Дункан поцеловал ее снова, обнимая ее затылок обеими руками. Дразня, заставил разомкнуть губы. Она страстно прильнула к нему и поцеловала, как будто перед концом света. Об этом мог бы мечтать любой мужчина.

Часы на каминной полке начали с тихим звоном отбивать время, и она вырвалась из его объятий. Нервно рассмеялась, глядя на него сквозь густые ресницы.

— Очень умно. Вы прогнали тревогу из моей души.

Он не отрицал, что именно таково было его первоначальное намерение. Но потом он забылся, отдавшись поцелую. Разве не так? Упивался ее ответным огнем, который рождал новые желания.

Марша схватила охапку цветов и вдохнула их аромат.

— Мне нужно вернуться в бальный зал, — сказала она спокойно, кладя букет обратно на стол.

Он с удовольствием отметил, как потемнели ее губы — стали цвета красной розы — и это его заслуга!

— Вы в конце концов намерены побеседовать с виконтессой?

Она кивнула.

— Сейчас я с вами попрощаюсь. Если не возражаете, — она замялась, — я была бы очень благодарна вам, если бы вы немедленно ушли с бала. — Она прикусила губу.

— Уйти?

— В вашем присутствии я не смогу сосредоточиться. Начну жалеть, что целовалась с вами. Не смогу ясно мыслить. — Она вздохнула. — И в этом будете виноваты вы.

— Я?

— Да. Тут ваша вина. — А потом, притянув его к себе за шею, впилась в него поцелуем, дразнящим и откровенным.

Сахарная сладость — вот какой она была.

Когда она оторвалась от его губ, он был во власти таких сладострастных мечтаний, что понимал — ночью ему не сомкнуть глаз. Он будет думать о ней.

— Видите? — сказала она.

— Боже правый, ну и хладнокровие, — сказал он раздраженно. Что за манера выражаться столь недвусмысленно!

— Став начальницей школы, я узнала, что должна выражать свои мысли откровенно и без колебаний. А еще необходимо поддерживать теплые отношения с моими подчиненными. Иначе зачем им уважать меня или слушать?

— Ваш поцелуй вышел очень даже пылким, — сухо заметил он.

Но она, кажется, нисколько не смутилась. Просто ждала, внимательно глядя на него, как будто он нерадивый ученик, а она — мудрая, терпеливая наставница.

— Очень хорошо. Я ухожу, — сказал он. — Целиком и полностью по собственной воле, а не из-за ваших требований и уж точно не из-за вашего поцелуя. — Дункан вздохнул, потом сказал: — Хорошо. Возможно, все-таки из-за поцелуя, но только самую малость. Полагаю, домой вас отвезет ваш брат? Я видел его в карточном салоне.

— Да.

— Вы дадите мне знать, как продвигается дело?

— Нет, — сказала она твердо. — Боюсь, что нет. На этом мы расторгнем наш временный союз, лорд Чедвик. Если вы и задолжали мне, то сегодня этот долг сполна уплачен.

Она оглянулась на него, стоя у приоткрытой двери. В ее взгляде он прочитал торжественную клятву, и сердце его упало.

— Погодите, — сказал он, выдернув цветок на длинном стебле из связки на столе. Непослушными пальцами сорвал цветочный бутон, подошел к ней и воткнул цветок в ее прическу, за правым ухом.

— Вот так. Теперь этим злым дамам нечего будет сказать, не так ли? У вас будет «поцелуев цвет».

Он отступил назад, любуясь ею и цветком.

— Я сохраню его, — торопливо пообещала она, — но лишь из вежливости. — Она кивнула с самым невозмутимым видом, а затем решительно закрыла за собой дверь.

«Поцелуев цвет». Ему понравилось, как это звучит. Не написать ли ему песню с таким названием для пианино? Потом он вспомнил, как леди Марша Шервуд чуть не свела его с ума, и вышел, направившись по коридору в противоположную сторону, пока не отыскал дальний выход прямо на улицу. Свежий воздух позволил ему немного прийти в себя. К тому времени как он добрался до дома, в его голове уже сложился первый куплет и припев новой песни.

Глава 10

Марша сосредоточила мысли на том, что может предложить кое-что этой негодяйке Лизандре. Цветок в волосах, хоть и полученный от мужчины, слишком назойливо вторгающегося в ее жизнь, придал ей новые силы. Она не замечала надменных взглядов дам, которые рассматривали ее с ног до головы. Улыбалась тем, кого могла считать искренними друзьями родителей. Даже расцеловалась с двумя школьными подругами из Оук-Холла.

Что до мужчин, она не смотрела ни на кого.

Мысли ее были заняты одним-единственным мужчиной, и это был Дункан Латтимор, лорд Чедвик. К собственному ужасу, она поняла, что не может выбросить из головы их краткую интерлюдию в комнате с увядающими цветами. Не было в этих поцелуях ничего возвышенного, ничего такого, что погрузило бы ее в романтические мечты, как это было с Финном.

Напротив, поцелуи лорда Чедвика вернули ее на землю, привели в чувство, напомнив, что у нее всего одна жизнь и одно тело.

Как будто мало ей мучений на сегодня! Из толпы молодых людей вышел Финн. Лицо у него было несколько перекошенным, и улыбка, которая висела, как приклеенная, искажала его еще сильнее.

Боже милостивый, что за ужасный вид! У нее упало сердце, когда она увидела его распухшую челюсть и разбитую в кровь губу.

— Что с вами произошло?

— Ссора между братьями. — Финн еле заметно покачнулся, но ей хватило, чтобы догадаться — он здорово навеселе.

— Вы и лорд Чедвик?…

— Да. — Он склонился к ее лицу. Какая красивая линия рта, несмотря на боевую рану! — Из-за вас. Примерно час назад.

— Вы шутите, — сказала она, потрясенная до глубины души.

Финн по-прежнему нависал над ней.

— Нет, — дохнул он ей в самое ухо.

Лорд Чедвик не обмолвился даже намеком. Ну и нервы у этого человека! Целовался с ней сразу после того, как избил собственного брата!

Она не знала, что сказать, но ее сердце таяло. Ради нее Финн вытерпел побои. Он достоин восхищения, даже в таком растрепанном виде.

— Могло быть намного, намного хуже, — добавил он, и его голос странно дрогнул, вдруг становясь нежным. — Я мог бы размазать его по стенке. Но я предпочел отпустить его с миром. Вы же знаете — это холодный, бесчувственный тип, даже теперь, когда он много лет носит титул графа, и все получает на серебряном блюде.

Эти слова показались Марше ужасными: разве можно так говорить о брате, при всех, на балу! Но может ли она винить Финна?

— Вы должны поехать домой и приложить сюда сырое мясо, — сказала она мягко и в то же время назидательно, приложив палец к его распухшей губе. Точно так же, как, бывало, делала внушение маленьким драчуньям в школе.

— Ладно, — ответил он громким шепотом. — Да только в Олбани бифштекса не найдется. А Дункан не разрешает приезжать в его дом. Вот почему я пью уже четвертый стакан лучшего бренди, что есть у Ливингстона. Чертовски болит!

Он помахал рукой и послал улыбку группе дебютанток, которые таращили на него глаза справа от Марши. В его привлекательности сомневаться не приходилось, даже теперь, со следами драки на лице. Напротив, так он становился похожим на одного из героев романа Мэри Шелли.

— Лорд Чедвик сожалеет, что ударил вас? — спросила она.

— Нет. — Финн снова склонился к ней поближе. — Он завидует тому, что отец любил меня больше. Завидует, что все любят меня больше, чем его! — Он застонал. — Черт, угораздило же родиться младшим сыном!

— Право же, вам пора ехать, — сказала она. — Клянусь, ваша щека распухает прямо на глазах.

Финн не сводил с нее взгляда.

— Вот почему вы мне так нравитесь, — сказал он серьезно. — Я вам небезразличен даже сейчас, после долгих лет. Надеюсь, небезразличен. Правда?

Ее бросило в жар.

— Разумеется. Мы… мы с вами старые друзья. Но вы должны ехать домой. Сейчас же.

— Вы мне приказываете. — Он улыбнулся. — Раньше вы такой не были, но мне нравится.

Она не смогла сдержаться и рассмеялась, и он рассмеялся в ответ, а затем схватился за щеку и болезненно поморщился.

Так что пришлось довольствоваться улыбками. Даже сейчас, когда он был пьян, Марша удивлялась: до чего же у них с Финном одинаковая манера улыбаться! Так было с самого начала, с самой первой улыбки много лет назад, которой они обменялись, едва началось их совместное путешествие в Ливерпуль.

Ей живо вспомнилось, как в тот день лорд Чедвик читал книгу: пальцы впились в обложку, веки опущены; губы плотно сжаты.

— Вы прекрасны, — говорил тем временем Финн. — Теперь даже красивее, чем были… тогда.

Она почувствовала, что краснеет.

— Спасибо, — быстро сказала она. Как он может говорить об этом? Ему не следовало поднимать эту тему. Никогда! — Мне пора идти.

И быстро пошла прочь. Убежать бы еще от тревожного предчувствия, что прошлое может вернуться, чтобы стать навязчивым кошмаром. Проходя мимо группки волооких дебютанток, которые вовсю глазели на Финна, Марша заметила, что девушки провожают ее любопытными взглядами. Как будто ее окружал невидимый ореол — ощущение потери. Или поражения. Или позора.

Почему бы не использовать это неприятное чувство как движущую силу, решительный толчок в спину, приближающий ее к конечной цели этого вечера — схватке с Лизандрой?

А потом можно будет ехать домой.

— Пора покончить с этим, — сказала она вполголоса. Звуки скрипок, смех и позвякивание тарелок заглушили ее тихий боевой клич.

Виконтесса беседовала с тремя модно одетыми дамами, которые дебютантками явно не были, судя по ярким оттенкам их нарядов и уверенной манере себя держать.

Марша протянула руку, чтобы потрогать цветок в волосах, но цветка уже не было.

Пусть будет так. Цветок символизировал ложь.

На мгновение ее пронзила страстная тоска по той девочке, которой она могла бы остаться.

Что ж, хорошо. Неужели ей нужен этот цветок, если вспомнить, как грубо обошелся граф с Финном?