- А где остальное?

И опять родные женщины поняли его как надо. Молодой князь всегда прежде вел себя спокойно и невозмутимо, и оставалось только догадываться о терзаниях Николя, когда он отдавал в починку свой мундир, вместо того, чтобы по примеру своих богатых товарищей, попросту сшить себе новый.

Он вынужден был избегать шумных компаний, разгульных пьянок с цыганами и шлюхами, потому что не мог позволить, чтобы друзья платили за него. Своих же денег, таких, которых он мог бы потратить не задумываясь, у капитана Астахова не было.

Без сомнения от нищеты, в которую постепенно сползала княжеская семья, больше всех страдал именно он.

Мария Владиславна улыбнулась горящим предвкушением глазам сына и грустно подивилась собственному спокойствию. Надо же, перегорела!

Она наказала Агриппине сидеть в кухне и носа наружу не казать, а сама поспешила вслед за своими детьми - Соня как раз передавала брату свечу и спички.

В кладовой Соня было сама потянулась к нужным камням, но брат отодвинул её в сторону.

- Я сам. Ты просто покажи, на какие именно камни нажимать.

И первым шагнул в открывшийся проем так же ловко, как Разумовский, проскользнув под полками.

- Николя! - услышал он голос матери, которая, в отличие от него, нагнулась с превеликим трудом. - Ты мог бы подать мне руку.

Вдвоем с Соней они помогли матери пройти в открытую дверь, и теперь все трое стояли на пороге комнаты.

"На пороге к богатству", как подумалось Соне.

- Ну и пылища! - сказала Мария Владиславна, скорее, чтобы не молчать.

- Это лаборатория деда? - спросил Николай. И голос его сорвался.

Женщины с удивлением посмотрели на него.

- Надо же, - пробормотала Соня, - а я подумала, что ты первым делом бросишься к золоту. Может ты боишься, что оно ненастоящее?

- Нет, я этого не боюсь. Ювелир, которому Леонид показывал слиток, знаком и мне. Он до сих пор ходит под впечатлением: золота такой высокой пробы он ещё не видел. Предлагал очень хорошие деньги за два слитка.

- Только два слитка? - удивилась княгиня. - А кому мы сможем продать остальное золото?

- Об этом потом, - буркнул Николай и внимательно посмотрел на отмытое Агриппиной бюро. Оно инородным телом смотрелось среди всей остальной немногочисленной мебели, все ещё покрытой слоем пыли.

- Ты здесь что-то искала, - утвердительно сказал он сестре. - И, думается мне, нашла.

- Нашла. Дневник деда, - нехотя призналась Соня.

- Я тоже хочу его посмотреть.

Такого от брата она никак не ожидала. Когда это его волновали какие-то старинные документы и записи? Разве неясно, что в семье один историк Соня.

- Николя! - в голове её отчетливо звучала обида. - Но я сама его ещё не читала!.. Может, ты сначала посмотришь книгу?

- Так ты взяла и книгу? - князь осуждающе взглянул на сестру. Решила, значит, что меня и вправду кроме золота ничего интересовать не может?

- Но дети. - княгиня поспешила погасить разгорающийся огонь, - неужели вы станете ссориться из-за такой ерунды?

- Ты же знаешь, это первые собственноручные записи деда, - жалобно проговорила Соня. - О нем почти ничего неизвестно, а ведь он наш ближайший предок!

- Что поделаешь, - на этот раз наши с тобой интересы пересеклись, жестко сказал Николай. - Впрочем, если хочешь, ты можешь снять с него копию. Как-нибудь потом.

- Ты оставишь мне дневник хотя бы на два дня? - Соня готова была расплакаться.

- Я оставлю его тебе на неделю, - великодушно махнул рукой брат. Потом я уйду в отпуск, и тут уж не обессудь... А теперь показывай, наконец, где оно, дедово золото?

Некоторое время спустя Астаховы втроем сидели в гостиной и пили чай. Впрочем, на столе было достаточно еды, чтобы как следует насытиться. Так что Николай заодно и обедал. Возле его левой руки лежали два отмытых и отчищенных золотых слитка, которых он словно невзначай касался локтем - все старался убедиться, что это не мираж.

- Продадим слитки Гольдману, - говорил своим домочадцам князь, - и первым делом купим себе карету.

- Карету? - удивилась Мария Владиславна. - Столько времени обходились, и вдруг такая поспешность.

- Не скажите, маменька, карета - это облик аристократии. Тем более обидно её не иметь, что у нас есть герб, хотя и изрядно потускневший без долгого применения.

- На лазоревом поле летящий золотой сокол и девиз "Semper in motu!"20, - мечтательно проговорила Соня: все, что касалось геральдики несказанно волновало её. - Когда-то, ещё во времена раннего христианства, такой сокол спас от костра нашу очень далекую прабабку, обвиненную в ведьмачестве.

- И ты знаешь, как это происходило? - заинтересованно спросил Николай.

- В семейной летописи Астаховых есть упоминание о том, как прабабку молодую женщину по имени Любава - некие монахи повлекли на костер, а её сокол полетел за подмогой к возлюбленному Любавы; спасители подоспели вовремя. Клички сокола история не сохранила, хотя поначалу я думала, что она каким-то образом вкраплена в девиз - на все лады латинские слова и так, и эдак вертела...

- Но тогда девиз не слишком соответствует твоему рассказу.

- Потом я пришла к мнению, что тот, кто его придумывал, - девиз, имею в виду, - вовсе не был знаком с историей рода, а посчитал летящего сокола, упоминавшегося в летописи, как спаситель, символом движения. По-моему, это тоже неплохо. Движение - есть жизнь...

- Умная ты наша! - насмешливо проговорил Николай; впервые знания сестры задели его за живое. Почему он об этом не знал прежде. Было бы о чем хоть рассказать однополчанам, когда не шел разговор о деньгах.

Княгиня, подперев щеку рукой, слушала разговоры своих детей и тихо млела. То, о чем она всегда мечтала, сбылось. Теперь Астаховы спокойно обсуждают покупку кареты, хотя совсем недавно не могли себе позволить даже купить новую одежду. Вот только почему так болит её сердце? Неужели это бывает от радости?..

- По-моему, ты чересчур широко размахнулся - карету! - пеняла брату Соня. - Мы не можем даже использовать весь дом, живем в пяти комнатах. У нас с маменькой одна служанка на двоих. В конце концов, мы все не одеты по моде, а тут - первым делом устроим выезд. Куда это годится? Свалившееся на нас богатство можно использовать постепенно, в противном случае, каждый начнет интересоваться, с чего мы так разбогатели?

- Вряд ли кому это придется объяснять, однако на такой случай я все продумал, - ласково улыбнулся ей брат. - Завтра продается с молотка имущество князя Долгорукого. Сомневаюсь, что за его карету будут давать слишком много, хотя я уже дал его слуге монетку, после чего он и разрешил на карету взглянуть. Так вот, она лишь с виду невзрачная. Раньше все делали на века, так сейчас не делают. Зато когда мы приведем её в порядок: починим, покрасим, обобьем изнутри бархатом и оденем кучера в цвета нашего рода, она заиграет по-другому. Вот посмотрите, нам ещё за неё станут большие деньги предлагать, хоть наверняка первое время кое-кто станет посмеиваться, что мы купили подержанный выезд. Но нас это не слишком огорчит. Не правда ли, маменька?

Мария Владиславна очнулась от своих мечтаний. О чем сын её спрашивает? Ах, не все ли равно, каков выезд. Но сын вовсе не был настроен так безмятежно и не позволил никому из домочадцев уклониться. Они втроем именно сейчас должны обсудить, каким в дальнейшем быть князьям Астаховым?

- Николушка, - не сдавалась княгиня, - стоит ли теперь же говорить о карете, когда лучше сначала купить тебе новый, богатый мундир.

- Мне теперь он не надобен, - отмахнулся Николай.

- То есть, как же без мундира, сынок?

- А вот так. Россия пока в военную компанию вступать не собирается, так что самое большое для меня повышение в мирное время - дослужиться до секунд-майора. Стоит ли сие звание таких усилий? Уж лучше я займусь делом, которое мне по-настоящему будет интересно.

- Могу я узнать, каково это дело?

- Пока не можете. Разве что, когда-нибудь потом... Эх, дорогие мои, и заживем мы с вами, лучше не надо! Сам женюсь, Софью замуж выдам.

- У тебя есть на примете хороший жених? - оживилась княгиня. Вот теперь разговор принимал нужный оборот.

- Ежели и нет, то найдется! До богатого приданного всегда есть охотники.

- А меня ты спросил? - возмутилась Соня.

- Нет. Но я не верю, что в такое время ты будешь думать только о себе. Мы должны жить, как наши предки жили. Соня, разве ты не сама говорила, как прежде был славен и богат род Астаховых? Так разве не нам возвращать ему былые блеск и уважение? Потому - никаких старых дев! Ибо они есть позор для всякой семьи.

- Но, Николушка, разве ты не знаешь, никто нарочно не становится старой девой, - попробовала вступиться за дочь Мария Владиславна. - Вот и у Сони так получилось...

- Так получилось, потому что мне некогда было этим заниматься, но теперь, когда я смогу не думать о хлебе насущном, в судьбе сестры все переменится. Впрочем, ты и сама это увидишь. Не ей ли, историей увлекающейся, знать, как необходим всякому роду авторитет, следование обычаям...

- А ежели я откажусь? - робко бормотнула Соня; как оказалось, она вовсе не была ниспровергательницей устоев. А уж объявлять брату войну ей и вовсе было страшно.

- Тогда я отвезу тебя в самый захудалый, самый суровый женский монастырь, где ты всю оставшуюся жизнь проведешь на коленях, в неустанных молитвах, на хлебе и воде... Поверь, это гораздо хуже, чем добровольно выйти замуж за хорошего человека. Притом, что я собираюсь пойти тебе навстречу и позволю выбрать жениха из тех мужчин, что к тебе посватаются.

- Что это вы взялись меня монастырем пугать? То маменька, то ты. Можно подумать, все дело лишь во мне!

- В чем же еще?

Соня почувствовала себя, как приговоренный к смерти, над головой которого занесен топор. Она-то надеялась, что к ней с таким вопросом больше никто приставать не станет. Звание "старой девы" её вовсе не оскорбляло. А теперь... Кто знает, за кого её выдадут замуж?