— Ты счастлива? — шепнул он ей на ухо.

— Очень счастлива, папа, — шепнула она в ответ. — Я тебя люблю.

— И я люблю тебя, Марша, моя девочка.

Подошел Дункан.

— Ты готова, дорогая?

Она счастливо кивнула, и он неожиданно подхватил ее на руки и понес к первому экипажу свадебного кортежа, украшенному множеством белых роз и полотнищами шелка. Это была свадебная карета, только для жениха и невесты.

— Вот глупость, — сказала она мужу, когда тот бережно опустил ее на шелковые подушки. — Зачем было нести меня всю дорогу?

И не успел он и слова сказать в ответ, как она его поцеловала. Они не размыкали губ, даже когда Дункан вслед за ней забрался в экипаж и снял шляпу. Марша откинула назад вуаль, которая мешала им, закрывая ей лицо, и кучер тронулся. Процессия покатила в Бэллибрук.

Дункан взял руку Марши.

— Чудесный день, — сказал он.

В Бэллибруке они не разнимали рук целых двадцать минут, пока Пегги Кили, самая дерзкая из деревенских дам, не разлучила их, втянув в круг танцующих, где нужно было хлопать в ладоши, кружиться, свистеть и топать ногами.

Марша пригласила танцевать Джо.

— Нам будет очень весело жить в одном доме, — сказала она.

— Знаю, — ответил мальчик. — Теперь Майкл будет жить и со мной, и с вами.

Марша, рассмеявшись, согласилась, что деревянный жираф может устроить свой новый дом в шкафу у Джо.

— Не дождусь, когда сама выйду замуж, — спустя несколько минут призналась Синтия новобрачной.

Обе тяжело дышали после танца. Дункан принес холодного лимонада, и Марша благодарно поцеловала его. Сделала глоток и повернулась к Синтии.

— Не спеши, — посоветовала она младшей сестре. — Дождись, пока придет настоящая любовь.

— А как узнать? — спросила Синтия.

— Ты поймешь, — сказала Марша и крепко сжала руку Дункана.

Он улыбнулся ей, а она ему.

— Вы отлично смотритесь вместе, — хихикая, заметила Синтия.


Действительно, они были прекрасной парой.

— Я не могу ждать больше. — Марша открыла объятия навстречу Дункану.

Стоял день. Они с Дунканом были в старом доме, на другой стороне озера, напротив Бэллибрука. Когда-то дом принадлежал двоюродному деду отца Марши, холостяку, который так и не женился. Теперь он предназначался для гостей, которым нравилось вставать рано, чтобы порыбачить.

Глаза Дункана светились желанием. Он возвышался над Маршей, и его широкая грудь казалась ей таким надежным убежищем. Его губы коснулись ее шеи; она обняла его плечи.

— Марша, — прошептал он.

Их губы соприкасались в страстном поцелуе снова и снова, а он гладил ее спину, груди, волосы. Потом его колено раздвинуло ее ноги.

Она судорожно вздохнула:

— Дункан, я хочу, чтобы ты был внутри меня. Я хочу тебя прямо сейчас.

— Тогда откройся для меня. — Он посмотрел ей в лицо, и в его глазах она прочитала и желание, и властный приказ. — Впусти меня. Впусти меня всего.

Дункан поцеловал Маршу. Нежно, медленно. И вошел в нее, быстро заявив свои права, наполняя ее мужской энергией. Она обвила его ногами — она тоже владела им, и вместе они начали древний, восхитительный танец. Ритм делался быстрее и быстрее, и очень скоро она умоляюще застонала.

— Люби меня, — шептала Марша как в лихорадке, пока наслаждение не захлестнуло ее с головой. Одна волна сменялась другой, и она кричала, не в силах сдержать блаженный восторг.

Его сокрушительный оргазм последовал в следующий же миг. Жаркое и требовательное тело Дункана накрыло ее, раздался его тихий, яростный вскрик.

Марша почувствовала, как проливается в нее теплое семя. Дункан уронил голову, держась на локтях, не размыкая жаркого соединения их тел.

Он взглянул ей в глаза, и она отбросила прядь, упавшую на его вспотевший лоб.

Он принадлежит ей.

Ей. Навеки. Не только сегодня. А она принадлежит ему.

Спустя несколько счастливых уютных минут она вскочила с постели, увлекая за собой Дункана. Ее сердце переполняла огромная любовь.

— Идем посмотрим на Ирландию, — сказала она и повела его в крошечную гостиную, где распахнула ярко-синие ставни.

Перед ними открылся вид, от которого захватывало дух. Ни Дункан, ни Марша не могли произнести ни слова.

Уперевшись ладонями в подоконник, она высунулась из окошка, чтобы охватить взглядом эту великолепную картину. А Дункан не мог отвести взгляда от жены. Как один из розовых бутонов в саду ее отца, она была прекрасна в своей обнаженности и безыскусности, обратив лицо прямо к солнцу.