возвращался к тому, что она рассказала о своем детстве. Из-за запредельных требований, которые Блейк предъявлял к своему телу, он всегда спал, когда она заглядывала к нему ночью, так что продолжения разговора не последовало.

Не обращая внимания на протесты Серены, Диона также начала проводить занятия в бассейне. Серена боялась, что брат утонет, так как не в состоянии отталкиваться ставшими бесполезными ногами, но сам Блейк отмел ее страхи. Он заявил, что любит вызов и не намерен отступать перед очередной проблемой. Используя свой инженерный опыт, Блейк спроектировал и проследил за сборкой системы ремней и блоков, которая позволила Дионе опускать его в воду и поднимать обратно. Вскоре он сам с этим справлялся.

Однажды утром, спустя недели две после своего приезда, Диона наблюдала, как Блейк жадно поедает завтрак, приготовленный Альбертой. Уже сейчас было заметно, что он поправился. Лицо округлилось и перестало отливать серым, как раньше. Блейк немного загорел после нескольких дней пребывания на солнце, и теперь легкий бронзовый налет придавал его глазам еще большую синеву.

- На что это вы смотрите? - поинтересовался он, когда Альберта убрала тарелку, стоявшую перед ним, и заменила блюдом свежей клубники со сливками.

- Вы набрали вес, - ответила Диона с огромным удовлетворением.

- Ничего удивительного, - хмыкнула Альберта, покидая комнату. - Он ест как лошадь.

Блейк бросил на нее сердитый взгляд, но подхватил ложкой пухлую ягоду. Его белые зубы вонзились в красную мякоть, затем он слизал сок, оставшийся на губах.

- Так вот чего вы добиваетесь? - проворчал он. - Раскормить меня?

Диона улыбнулась и не ответила, наблюдая, как ягоды исчезают одна за другой. Как раз когда Блейк покончил с десертом, вплыла Анджела с телефоном и поставила его на стол перед хозяином. Включив аппарат, робко улыбнулась Блейку и удалилась.

Блейк сидел, недоуменно уставившись на трубку. Диона спрятала усмешку.

- Думаю, это означает, что вам звонят, - объяснила она.

Блейк вздохнул с облегчением.

- Хорошо, а то я испугался, что вы хотите, чтобы я съел и это.

Диона хихикнула и поднялась. Не успел Блейк взять трубку и приложить к уху, как она легонько коснулась его плеча и прошептала: