Пенелопа Дуглас - Пламя

Он решил принести меня в жертву и относился ко мне просто ужасно, чтобы чувствовать контроль хоть над кем-то из окружения. На протяжении нескольких лет мне пришлось страдать из-за его действий.

Но в прошлом августе, когда я вернулась домой после учебного года, проведенного за границей по программе обмена, все изменилось.

Когда Джаред давил на меня, я начала оказывать сопротивление. Мир перевернулся с ног на голову для нас обоих, и, наделав друг другу множество гадостей, о которых мне не хотелось вспоминать, мы наконец-то нашли обратный путь к воссоединению.

– Этот кабинет хранит множество хороших воспоминаний о нас. – Запрокинув голову назад, я посмотрела на него. – Но есть одно место, с которым связаны не самые лучшие…

Выскользнув из объятий Джареда, я подошла к двери и нагнулась, чтобы снять босоножки.

– Идем, – позвала его, оглянувшись назад с улыбкой.

После чего распахнула дверь и ринулась бегом по коридору.

– Тэйт! – послышался оклик парня. Обернувшись, я продолжила бежать задом наперед.

Вышедший из кабинета Джаред наблюдал за мной, нахмурив брови.

Сдерживая смех, я прикусила губу, затем развернулась и вновь помчалась по коридору.

– Тэйт, – опять позвал Джаред. – Ты бегунья! У тебя неоспоримое преимущество!

От воодушевления мои руки и ноги наполнились энергией. Я засмеялась, подхватила подол платья, спустилась по двум лестничным пролетам и направилась в сторону спортивной секции.

Звуки его тяжелых шагов приближались. Джаред перескакивал через ступеньки. В радостном испуге я завизжала и распахнула дверь раздевалки, стараясь оторваться от него. Поспешив к третьему ряду шкафчиков, обессиленно припала к металлическим дверцам и бросила босоножки на пол. Из-за тяжелого дыхания моя грудь часто вздымалась, растягивая лиф платья.

Я оставила свои длинные белокурые волосы распущенными, но моя лучшая подруга, Кейси, сделала мне укладку, завив их в крупные локоны. После такой пробежки хотелось убрать пряди с лица, вот только Джареду нравилось, когда я распускала волосы, а сегодня мне хотелось свести его с ума.

Дверь раздевалки открылась. Сжав кулаки, я слушала, как он тихо подходил все ближе. Затем Джаред появился из-за угла, будто точно знал, где меня найти.

– Женская раздевалка? – спросил он, явно испытывая дискомфорт, судя по выражению его лица.

Я не сомневалась, что парень оробеет, но не собиралась давать ему поблажку.

– В последний раз, когда мы были тут… – сказала после глубокого вздоха.

– Я не хочу думать о том дне, – перебил Джаред, покачав головой.

Но я настойчиво повторила:

– В последний раз, когда мы были тут, ты угрожал мне и пытался напугать. – Я подошла к нему, схватила за руку, потом подвела к тому месту, где произошла наша стычка прошлой осенью. Прислонившись спиной к дверце шкафчика, обняла Джареда за талию, притянула ближе к себе, чтобы он навис надо мной, и прошептала:

– Ты подошел ко мне вплотную и стоял вот так. В итоге я чертовски опозорилась перед всей школой. Помнишь?

Я говорила откровенно, без прикрас. Мы не должны бояться обсуждать прошлое. Нам нужно смеяться, потому что с меня хватит слез. Вместе мы столкнемся со своими страхами лицом к лицу и оставим их позади.

– Ты был жесток со мной, – продолжала я настойчиво.

Джаред пришел в раздевалку после того, как я приняла душ, прогнал моих подруг по команде, бросил несколько угроз, а я стояла, укутанная в одно лишь полотенце, и старалась встретить вызов достойно. После этого несколько вернувшихся учениц сфотографировали нас. На самом деле они не запечатлели ничего особенного, но я, практически обнаженная, находилась в раздевалке наедине с мальчиком, что в глазах школьников, увидевших фото, выглядело не очень прилично.

Глаза Джареда, теперь все время смотревшие на меня с нежностью и не выпускавшие из вида, вспыхнули. Я крепко сжала лацканы его пиджака, прильнула к нему всем телом, желая создать новые воспоминания, связанные с этим местом, на сей раз хорошие.

Его лицо приблизилось к моему. У меня перехватило дыхание, стоило лишь почувствовать, как пальцы Джареда скользнули по внутренней поверхности моего бедра, поднимая подол все выше и выше.

– Значит, мы вернулись туда, откуда начали, – прошептал он напротив моих губ. – В этот раз ты меня ударишь, как я того и заслужил?

Я почувствовала, как на губах невольно заиграла улыбка.

Выскользнув из-под Джареда, я взобралась на скамейку в центре, теперь возвышаясь над ним, и с удовольствием отметила, как он, повернувшись, с удивлением смотрит на меня. Упершись ладонями в шкафчики с обеих сторон от головы парня, я нагнулась и приблизилась к нему нос к носу.

– Если я когда-нибудь прикоснусь к тебе хоть пальцем, – шепотом повторила я те же самые слова, произнесенные им несколько месяцев назад, – ты сам этого захочешь.

Джаред тихо хохотнул, коснувшись меня губами.

Я склонила голову набок, дразня его.

– Ну как? – дерзко подстегнула. – Хочешь?

Он обхватил мое лицо ладонями и ответил с мольбой в голосе:

– Да. – Потом завладел моими губами. – Черт побери, да.

А я растаяла.

Как всегда.

Наши дни

Дети сумасшедшие, просто без мозгов в голове.

Ты либо объясняешь им что-нибудь, либо заново повторяешь то, что уже рассказал раньше, ведь они не слушали в первый раз; а как только закончишь, задают тот же проклятый вопрос, ответ на который ты разжевывал им последние двадцать минут!

А эти вопросы. Святая преисподняя, их вопросы!

Некоторые из этих детей за день говорили больше, чем я – за всю свою жизнь. К тому же просто так от них не отделаться, потому что они станут преследовать тебя повсюду.

Неужели не улавливаете намека?

– Джаред! Я хочу голубой шлем. Коннор надевал его в прошлый раз, теперь моя очередь! – проскулил мелкий белобрысый пацан с трека, в то время как остальная детвора рассаживалась по своим картам, выставленным на старте в два ряда, по шесть в каждом.

Я опустил голову и раздраженно вздохнул, сжав руками ограду, окружавшую трассу.

– Неважно, какого цвета на тебе шлем, – проворчал я, напрягая мышцы спины.

Блондинчик (как там его зовут, черт побери?) насупился; его лицо с каждой секундой становилось все краснее.

– Но… так нечестно! Он надевал его два раза подряд, а я…

– Возьми черный шлем, – распорядился я, перебив его. – Твой счастливый, помнишь?

Сморщив свой веснушчатый нос, мальчуган нахмурил брови.

– Разве?

– Да, – солгал я. Мои плечи в черной футболке буквально пылали под жарким калифорнийским солнцем. – Ты был в нем, когда наш багги[1] перевернулся три недели назад. Он тебя защитил.

– А я думал, на мне тогда синий был.

– Нет, черный, – снова солгал я. Понятия не имею, в каком шлеме он был.

Мне следовало бы почувствовать вину за свою ложь, но я не чувствовал. Когда дети станут адекватнее, мне больше не придется прибегать к высшей математике, чтобы заставить их сделать то, что нужно.

– Поторапливайся, – крикнул я, услышав рев маленьких моторов. – Иначе они уедут без тебя.

Пацан подбежал к стеллажу, стоявшему у ворот, и подхватил черный шлем. Я проследил за тем, как ребята, чей возраст колебался от пяти до восьми лет, пристегнули ремни безопасности и радостно подняли вверх большие пальцы, затем крепко схватились за рули, напрягая свои тонкие ручонки. Уголки моих губ невольно приподнялись в улыбке. Эта часть была не такой уж плохой.

Скрестив руки на груди, я с гордостью проводил их взглядом, когда они тронулись с места. Приходя сюда каждую неделю, эти мальчишки и девчонки раз за разом управляли своими машинами все более умело. Их глянцевые шлемы сияли в лучах раннего летнего солнца, гул моторов уносился эхом вдаль, пока карты на высокой скорости преодолевали повороты. Кто-то до сих пор нещадно давил на газ на протяжении всей гонки, а кто-то уже мог распределять время и оценивать впереди лежащую трассу. Трудно научиться терпению, когда тебе просто хочется быть первым в заезде, но некоторые из этих малявок быстро сообразили: лучшая защита – нападение. Ведь нужно не просто обогнать машину противника, но и удержать лидирующую позицию.

Главное – что помимо учебы они еще и веселились. Если бы только подобное место существовало, когда я был в их возрасте.

Но даже в двадцать два я все равно испытывал чувство благодарности.

Когда эти дети впервые переступили мой порог, они практически ничего не знали, а сейчас держались на треке так, будто для них это сущий пустяк. Благодаря мне и другим волонтерам. Они всегда с радостью приходили сюда, улыбаясь до ушей, и смотрели на меня с благоговением.

Дети действительно хотели находиться рядом со мной.

Ради чего, черт возьми, – я понятия не имел, но был уверен в одном: сколько бы я ни жаловался, сколько бы ни прятался у себя в офисе, с трудом пытаясь наскрести крупицы терпения, мне абсолютно точно, без сомнений, хотелось находиться рядом с этой детворой. Среди них попадались классные мелкие засранцы.

Если я не путешествовал и не гонял на мототреке со своей собственной командой, то работал здесь, помогая с детской программой.

Разумеется, одним треком для картов дело не ограничивалось. Еще у нас имелись гараж и мастерская, где тусовалось множество гонщиков со своими девушками. Они ремонтировали байки, трепались обо всем и ни о чем.

Из динамиков зазвучала песня Godsmack Something Different. Я посмотрел в небо. Яркое солнце ослепило меня. А дома, наверное, сейчас шел дождь. Шелберн-Фоллз славился летними грозами в июне.

– Держи, – распорядилась Паша, стукнув меня по груди планшетной папкой. – Распишись тут.

Схватив папку, я хмуро бросил взгляд из-под солнцезащитных очков на свою ассистентку с черно-фиолетовыми волосами. Мимо нас с ревом проносились карты.