Знал ли об этом Вильям Ипрский? По какой причине он посоветовал мне скакать сначала на север к Джернейву, а не на северо-запад к Уллю? Он сказал, что так безопаснее, что вся центральная часть страны охвачена волнениями, везде шныряют банды, разбойники нападают на путешественников и торговцев. Он взял на себя труд поговорить с Фечином и Мервином и описал маршрут, по которому можно было безопасно объехать оплоты сторонников Матильды. И мы без особых происшествий добрались до Джернейва. Лишь однажды пришлось спрятаться в лесу, пока не прошел какой-то отряд, и в другой раз мы объехали компанию, которая двигалась на нас из разрушенной деревни.

Хью и Одрис встретили нас у нижних ворот. Лицо Одрис было белее снега, а глаза округлились от страха. Она ткала, и перед тем, как мы пересекли брод, из окна башни увидела Фечина на Барбе. Как и я, она испугалась, что Бруно мертв. Я забыла, что Одрис может узнать Барбе, и, хотя с тех пор, как была у нее в Джернейве, писала Одрис почти каждый месяц, не сообщила, что Бруно был взят в плен, зная, что она опять беременна и боясь ее беспокоить.

Поэтому еще до того, как я слезла с Кусачки, я сразу крикнула, что Бруно жив и находится при короле. И прежде чем успела еще что-либо сказать, Одрис залилась слезами радости. Я чувствовала то же самое, поэтому не сочла слезы беспричинными. Одрис сразу заговорила о выкупе.

– Тише, милая, – сказал Хью. – Бруно никогда не оставит короля. Если бы он хотел, чтобы его выкупили, мы бы уже давно знали условия выкупа. Помни, что короля взяли в плен в феврале, а сейчас июль. Вернемся в крепость, пусть Мелюзина отдохнет и поест. Скачи наверх, – потребовал, обращаясь ко мне, Хью, но я не согласилась и спешилась.

– Надеюсь, ты не будешь обижаться, что я не рассказала тебе… – промолвила я, беря Одрис за руку. – Я боялась…

Она свободной рукой похлопала себя по большому животу и отрицательно покачала головой. Потом, еще держась за меня, она пошла через двор. Поступь ее была не так легка, как обычно, но дыхание было свободным, и я удивилась, когда Хью взял ее на руки и понес по крутой дороге к крепости. Одрис сказала ему один раз: «Поставь меня на землю, » но он не поставил, и она лишь вздохнула и больше не протестовала.

Остальные новости я рассказала по дороге в крепость. Хью завопил от удовольствия, узнав, что императрицу выставили из Лондона и она бежала, не захватив с собой ничего, кроме одежды, что была на ней. Однако они не дали мне сообщить о моем деле, пока я не выкупалась и не поела, но я была рада этому.

Попросить денег для меня оказалось труднее, чем я думала, но Одрис рассмеялась надо мной, замахала руками, отбросив любые мысли о долге.

– Я живу лишь потому, что обо мне заботился Бруно, – сказала она. – Между мной и моим братом никаких долгов быть не может. К тому же деньги достаются довольно легко. Несколько гобеленов и несколько ястребов хватит, чтобы уплатить за все.

– Бруно не согласился бы, – сказала я ей, улыбаясь, – ты его знаешь.

– А Бруно и не нужно ничего говорить, – ответила Одрис. – Если ты ему не расскажешь, он и знать ничего не будет.

Хью засмеялся.

– Посмотрим. Солдаты могут стоить меньше, чем ты думаешь, Мелюзина. Я разошлю повестки и сообщу эту новость Эспеку. Тебе не требуется нести бремя этих усилий. Оставь все на мое усмотрение.

– Но не возникнут ли неприятности с твоим сюзереном? – высказала я опасение. – Я знаю, что Генри – вассал короля Стефана, но он ведь и сын короля Дэвида. Я полагаю, Генри не сможет обвинить тебя, если я найму людей от имени королевы. Он может и не узнать, кто дал для этого деньги.

– Я получил власть непосредственно от Стефана, и Генри не имеет прав вмешиваться в мою стужбу королю. – Потом Хью улыбнулся мне: – А если оы и имел, то, я уверен, он посмотрел бы на это дело с другой стороны. Генри не любит Матильду. Не так давно он был здесь и плакался, что его отец должен следовать данной ей присяге, – а Генри ей никогда не присягал.

Я с облегчением вздохнула и радостно передала сбор людей в Нортумбрии в руки Хью. Потом спросила, не знает ли он надежного человека, которому можно поручить их возглавить.

– М не думаю, что старый друг моего отца сэр Джеральд мог бы стать военачальником, – сказала я. – Он лоялен и сможет повести людей Улля, но сэр Джеральд всегда служил под началом у папы, и я не уверена, что он управится с руководством людьми, которых не знает. Жаль, что у меня нет времени, чтобы привести его сюда, и дать возможность тебе с ним поговорить. Понимаешь, Вильям Ипрский сказал, что я нуждаюсь в хорошем военачальнике.

Хью странно посмотрел на меня.

– О чем ты говоришь? Если я соберу людей, то сам их и поведу.

– Нет! – воскликнула я. – Нет!

Он выглядел потрясенным и расстроенным.

– Ты мне не доверяешь?

– Не доверять тебе? Это здесь не при чем. Неужели я должна жертвовать мужем сестры, чтобы получить своего? Нет! Только не ты! Я обойдусь и без людей из Нортумбрии. Будь я проклята, если явлюсь когда-нибудь за этим. Нет! В моей душе не столько зла, чтобы посылать старого друга на смерть.

Одрис положила свою руку на мою.

– Мелюзина, любовь моя, все ли ты мне рассказала? Так ли безнадежно это дело?

– Нет, клянусь, что не так.

Слезы побежали по моему лицу. Одрис пододвинула меня к себе поближе и обняла. Я пыталась все обдумать. Откуда мне известно, что надежда Мод – не иллюзия? Я решила так потому, что Вильям Ипрский не испытывал иллюзий по поводу военных дел.

– Дело не может быть безнадежным, поскольку Вильям Ипрский горит желанием начать.

– Ах, так? – промолвил Хью обрадованно. – Откуда ты знаешь?

– Перед тем как королева меня отпустила, мне пришлось объяснить ему, что я хочу сделать. И он одобрил – конечно, я не все поняла, но что удалось запомнить, я записала, – и то, как Вильям Ипрский говорил, свидетельствует о его пыле.

– Хорошо, – блестящие глаза Хью засветились радостью. – У Вильяма Ипрского есть голова на плечах. Он не балует себя иллюзиями. Я хочу взглянуть на то, что ты записала.

– Нет! – сказала я, стиснув зубы. – Ты не пойдешь из-за меня на войну. Одрис, запрети ему! Упроси!

– Я не могу ему запретить, – медленно ответила Одрис, – и нехорошо упрашивать, это его обидит. Но я спрошу. – Она наклонилась, чтобы лучше видеть мужа, сидевшего в кресле сэра Оливера: – А что, Хью, разве никто другой не может повести отряд?

Именно тогда я узнала о данном королю обещании Хью. Оказалось, что Одрис знает: она кивнула головой, когда он ей напомнил. Затем Одрис как бы отпрянула, очевидно согласившись отпустить его на войну. Но я так легко не сдавалась. Я плакала и умоляла, а Хью подошел и, сев на нашу скамью, обнял и начал утешать меня, ни капли при этом не колеблясь в принятом решении.

Меня охватил ужас.

– Ты не должен, – умоляла я, а затем утерла глаза и щеки и встала, глядя им в лицо. – Разве вы не знаете, что я приношу смерть?! Я уже рассказывала Одрис. Никто из любивших меня мужчин и женщин не прожил естественного срока. И на этот раз все будет напрасно. Когда мы захватим императрицу и выкупим свободу короля, Бруно умрет.

Хью перевел взгляд с меня на Одрис, потом опять на меня и, к моему крайнему удивлению, вскочив на ноги, рассмеялся.

– Теперь то я знаю, почему вы полюбили друг друга с первого взгляда. Одна – ведьма, а другая – предсказательница, и обе предаются воображаемым ужасам, не наступающим и не проходящим!

Затем он успокоился, привлек меня, поцеловал в лоб и отступил назад, слегка придерживая за плечо.

– Мелюзина, ты очень глупая женщина. Жаль, что в твоей жизни было столько печалей, но в этом нет ничего необычного. Ведь я наследовал Ратссон именно по такой же причине. У моего деда было четверо сыновей, три дочери и куча внуков, а в живых сейчас остались только его брат и я. Я забыл даже, от чего кто умер, но знаю, что в этом, как и в твоей семье, сыграла роль и чума, и война. Но это не ранило меня так, как тебя, потому что я не знал никого из них, и узнал, что они были моей семьей, лишь через много лет после их смерти. Но я и не собираюсь называть себя смертоносным из-за того, что стал их наследником. А сейчас оставляю тебя на попечение Одрис. Разберите и отнесите вещи, а я отправлю в дорогу гонцов.

– Хью совершенно прав, – сказала Одрис, протянув ко мне руку и снова усаживая на скамью рядом с собой. – Чума и война свирепствуют везде. Знаешь, любовь моя, я выжила во время чумы только благодаря заботам Бруно. Эта чума убила моего отца, мать Бруно, почти всех людей в крепости Джернейв и в деревне. Когда такое случается, нет чьей-то личной вины. – Одрис мне улыбнулась. – В каком-то смысле ты похожа на Бруно. Он тоже обвиняет себя, что не предотвратил тех событий, которые никто не в силах предотвратить.

Я вспомнила, как сама говорила ему про это как раз перед отъездом короля Стефана на штурм крепости Линкольн, где его и взяли в плен. Я всхлипнула, но тут же улыбнулась. В каком-то смысле меня утешили, но страх за Хью еще оставался в моем сердце. Я взяла крохотные руки Одрис в свои.

– Прости мне мою глупость. Даже если я не какое-то зло, ставящее смертельную отметину на каждом, кто обо мне заботится, все равно война опасна. Разве ты не боишься за Хью?

– Да, – ответила Одрис, – но не безмерно. Я боюсь за Хью, когда он отправляется выпроваживать с земли разбойников и даже когда он скачет на новой полуобьез-женной лошади. – Она освободила свою руку и коснулась моей щеки. – Но понимаешь, Мелюзина, со мной в жизни случается главным образом хорошее. Поэтому я живу в надежде, в ожидании, что с моими близкими ничего плохого не произойдет. Ты отчаянно боишься, и это, должно быть, приносит непереносимые страдания. Я могу вылечить много болезней, но не знаю, как избавиться от этого страха.

– Страх вылечить невозможно, но ты приносишь мне утешение, – сказала я, сжимая ее руку в своих ладонях. – И думаю, что я научусь его как-то переносить, не обманывая себя в попытке избежать страданий, – от этого обмана становится еще хуже, пока в конце концов не очутишься на полу в пустой комнате, уставившись в стену.