Придя к факту, что он, Антон Тропинин, – никто, парень еще сильнее разозлился и сделал пару больших резких глотков. Бутылку он допил, осталось еще две. Но пьяным он почему-то себя совсем не чувствовал, и это тоже раздражало. И то, что Арин спокоен, – тоже.

– Антон, включи следующую песню, – попросил Арин, ежась от ветра и дождя. Несмотря на холод уходить отсюда парни не спешили, словно внизу, на нижних этажах, их ждала пустота, – старая снова играет.

Блондин, а тогда он был не таким ярким платиновым блондином, а светло-русым молодым человеком, чьи волосы имели редкий пепельный оттенок, послушно нажал озябшими пальцами на кнопку. Зазвучала новая песня. А небо в это время озарилось яркой молнией, заставив парня скептически ухмыльнуться. Это что? Знак? Чушь! Никаких знаков не бывает.

Именно в этот момент и решилась его дальнейшая судьба. В наушниках появился бархатный голос певца новой, тогда только набирающей популярность группы «Красные Лорды», но вместо тяжелых звуков яростных ударных и пронзительной рычащей бас-гитары появились тонкие, едва слышные звуки гитары, переливающиеся в тонкие плетения неспешной и красивой мелодии. И Арин, и Антон знали английский хорошо, поэтому понять перевод песни «Лордов» смогли без труда. Песня называлась «Архитектор», и поначалу не привлекла внимания разозленного и расстроенного Антона.

Если твой мир разрушен,

То остается два выхода:

Бежать из него прочь

Или строить все заново.

Антон с ненавистью посмотрел на плеер, как будто неведомые «Красные Лорды» сидели в нем. Идиотская песня, будто бы они понимают его боль, чертовы музыканты. Удачливые проклятые музыканты. Вас все и всегда воспринимают, как земных полубогов. Вам в лицо не бьет дождь и не дует холодный ветер. Вы не продрогли до костей и не глушите алкоголь, чтобы заглушить проклятую боль. И ваша любимая не оказалась подлой Nзапрещено цензуройN.

Музыка чуть усилилась, и вступили ударные, издавая легкий ритмичный звук.

Кто я такой, чтобы бежать?

Пугливая крыса, что ли?

Кто я такой, чтобы стоять на коленях

Перед алтарем несбывшихся надежд?

Грязная слабая свинья?

Антону не хотелось быть ни тем, ни другим. На небе, где-то очень близко, загрохотал гром, опять сверкнула молния, и он видел, как ее блеск отразился в темных радужках друга. По телу молодого человека поползли непрошеные мурашки, и он застыл, слушая громкий яростный крик в наушниках. Певец тяжелым отчетливым гроулом словно бы спрашивал у несчастного влюбленного:

Ты можешь назвать себя

Пугливой крысой?

Ты подпишешься под именем

Озадаченной свиньи?

Кто я такой?

Скажи, кто я такой?

И чем отличаюсь от животного?

Наверное, в тот момент, когда Антон вдруг, к удивлению Арина громко засмеялся, в его душе и произошел этот самый духовный перелом – катарсис.

Строить – это больно

Строить – это трудно

Строить – порою даже грязно.

Не боишься замараться?

Согласен ли ты стать архитектором своего мира?

– Согласен, – прошептал Антон, чувствуя, как кружится голова. Ему все больше казалось, что неведомые «Лорды» обладают некой таинственной гипнотической силой, выраженной в музыке.

Голос солиста прошептал в самом конце песни, перед тем, как гитара резко остановилась:

Мой ключ жизни – в моих ладонях.

Слушая эти строчки, светловолосый молодой человек вдруг осознал, что музыка может очень сильно влиять на человека. Еще как сильно. Как на него сейчас! Антон, сопровождаемый странным настороженным взглядом Арина, пошел к самой середине крыши и там остановился, не боясь яростно хлещущего дождя. В тот миг, под темным небом ему казалось, что он летит. Что стало причиной этого странного чувства, алкоголь или необыкновенный душевный подъем, он не мог понять. Просто именно тогда он твердо решил, тот факт, что его девушка оказалась совсем не такой, какой он ее видел, не поставит точку в его жизни – все это пустое и навсегда останется в прошлом. Он найдет свое призвание. Выразит себя. И раз уж не получилось с карьерой профессионального пловца, он будет заниматься музыкой – не потому, что мечтает с этих пор подражать услышанным только что «Красным Лордам», и не потому что хотел доказать Алине, что он крут в музыке, а потому, что…


– Я понял, что такое катарсис, – сказал Кей, – я думал всегда, Аристотель врет, и ничего такого от искусства человек не может испытывать. Ты же знаешь, что такое катарсис?

– Не совсем, – призналась я, внимательно слушая его исповедь. Надо же, умный какой. Нинка номер два.

– Аристотель говорил, что катарсис – это сильнейшее душевное переживание, которое очищает душу. Возникает тогда, когда человек видит или слышит какое-либо произведение искусства. Сильное произведение, не важно, что это: картина, песня, книга, скульптура. И тогда в тебе что-то переворачивается. Ты начинаешь по-другому воспринимать жизнь, очищаешься от переживаний, мыслишь по-другому. Можешь плакать или смеяться. Это чувство человек ощущает всего лишь пару раз за всю жизнь. Такой мощный эффект… Я тогда осознал, что я хочу стать музыкантом и играть именно такую музыку, мощную для разума, чтобы когда-нибудь и она могла оказать влияние на других людей. Чтобы заставила задуматься или просто помогла расслабиться. Настоящее предназначение музыканта: в свое удовольствие играть и сочинять, а не что-то что-то доказывать. Я захотел узнать, малышка, что же это такое, когда ты показываешь свою музыку другим. Что за чувства испытывает тот, кто стоит на сцене и чувствует поддержку и восторг зрителей. Я поставил перед собой задачу – показать музыку таким, как я. Помочь ею. Заставить почувствовать с ее помощью что-то новое.

Я с недоумением слушала его. Неужели в голове этой «блондинки» имеются философские и умные мысли? Неужели Кейтон не просто высокомерный идиот и будущий обладатель справочки, где будет написано, что он шизофреник, «два в одном», а кто-то, кто поставил перед собой такую задачу, которую некоторые смогут с трудом осознать в полной мере?

– Вот так я стал профессионально заниматься музыкой. Арин как что-то почувствовал и вскоре пришел ко мне с предложением собрать нормальную группу. И уже с готовым названием. Можно сказать, оно придумалось на крыше, в тот день. А уже на следующее утро я записался к педагогу по вокалу. И тогда же мы нашли Фила и Рэна. А еще через три дня – Келлу. Он «шляпничал» со знакомыми парнями в переходе, и они с Рэном даже умудрились подраться. – Кей тихо засмеялся. – Иногда мне кажется, что сама Судьба хотела, чтобы мы создали группу.

– Какой ты откровенный сегодня, – только и смогла сказать я. Какой большой поток информации на мою головушку. Кстати, я уже не могу понять, Кей передо мной или Антон. Этот парень стал наедине со мной немного другим. И… мне это нравится!!!

Да ну на фиг??

– Как и ты, – отвечал он. – В прошлый раз ты мне рассказала все о себе, а обо мне правду так и не услышала.

– Кстати, а когда тебя послала Журавль в универе, ну, когда она облилась колой, ты… плакал?

Парень рассмеялся.

– Малышка, ты что? Просто мне хотелось улыбаться, глядя на тебя, такую добрую, и я опустил голову, чтобы ты этого не видела.

Я стиснула зубы.

– Занятно. Расскажи мне подробнее, как появилось разделение на Кея и Антона, – задумчиво попросил я, случайно касаясь плечом его предплечья. Он не заметил этого, а я почувствовала себя на капельку счастливее.

– Обычно. Я же сказал, я всегда имел характер Антона. А обстоятельства заставили меня стать Кеем. Я всегда думал, почему меняются люди, – задумчиво говорил Антон, – а потом, лет в тринадцать, мне пришло в голову, что все меняются, как вода, в зависимости от внешних условий. Допустим, сначала они – жидкость. Молекулы находятся на близком расстоянии друг от друга, колеблются, задевают друг друга, образуют до четырех валентных связей – и эти связи гармоничны.

Они спешили домой из школы – Антон, его брат и мама. Она вела сыновей за руки, а те быстро перебирали ногами, чтобы поспевать за молодой женщиной. Во-первых, было холодно, а во-вторых, дома их ждал приехавший из очередной командировки отец.

Был конец декабря, вот-вот должны были начаться зимние каникулы, на улице шел снег, и, как помнил сейчас Антон, они с братом отчаянно хотели поймать ртом крупные снежинки, а Алла Георгиевна не позволяла им это делать. Не хотела, чтобы близнецы заболели. У нее, кстати, в то время была длинная белоснежная шуба и такая же шапка из пушистого меха – они с отцом только начинали заниматься бизнесом, но дела уже пошли в гору. Мама шагала и размышляла о том, что ему и Кириллу следует пойти в какую-нибудь секцию, чтобы после школы идти в пустой дом не сразу, а вечером, к приезду занятых родителей. Бабушка, встречавшая внуков каждый день, вконец разругавшись с невесткой, уехала ко второму сыну.

– Ты должен найти себе занятие по душе, дорогой, – ласково обратилась к нему мама, поправляя воротник на ходу. – Что ты больше всего любишь?

– Плавать, – немного подумав, отвечал Антон.

– А ты, Кирилл? – женщина взяла второго сына за руку.

– Не знаю, – ответил Кирилл. Хотя мальчики и являлись двойняшками, они не были похожи друг на друга. Антон пошел в мать и в ее родственников – высоких, статных, сероглазых. Люди из рода Адольских считались очень красивыми. И уже в детстве Антона всегда называли симпатичным мальчиком и будущим покорителем женских сердец. Особенно сильно над ним любили сюсюкать женщины и девушки, и мама будущей рок-звезды всегда гордилась своим беловолосым сыночком.

Особенно сильно был похож Антон на старшего брата Аллы Георгиевны, в честь которого она и назвала сына. Сейчас Антон Георгиевич работал в университете. Он только что возглавил кафедру и пытался одновременно заниматься бизнесом, как и сестра, но племянников занятой дядя не забывал и время от времени любил повозиться с детьми, хотя собственной семьей обременен не был.