Значит, не стоит делать? Но Соня вовсе не хочет отказываться от Леонида... Может, есть какой-нибудь другой выход?

Ее мозг лихорадочно заработал: другой выход! Он непременно должен быть.

Разумовский заметил её глубокую задумчивость и с обидой разжал объятия: неужели она и в самом деле настолько бесчувственна, что может позволить себе в такую минуту думать о чем-нибудь другом? Или о ком-нибудь?

- Вы собирались что-то предпринять? - между тем задумчиво спросила она.

Он все не мог понять, что происходит. Но и не отвечать на её вопросы не мог - для чего-то же княжна его спрашивает.

- Я хотел пойти к невесте и объясниться, - проговорил он нарочито равнодушно.

- Когда - сегодня?

- Через три дня. Дарьи сейчас нет в Петербурге. Она в имении Шарогородских...

И тут Софья потребовала от него нечто и вовсе странное.

- Пообещайте мне, не делать этого, пока предварительно не повидаетесь со мной.

- Зачем? - удивился Разумовский.

- Позвольте пока на ваш вопрос не отвечать, - сказала Соня, чем повергла графа в ещё большее недоумение: что она задумала?

Но княжна уже взяла дело в свои руки и с удивлением обнаружила, что её прежние страхи были напрасны. То есть, мужчина вовсе не обязательно может быть господином женщины и её деспотом. И что умная женщина - а себя она не считала дурочкой - может при желании управлять им. Как Леонид ни сопротивлялся, а в конце концов и на вопросы стал отвечать, и слушать её пообещал. Вот только как удержать это положение, Соне ещё предстоит учиться.

Она сама его поцеловала - не оставлять же любимого мужчину обиженным! - и сказала:

- Предлагаю все объяснения между нами отложить до лучших времен.

- Я не понял, какие времена следует считать лучшими, - запротестовал он.

- Те, когда вы решите все вопросы с Шарогородскими. Надеюсь, я смогу вам в этом помочь.

Зачем она так сказала, Соня и сама не знала. Тем более, что у неё пока не было никакого решения того трудного положения, в котором теперь пребывал граф Разумовский. Зато была уверенность, что оно в конце концов отыщется.

- Спокойной ночи, подобный льву, - Соня перевела на русский язык значение имени графа и ласково погладила его по щеке.

Она даже удивилась, как привычно у неё сей жест выглядел. Так, словно она делала это если и не каждый день, то довольно часто. И подивилась тому, как затрепетал он под её рукой, и как жадно поцеловал эту самую руку.

- Я люблю вас! - сказал он.

"Интересно, что скажут мои домашние, что скажет Петербург, когда узнают, что граф Разумовский оставил богатую, знатную и молодую невесту ради той, которую бомонд уже окрестил синим чулком!.. И о которой пока неизвестно, что она более не бесприданница..."

Но тут ей стало стыдно своих мыслей, и Соня с сожалением отодвинулась от Леонида, чтобы подняться по ступенькам и уже от двери повторить ему:

- Так смотрите же, без моего письма не предпринимайте никаких действий!

Глава седьмая

Поскольку в глазах домочадцев дедова лаборатория перестала быть потайной комнатой, первым делом Соня решила навести в ней порядок. Полдня Агриппина вместе с кухаркой Грушей мыли и чистили комнату, которую освещал теперь огромный бронзовый канделябр, найденный, к слову сказать, в той же кладовой.

Покоившийся много лет под остатками ткани от старых портьер, он был временно забыт оттого, что свечей на него уходило слишком много для того скромного хозяйствования, которое совсем недавно вело семейство Астаховых.

Под присмотром княжны прислуга перемыла-перечистила всю лабораторию, включая каменные стены.

Ящик с заветными слитками во время уборки никто не открывал, но Соня, воспользовавшись тем, что после её окончания осталась в одиночестве, потихоньку один слиток изъяла.

Она пообещала себе вернуть его в семейную казну, ежели предполагаемый тяжелый день в её жизни так и не настанет.

А настать он мог в случае, если брат Николай, в последнее время отчего-то проявляющий все черты диктатора, стал бы принуждать сестру к исполнению его великолепных планов.

Слиток Соня потом тщательно отмыла в ванной комнате и уничтожила следы своего действия, помня громкое возмущение Агриппины, которое та высказывала прошлый раз.

Теперь украденное лежало в нижнем ящике её комода, уложенное в шкатулку, в которой когда-то в лучшие времена хранились семейные драгоценности. Шкатулка запиралась на крошечный ключик, но и без того Соня была уверена, что в неё никто не сунется.

Теперь Николя мог сколь угодно пересчитывать слитки и решать, что с ними делать. Вряд ли он заметит пропажу одного из многих.

Соне опять пришлось посещать лабораторию, на этот раз в обществе Агриппины, которая её о том умоляла.

После того, как служанки в лаборатории все отмыли, стало ясно, что в некоторых банках с крышками хранятся вещества, которой служили основой кремам и мазям, изготавливаемым Еремеем Астаховым. Большинство из них, конечно, потеряли от долгого хранения все свои свойства, а названия некоторых попросту нельзя было прочесть, потому что надписи от бумажках, сделанные рукой деда, от времени стерлись и потускнели.

Потом княжна, опять же с Агриппиной, посетила аптекаря, чтобы по списку закупить у него необходимые вещества.

Кстати, чтобы составить такой список, княжне пришлось основательно потрудиться. Она страницу за страницей перечитала дневник деда и выписала все компоненты, какие он, по счастью скрупулезно записывал.

Никакой алхимией, в понимании девушки, здесь и не пахло. То есть, не было ничего таинственного, разве что за исключением "крема молодости", в который кроме корня мандрагоры входил какой-то "рог нарвала", коего в аптеке не было и о том, как его достать, наверное, знали именно алхимики.

Соня старалась не обращать внимания на удивленные взгляды аптекаря, выгружавшего на прилавок требуемые княжной ингредиенты. Его это не могло не радовать - девушка подчистила все "запасы" аптеки, которые прежде лежали у него невостребованные, но и безмерно удивляло.

Аптекарь и сам многое умел, считал себя ученым, но для чего это могло понадобиться обнищавшей аристократке, даже не догадывался. Глядя на его недоумевающее лицо, Соня представляла себе, какие слухи расползутся по Петербургу об этой её вылазке в аптеку.

А делать княжна хотела для начала, ни много, ни мало, как ту самую "красную сыпь" - её рецепт дед Еремей подробно описывал на страницах своего дневника.

Агриппина, умолившая княгиню позволить ей побыть с Софьей Николаевной, - разве не притащила она из аптеки полную сумку всяческих препаратов? - до того безропотно сделала все, что наказала ей Мария Владиславна.

Вообще горничная Астаховых отличалась нравом своеобразным, каковой в другой семье, возможно, терпеть бы не стали, а и взаправду отправили в то самое крошечное имение, доставшееся княжне от умершей тетки. Агриппина была, что о крепостной служанке вообще даже странно говорить, человеком настроения.

Любое порученное дело она могла или сделать в считанные минуты, так, что все просто горело в её руках, или тянуть целый день, измышляя уйму причин, почему дело у неё не спорится.

С другой стороны, горничная была страшно любопытной, и чтобы удовлетворить свой очередной интерес, готова была проявлять невиданную покорность, работать целыми днями, только для того, чтобы ей разрешили прикоснуться к очередной тайне.

Княгиня по-своему любила её, потому мирилась с приступами её то желания, то нежелания делать работу заведомо скучную, но при этом частенько грозила отправить нерадивую служанку с глаз долой.

Так вот, именно сегодня все дела в доме Агриппина переделала с невероятной быстротой, только чтобы её отпустили с княжной, как она говорила, в "лабалаторию".

Софья просто диву давалась, глядя, как руки Агриппины трепетно касаются колб и реторт, как тщательно смешивает она составы смеси, которые перечисляет ей Соня.

Княжна лишь боялась, что её мать захочет в лаборатории присутствовать. К счастью, с появлением денег у Марии Владиславны появилось столько дел, она составила столько списков, что для дома нужно в первую очередь, что у неё совершенно не осталось времени вникать ещё в глупости, впрочем, по её мнению, вполне невинные, которыми вдруг увлеклась её дочь.

Достаточно того, что ежедневно составленные Марией Владиславной списки перечитывались, и из них вычеркивалось не очень нужное, и вписывалось нужнейшее...

Хорошо, что пока, для этих дел, княгине не нужна была горничная, и Соня могла пользоваться её помощью.

Княжна не стала посвящать и горничную во все свои планы. По её словам, готовили они всего лишь отбеливающую мазь, секрет которой оказался утерянным со смертью деда. И Соне никакого труда не составило отложить небольшую часть изготовленной мази, чтобы именно в ней увеличить количество ртути.

Агриппина не только оказалась толковой, скорой на руку помощницей, но и готова была предложить себя - точнее, свое лицо, для опробования кремов, которая княжна впредь станет изготавливать.

Неожиданно отбеливающий крем оказался так хорош, а результат не замедлил сказаться, что Агриппина ходила совершенно счастливая и целый день приставала к княгине, приближая свое "отбеленное" лицо к её близоруким глазам.

Однако, рисковать и проверять на Агриппине действие "красной сыпи" Соня не могла. Изготовленную мазь она опробовала на своей руке чуть пониже плеча, чтобы никто её опыта не увидел.

Рецепт деда и теперь действовал безотказно - её нежная белая кожа в самом деле покрылась красными прыщами. Но приготовленный "противосыпный" крем уничтожил даже её следы.

В эти два дня испытаний на самой себе княжна не ходила, а летала по дому. Она смеялась без причины, распевала песенки, чем очень удивила и даже насторожила княгиню.

Конечно, та первым делом стала расспрашивать Агриппину, и горничная подтвердила: да, княжна в самом деле изготовила крем, рецепт которого подсматривала в какой-то бумажке. Она даже принесла княгине эту самую бумажку, но Мария Владиславна в ней ничего не поняла.