– Прости, я совсем забыла. Ты не сможешь там спать. Можешь прилечь на полу моей спальни.

– Не могу, – уверенно заявил он, и я почувствовала слабость в коленях. Я потеряла человека, которого любила, и не в силах избавиться от клона, которого он ко мне подослал. – Я не могу спать на полу, – пояснил он, – потому что это повредит мои внутренние системы. У меня произойдет короткое замыкание.

– Утром я вызову электрика, и он тебя починит. Другого выбора у тебя нет.

– Стеф, ты сама любезность.

– Спасибо.

Я выключила свет, положила бокал в раковину, и мы с Полем пошли в спальню. Как только я прикрыла дверь, он стянул с себя красные легинсы. Я старательно отводила взгляд от его стройных ног, которые были исполнены весьма реалистично и выглядели так же потрясающе, как и ноги Питера.

Я удалилась в ванную, надела халат поверх ночной рубашки и туго затянула пояс. Я бы надела и лыжный костюм, если бы он у меня был. Словом, настроена я была очень решительно.

– Ты замерзла? – спросил он, удивленно таращась на мой халат.

– Нет, просто стала фригидной, – отчеканила я и забралась в постель, а Поль пошел чистить зубы.

Он исправно чистил зубы, хотя ему не надо было посещать дантиста. Зубы у него были белые, ровные. Их сделали из какого-то редкого металла с фарфоровым напылением. Поль сам мне рассказывал. Он и понятия не имел, что такое пломбы. Что ж, ему чертовски повезло.

Когда он вышел из ванной, я уже успела потушить свет и притворилась спящей. Я лежала на краю кровати на боку и ждала, пока он устроится на полу, что в очередной раз подтверждало, что с головой у меня не все в порядке. Поль и не собирался спать на полу. Ни минуты не колеблясь, он лег в постель рядом со мной. Оставалось только надеяться, что он надел пижаму Питера. Тут я услышала, как чиркнула спичка, и сразу все поняла. Он зажег свечу, но я продолжала молчать, чтобы он не обнаружил, что я не сплю. Мгновение спустя я почувствовала, как он нежно массирует мне плечи. Я молча лежала, злясь на себя и на него за то, что он так мил и добр ко мне. Я, конечно, понимала, чего он добивается, и твердо решила, что он этого не получит, как бы ни старался.

Он массировал мне плечи и спину, и я понемногу успокоилась и расслабилась. Немного погодя я умиротворенно вздохнула и перевернулась на живот.

– Ну как, теперь тебе получше? – прошептал он в свете свечей, и при звуке его голоса я снова почувствовала себя желанной и счастливой, правда, сегодня к этому примешивалась еще и легкая грусть. Он так похож на Питера.

Он придвинулся ко мне чуть ближе, чтобы помассировать мне руки, и я застыла в напряжении.

– Не приближайся ко мне. У меня заряженный пистолет в кармане ночной рубашки.

– Ну так пристрели меня.

– У тебя все провода выйдут из строя.

– Ради тебя мне не жаль принести эту жертву.

Но теперь, наслаждаясь звуком его голоса и его прикосновениями, я понимала, что туман рассеялся и его чары больше не действуют на меня. Я могла думать лишь о Питере.

– О чем ты задумалась? – спросил он, массируя мне спину и постепенно переходя к ягодицам.

– Я думала о нем, – сонно пробормотала я, и голос мой прозвучал чуть сдавленно под его мощными пассами. – Мне так без него тоскливо. Как ты считаешь, он вернется… вернется ко мне?.. Наверное, он меня ненавидит.

– Нет, это не так, – мягко возразил он. – Он тебя любит.

– Ты серьезно? – встрепенулась я и перевернулась на спину, чтобы посмотреть ему в лицо. Это было самое приятное из того, что я услышала от него за весь вечер. А в следующий миг я поняла, что это была лишь хитрая уловка, чтобы заставить меня перевернуться. Он склонился надо мной и принялся меня целовать. – Не смей… – прошептала я, но слова мои потонули в его страстном поцелуе. Я не забыла Питера, я забыла только себя, а его руки скользнули мне под рубашку. – Поль… не смей… я не могу…

– В последний раз… прошу тебя… клянусь, я уеду и больше не вернусь…

Услышав это, я поняла, что скучать по нему не буду. Между нами все кончено.

– Мы не должны…

Поначалу я героически сопротивлялась, а потом решила, что это бесполезно. Да и зачем? В последний раз… ради старой дружбы… будет что вспомнить. И не успела я опомниться, как он уже ласкал меня, и мои халат и рубашка очутились на полу, и я отдавалась ему со всем пылом, краешком сознания понимая, что делать этого не следует. Положа руку на сердце, трудно сопротивляться, когда каждая клеточка тела пела при его прикосновении. Эту песню я еще долго буду помнить. Наша последняя ночь будет сниться мне во сне, после того как меня покинут и Питер, и Поль. Еще одно воспоминание о безумном романе.

Мы слились в единое целое, он приподнял меня, готовясь взлететь в воздух и исполнить свой коронный номер – четырехкратное сальто. Я улыбнулась и полностью подчинилась ему, перестав сопротивляться неизбежному. Мы завертелись в воздухе, но, перед тем как изящно приземлиться на пол, как это всегда бывало, Поль сделал неосторожное движение, что резко поменяло нашу скорость и траекторию. Я толком не поняла, что случилось, но в следующую секунду мы свалились с кровати, ударились о кресло и со всего размаху врезались в стол. Все смешалось в кучу: наши руки, ноги, его пятка очутилась у самого моего уха. Мы грохнулись на пол, как метеорит на землю. Послышался треск, и я успела заметить, что Поль как-то неестественно вывернул шею. «Наконец-то я увижу его с открученной головой», – подумала я, валяясь на полу, и хватая ртом воздух.

Я попыталась сесть, а он придавил меня своей тяжестью, так что я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.

– Черт побери, что случилось? – еле вымолвила я. У меня наверняка переломаны все ребра. – С тобой все в порядке?

Глупый вопрос. Сверху на нас упало кресло, а Поль что-то промычал, жуя мою ночнушку. Слов я расслышать не могла. Изловчившись, я сняла с его лица свою рубашку и увидела, что он здорово стукнулся о ножку кресла, и под глазом у него теперь будет огромный синяк.

– Что ты сказала?

– Я спросила, с тобой все в порядке?

– Не уверен. – Он смущенно ухмыльнулся и приподнялся на локте, морщась от боли. – Кажется, я сделал что-то не так.

– А может, я. – Странно, раньше за ним такого не водилось. Четырехкратный кувырок – его конек. – Давай приложим лед.

Мне стало его жаль: он не только повредил себе провода, но и получил удар по самолюбию. Сегодня он такой неловкий. Наверное, во всем виновата водка – он ведь привык к виски.

Я пошла на кухню за льдом и бренди. Бренди он тоже уважал. А «Шато д’Икем» у меня больше не осталось. Он глотнул бренди, и я осторожно приложила лед к его плечам и затылку. Глядя на него сейчас, можно было подумать, что он живой человек.

– Стеф… – Он как-то странно посмотрел на меня, пока я колдовала над его синяками.

Мы кое-как добрались до кровати, и я уложила его на подушки. Вид у него был жалкий и беззащитный, и я похолодела: что я скажу Питеру, когда он узнает, что я его сломала?

– Пора положить этому конец, правда? – Может, наше совместное падение означает, что между нами все кончено?

– Мы можем начать все снова, – предложил он, глядя мне в лицо немного повеселевшими после бренди глазами.

– Вряд ли, – печально возразила я.

– Почему?

Он чертовски упрям – не иначе как в его компьютере что-то заклинило.

– Ты сам знаешь почему.

– Из-за него, да?

Я молча кивнула. Бессмысленно говорить об этом. Мы уже все сказали друг другу. Надо разойтись, пока он не прикончил меня своими неуклюжими сальто.

– Он не стоит такой жертвы.

– А я думаю, стоит, – убежденно заявила я.

– Он тебя не заслуживает, – мрачно добавил он.

– Ты тоже, – улыбнулась я. – Тебе нужна прелестная леди клон, как и ты, с гибкой спиной и хорошим компьютером.

– Ты сильно ушиблась, Стеф?

– Да нет, не очень.

Без него мне будет грустно. Меня захлестнула волна ностальгии по прошлым веселым временам. Я понимала, что буду скучать по нему, несмотря ни на что. Кто еще носит красные легинсы и лимонно-зеленый атлас, не говоря уже о леопардовых узких стриптизерских плавках? Таких, как он, просто больше нет на свете. С ним даже Питер не сравнится. Но, лежа рядом с нагим великолепием клона, я думала только о Питере.

– За что ты его так любишь?

– Не знаю. Люблю, и все. Так подсказывает мне сердце.

– Правда? – Он пристально посмотрел на меня, протягивая рюмку с бренди, и я отпила глоток. Бренди ожгло мне горло. – Мое сердце говорит мне то же самое, – прошептал он.

– Не начинай все сначала, – предупредила я, разглядывая его синяк под глазом, который постепенно темнел. Неплохой прожектор получился для аттракциона с четырехкратным сальто.

– Стеф… – снова произнес он. – Я должен тебе кое в чем признаться.

– Ну, что еще? – устало спросила я, уже ничему не удивляясь.

– Я ему не звонил.

– Кому? Питеру? А ты должен был ему позвонить? – Питер и мне не звонил. Сейчас он, вероятно, в объятиях двойника Хелены в Сан-Франциско.

– Нет, Полю.

– Какому Полю? – Я так измучилась, что его признание не произвело на меня никакого впечатления. Я не виновата, что бренди ударило ему в голову.

– Он по-прежнему лежит в лаборатории с отвинченной головой.

– Кто? – Уставившись на него во все глаза, я лихорадочно соображала. Смысл его слов не сразу дошел до меня. Нет, этого не может быть. Это невозможно! Он бы никогда на это не осмелился. – Что ты говоришь?

– Сама знаешь что… Я не он… Я – это я… – промямлил он тоном провинившегося школьника.

– Питер? – беззвучно выдохнула я, уставившись на него так, словно видела впервые. И тут я поняла, в чем причина нашего неудачного приземления после четырехкратного кувырка. Рядом со мной сейчас лежит не Поль, а Питер. Я оторопела. – Питер! Да ведь ты же… ты не мог… зачем ты это сделал? – Я отстранилась, чтобы разглядеть его получше, но они с Полем были похожи как две капли воды. Теперь их можно отличить только по синяку.