По мере того как я подрастала, я все чаще видела своих родителей. Теперь мы часто вместе пили чай. Мне казалось, что их мое присутствие смущает еще больше, чем меня необходимость сидеть с ними за одним столом. Впрочем, они всегда были внимательны и добры ко мне. Они задавали мне много вопросов, в основном связанных с учебой. Я с легкостью накапливала в памяти всевозможные факты и обожала читать, что и помогало мне удовлетворять их любопытство. Таким образом, хотя нельзя было сказать, что мои успехи приводят их в восторг, оснований для недовольства у них тоже не было.

А потом появились первые признаки перемен, хотя я не сразу их распознала.

Фелисити пригласили на очередной званый обед.

— Мое платье кажется мне таким заношенным и пыльным, — пожаловалась она. — С черными платьями всегда так.

— Оно тебе очень идет, Фелисити, — заверила я ее.

— Я чувствую себя такой чужой, посторонней. Все знают, что я гувернантка и что меня позвали для ровного числа.

— Зато ты выглядишь лучше их всех, и ты интереснее их всех.

Услышав это, она расхохоталась.

— Все эти заслуженные старые профессора считают меня пустоголовой идиоткой.

— Это они пустоголовые идиоты, — успокоила ее я.

Я была с ней, пока она одевалась. Она уложила свои чудесные волосы в высокую прическу, а волнение окрасило в нежно-розовый цвет ее щеки.

— Ты выглядишь прелестно, — объявила я. — Они все обзавидуются.

Это опять ее рассмешило, а я обрадовалась тому, что мне удалось ее немного успокоить.

Тут меня настигла страшная мысль: скоро и мне придется посещать эти ужасные и нудные обеды.

В одиннадцать часов она зашла ко мне в комнату. Я еще никогда не видела ее такой красивой. Я села в кровати.

— Ах, Розетта, — рассмеялась Фелисити, — я просто обязана все тебе рассказать.

— Тс-с, — приложила я палец к губам. — Нянюшка Поллок рассердится. Она скажет, что ты не должна тревожить мои сны.

Мы прыснули, и она присела на краешек моей кровати.

— Мне… так понравилось.

— Что? — воскликнула я. — Тебе понравилось обедать с престарелыми профессорами?

— Они не все престарелые. Там был один…

— И?

— С ним было очень интересно. После обеда…

— Я знаю, — перебила ее я. — Дамы оставляют джентльменов пить портвейн и обсуждать вопросы слишком весомые или слишком грубые для деликатных женских ушей.

Мы опять расхохотались.

— Расскажи мне еще об этом не очень престарелом профессоре, — попросила я. — Я и не знала, что такое бывает. Я думала, они рождаются престарелыми.

— Образованность не всегда означает нудность.

Она светилась, и это было очень заметно.

— Я никогда не предполагала, что званый обед способен доставить тебе столько радости, — прокомментировала я. — Это внушает мне определенную надежду. Мне уже приходило в голову, что недалек тот день, когда мне тоже придется посещать эти обеды.

— Все зависит от того, кто еще там присутствует, — улыбаясь пояснила Фелисити.

— Ты еще не рассказала мне об этом молодом человеке.

— Ну, я бы сказала, что ему уже под тридцать.

— Ах, так значит, он не так уж и молод.

— Для профессора молод.

— И чем он занимается?

— Египтом.

— Эта тема, похоже, пользуется успехом.

— Твои родители вращаются в определенных кругах.

— Ты рассказала ему, что меня назвали в честь камня Розетты?

— Если честно, то да, рассказала.

— Надеюсь, это произвело на него должное впечатление.

Мы продолжали легкомысленно болтать, и мне не пришло в голову, что поскольку Фелисити понравился сегодняшний обед, меня ожидают перемены.

Уже на следующий день я познакомилась с Джеймсом Графтоном. Мы с Фелисити, как всегда, отправились на нашу утреннюю прогулку. С тех пор как мы услышали историю о сорока следах, мы определили место, где разворачивались описанные мистером Долландом события, и часто там бывали. Там и в самом деле был участок, на котором трава росла очень плохо, и это производило гнетущее впечатление, способное закрепить веру в правдоподобность всей истории.

Неподалеку от этого клочка земли стояла скамейка, на которой я любила сидеть. Мистер Долланд так живо изобразил все происшедшее, что мне нетрудно было представить себе смертельною схватку братьев.

Следуя укоренившейся привычке, мы подошли к скамье и сели на нее. Мы пробыли там совсем недолго, когда к нам подошел какой-то мужчина. Он снял шляпу, поклонился и улыбнулся нам. Фелисити залилась краской и стала еще красивее.

— Да ведь это мисс Уиллс собственной персоной, — произнес мужчина.

— Доброе утро, мистер Графтон, — рассмеялась она. — Познакомьтесь, это мисс Розетта Крэнли.

Он повернулся в мою сторону и еще раз поклонился.

— Очень приятно, мисс Крэнли, — произнес он. — Вы позволите мне присесть на минутку?

— Сделайте одолжение, — ответила Фелисити.

Интуитивно я поняла, что перед нами молодой человек, с которым она познакомилась во время званого обеда накануне вечером, и что эта встреча отнюдь не случайна. Они о ней условились.

Мы немного поговорили о погоде.

— Так значит, это ваше любимое место, — произнес он, и у меня появилось ощущение, что он делает над собой усилие, чтобы включить меня в разговор.

— Мы часто сюда приходим, — отозвалась я.

— Нас заинтриговала история о сорока следах, — добавила Фелисити.

— Вы ее знаете? — поинтересовалась я.

Он ее не знал, так что я его просветила.

— Когда я здесь сижу, я представляю себе их дуэль, — разоткровенничалась я.

— Розетта очень романтична, — заметила Фелисити.

— Все мы в душе романтики, — ответил он и ласково улыбнулся мне.

Он сообщил нам, что направляется в музей. Из Египта привезли новый папирус, и профессор Крэнли позволил ему взглянуть на него.

— Это так волнует, когда появляются новые находки, позволяющие расширить область наших познаний, — добавил он. — Вчера вечером профессор Крэнли сообщил нам о чудесных открытиях, сделанных за последнее время.

Он начал рассказывать об этих открытиях, а Фелисити слушала его, как зачарованная.

Внезапно я осознала, что происходит нечто, способное оказать влияние на всю мою жизнь. Фелисити от меня ускользала. У меня не было никаких оснований подозревать ее в этом. Она по-прежнему была мила и заботлива, но мне чудилась в ней какая-то рассеянность, как будто, разговаривая со мной, она думает о чем-то другом.

Однако в нашу первую встречу с симпатичным профессором Графтоном я еще не догадалась, что Фелисити влюблена.

После этого мы встречали его еще несколько раз, и я знала, что ни одна из этих встреч не случайна. Раз или два он обедал в нашем доме, и каждый раз Фелисити тоже приглашали к столу. Мне пришло в голову, что мои родители посвящены в их тайну.

Фелисити купила новое платье. Мы вместе ходили в магазин. Это оказалось не совсем то, что она хотела, но это платье было лучшим из тех, которые она могла себе позволить. Тем более что с тех пор, как она познакомилась с Джеймсом Графтоном, она еще больше похорошела и выглядела в этом платье просто прелестно. В платье, голубом, под цвет ее глаз, мне казалось, она светится.

Наконец и мистер Долланд с миссис Харлоу поняли что происходит.

— Это очень хорошо, — многозначительно кивала миссис Харлоу. — У гувернанток незавидная участь. Они привязываются к ребенку, а потом, когда в их услугах больше не нуждаются, им приходится покидать дом и искать другое место работы. И так до самой старости… а потом что? Она молодая и хорошенькая, и ей пора обзавестись мужчиной, который мог бы о ней позаботиться.

Я вынуждена была признаться себе, что подобная перспектива меня пугает. Если Фелисити выйдет замуж за мистера Графтона, она не сможет быть со мной. Я попыталась представить себе жизнь без Фелисити.

Она очень интересовалась Древним Египтом, и мы часто наведывались в Британский музей. Я переросла детское благоговение перед этим святым местом. Его сменил живой интерес. Подстегиваемая Фелисити, я восторгалась залом египетских древностей почти так же сильно, как и она.

Особенно меня привлекали мумии, хотя мой собственный интерес казался мне не совсем здоровым. Я вообразила, что если останусь с ними наедине, они оживут.

Иногда в музее к нам присоединялся Джеймс Графтон. Я бродила между экспонатами, предоставляя возможность Фелисити и Джеймсу пошептаться. Я изучала лица Озириса и Изиды, которые выглядели точно так же, как и тысячи лет назад, когда на них смотрели фараоны, считавшие себя богоподобными.

Однажды в зал вошел отец. Он увидел нас, и на его лице отразилось недоумение. Он не сразу осознал, что здесь, в святая святых, находится его собственная дочь.

Когда он набрел на меня, я стояла у имеющего форму мумии саркофага фараона Менкауры, одного из самых древних в коллекции. Его глаза вспыхнули от удовольствия.

— Я рад видеть тебя здесь, Розетта, — произнес он.

— Я пришла с мисс Уиллс.

Он медленно обернулся туда, где стояли Фелисити и Джеймс.

— Ясно.

На его лице появилось выражение, которое можно было бы назвать почти проказливым, хотя в его случае оно указывало лишь на снисходительную осведомленность.

— Я вижу, тебя интересуют мумии.

— Да, — кивнула я. — Это просто невероятно… Трудно поверить в то, что это останки людей, живших за тысячи лет до нас.

— Я счастлив, что тебя интересует Древний Египет. Пойдем со мной.

Вслед за ним я подошла к Фелисити и Джеймсу.

— Я забираю Розетту к себе в кабинет, — сообщил он им. — Что если вы присоединитесь к нам, скажем, через час?

— С удовольствием, сэр, — ответил Джеймс.