— Если вы последуете моему совету, ваша светлость, — вмешался в разговор Скрипе, — то, как можно скорее покажетесь доктору. Пуля застряла в плече. Ее нужно вытащить, иначе к утру, вы ноги протянете. Мы займем комнату в местном трактире. Я пришило сюда судью позаботиться о теле и сделать заявление.

— Своевременное напоминание, Скрипе, — вздохнув, сказал герцог. — Надеюсь, в этом отвратительном трактире найдутся для нас комнаты.

Скрипе помог ему сесть в карету.

— Нам приготовят комнаты, ваша светлость.

— Я поеду вперед, — сказал мистер Браун, — поговорю с Педдлом, пошлю за доктором, а потом отправлюсь к сквайру.

— Хорошая мысль, — сказала Кэтрин. — Отец любит играть роль судьи и огорчится, если вы не вызовете его сразу же. Может быть, вы также передадите, матушке, что у нас будет гостья? — Она взяла Люсинду за руку. — Я думаю, миссис Грэм… то есть леди Денби, что вам лучше уйти в дом. Полагаю, всем нам не помешает чашка чаю.

— И бисквиты, — сказала София, подпрыгнув от радости.

Люсинда с трудом отвела взгляд от того места, где в конце проулка исчез Хьюго, и привлекла к себе Софию.

— Да. Чашка чаю — это именно то, что нужно.

А также какое-то время, чтобы собраться с мыслями.

— Вы уверены, что с вами все в порядке? — ласково спросила Кэтрин, когда чаепитие закончилось, и Софию уложили спать.

Люсинда колебалась, глядя в сочувственные, хотя и несколько смущенные глаза Кэтрин.

— Не понимаю, почему Хьюго… лорд Уонстед уехал вот так. Что я сделала неправильно?

Кэтрин поджала губки и медленно покачала головой.

— К сожалению, не могу вам помочь. Его отец любил жесткую дисциплину, это был человек холодный, но Хьюго всегда был добрым и ласковым, характером он пошел в мать, а внешностью — в отца. — Кэтрин посмотрела на свои руки, лежавшие на коленях, и вздохнула. — Война явно изменила его, сделала суровым и отчужденным. За исключением тех моментов, когда он смотрит на вас. — Она пожала плечами. — Мы все изменились. Посмотрите на Артура. Он никогда не интересовался одеждой и картами. А теперь превратился в денди худшего толка.

— Хьюго явно обрадовался, когда Вейл сделал мне предложение. — Вспомнив об этом, Люсинда ощутила болезненный укол в сердце.

В глазах Кэтрин блеснули слезы.

— Не знаю, что вам сказать.

Люсинда встала и принялась ходить перед камином, вертя в руках носовой платок. Быть может, после знакомства с Денби отвращение, которое Хьюго испытал к нему, перешло и на нее? Успокоится ли она, если не услышит правду от него самого?

— Я должна поговорить с ним.

— Могу пригласить его в Холл завтра.

— Нет. Я должна поговорить с ним наедине. — Кэтрин округлила глаза, но Люсинда продолжила: — Сегодня среда. Я поеду в Грейндж после обеда, когда уложу Софию.

Кэтрин схватила ее за руку.

— Вы очень смелая.

— Завтра приедут мои родные, — сказала Люсинда. — Так что это моя последняя возможность. Я могу, одолжить у вас лошадь?

Стемнело задолго до того, как Люсинда прокралась через огород Грейнджа. Проходя мимо пышных кустов, растущих вдоль дорожки, она втянула в себя запах лаванды. Только отблески молодой луны светились на ромбовидных окнах задней стены дома. Внутри было темно. В последний раз, когда она кралась в темноте, она бежала из Лондона. Та далекая ночь привела ее к Хьюго.

Настороженная, затаив дыхание, с гулко бьющимся сердцем, Люсинда нажала на ручку задней двери. Быть может, она ошиблась, и теперь слугам уже не дают выходных дней по следам?

Крадясь по кухне, она ощутила, что волосы у нее на затылке стали дыбом, как будто кто-то смотрел на нее. Люсинда остановилась. На каминной полке тикали часы, угли, которые сгребли в кучу, отбрасывали красный отблеск на чистые горшки и начищенные плиты пола. Не было ни видно, ни слышно никого из прислуги. Лежавший у очага Белдерон поднял огромную голову и потянул черным носом.

— Это я, — прошептала Люсинда.

Собака стукнула хвостом и снова опустила голову на скрещенные лапы.

— Ты хороший сторожевой пес.

Дверь в коридор скрипнула, когда Люсинда закрыла ее за собой. Она остановилась, прислушиваясь. Тишина. Люсинда на цыпочках вошла в огромный холл. Ни души. Темно. Только у подножия лестницы горит лампа. Люсинда заглянула в кабинет, потом в библиотеку. Никого.

Сердце у нее упало. Не мог же он так быстро вернуться в свой полк? Держась одной рукой за холодные перила, другой, приподняв повыше юбки на случай, если придется убегать, Люсинда поднялась.

У комнаты Хьюго остановилась. Кажется, она тоже погружена во мрак.

Дрожащими пальцами Люсинда повернула ручку и осторожно толкнула дверь. Подождала. Прислушалась. Скрипнула кровать. Раздалось приглушенное ругательство. Тяжелое дыхание. Это дыхание бодрствующего или спящего глубоким сном человека? Люсинда открыла дверь чуть шире и скользнула в комнату.

Ставни были открыты, лунный свет бросал жуткие тени на пол и на стены. Постепенно прояснились очертания мебели, кресла у стены, блеск бронзовой ручки на комоде; стоявшее на нем зеркало отбрасывало лунный луч на огромную кровать.

Настороженная, готовая в любой момент пуститься наутек, Люсинда подкралась ближе к кровати с той стороны, которая была ближе к двери. Обнаженная грудь Хьюго вздымалась и опускалась, глаза оставались в тени. Наблюдает ли он за ней, выжидая, когда она подойдет ближе, чтобы наброситься на нее? Запах мыла и спящего мужчины ударил ей в нос; запах этот манил и пугал одновременно.

Хьюго перевернулся на бок, ударил кулаком по подушке. Придет ли он в ярость, увидев ее?

Почему он не захотел разговаривать с ней? Или, быть может, посмотрел на нее глазами Денби и увидел, какая она безобразная? В таком случае она напрасно сюда пришла, обрекла себя тем самым на унижения.

Крадучись Люсинда подошла еще ближе.

Хьюго пошевелился. Одеяло сползло ниже. Он застонал и отвернулся от нее. Замерев, она подождала, пока его дыхание снова не станет ровным. Во рту у нее пересохло при виде этого сильного мускулистого тела. Как же она соскучилась по нему за эти недели! Соскучилась по его прикосновениям, его пылу, по наслаждению ощущать его плоть в себе.

Она крепко зажмурилась и вспомнила, как она решила проститься с ним в ночь праздника, поскольку в качестве замужней женщины ей не следовало продолжать их связь. Теперь обстоятельства изменились. Почему же тогда он отдал ее герцогу?

Увидела ли она в его глазах облегчение или сожаление? Если бы знать это наверняка!

На цыпочках она подошла к изголовью его кровати, опасаясь, как бы он ее не увидел, и, желая этого, затаив дыхание, она сняла платье. Корсет и сорочка упали на пол.

Господи, как холодно. Можно подумать, что сейчас в разгаре зима. Но дрожала она не от холода, а от страха. Сжав пальцами, край простыни, она ждала. Ей показалось, что он стал дышать глубже.

Сейчас. Если она не сделает этого сейчас, она сдастся, как сдавалась всегда. В кои-то веки она получила возможность распоряжаться собственной жизнью и дойти до конца, как бы мучительно это ни было.

Люсинда присела на краешек кровати и залезла под одеяло.

Она потыкалась носом в его спину, лизнула его, ощутила соленый вкус и пряный запах мужчины. Потерлась щекой о его лопатку и провела пальцем вокруг уха.

Его ягодицы сильнее прижались к ее ногам, зажигая искры наслаждения в ее лоне. Люсинду бросило в жар.

Она обвела пальцем его предплечье, потерла его сосок.

Он гортанно застонал. Хьюго. Ее медведь. Люсинда улыбнулась.

Хьюго перевернулся на спину. Люсинда резко отодвинулась, чтобы он не смял ее своим плечом. Бодрствующий или спящий, он, конечно же, не возражал против ее присутствия, и Люсинда почувствовала облегчение.

Она погладила его мускулистый живот. Оперлась на локоть и наклонилась, чтобы коснуться губами его соска. Грубые волосы щекотали ей губы и язык. Маленькая бусинка затвердела от ее прикосновения.

Люсинда провела рукой по собственной груди и почувствовала, что ее сосок тоже затвердел. Тогда она потерлась им о его бицепс и задрожала от восхитительного ощущения. Едва сдержав стон, вызванный желанием, она окинула его тело алчным взглядом. Он лежал неподвижно; глаза закрыты, лицо напряженное, но не мрачное, ноги широко раскинуты, под простыней на чреслах виднелся бугорок.

«Потрогай его там», — шепнул ей внутренний голос. От этой смелой идеи внутри у нее все задрожало. Желание нарастало. Она стянула с Хьюго простыню, так что теперь он был доступен ее взгляду во всей своей возбужденной красе. Вдруг его рука метнулась к его чреслам. Он обхватил свой член пальцами и стал дергать его. Люсинда замерла, а он застонал от удовольствия.

Не раздумывая, она обхватила его член пальцами ниже его пальцев. Хьюго замер. Рука его упала.

Люсинда затаила дыхание. Потом сжала пальцы, а он гортанно застонал, накрыл ее пальцы своими, словно призывая ее сжимать сильнее.

Она посмотрела на его лицо. Неужели он спит? Глаза у него по-прежнему закрыты, губы разжаты, грудь вздымается и опадает в ритме ее ласк. Забраться к нему в постель было поступком порочным и безумным. Как будто она какая-нибудь шлюха. Если он проснется и найдет ее играющей его телом, как будто это тело принадлежит ей, ее распутство вызовет у него отвращение. Люсинда отпустила его.

С быстротой молнии он обхватил ее за талию и положил на себя. Он хочет ее.

И она хочет его. Как цветок увядает зимой без солнечного света, ее сердце сжималось при мысли о том, что она никогда больше не увидит его лица и не ощутит магии его прикосновений.

Люсинда села на него верхом, он вошел в нее.

— Люсинда… Любимая…

Слезы брызнули из ее глаз. Любимая. Как долго она ждала этого слова!