Я получила от него известия только на следующее утро. Он позвонил мне, и голос его звучал необычно холодно и сухо. Он сказал, что позвонили из Калифорнии и ему необходимо срочно уехать. Провожать его в аэропорт не надо – он вернется через пару-тройку дней. «Перед Рождеством», – туманно пообещал он.

– Что-то не так? – Тон его голоса не на шутку напугал меня. Такое впечатление, что он замкнулся в себе и совершенно отдалился от меня.

– Нет, просто срочное дело. Ничего серьезного, но мое присутствие там необходимо. – Он не стал объяснять более подробно.

– Я имела в виду нас с тобой. – Голос мой невольно дрогнул. Я никогда еще не слышала, чтобы он говорил со мной таким холодным тоном, словно чужой человек.

– Вполне вероятно. Мы поговорим об этом, когда я вернусь.

– Я не могу так долго ждать. – По его голосу я поняла, что самый страшный миг настал. Конец близок. Вероятно, он не станет даже присылать Поля. Питер снова замкнулся в своем мире, в котором теперь для меня нет места.

– Мне нужно уехать ненадолго, – пояснил он ледяным тоном, холодным, как снежинки, кружащиеся за окном. – Увидимся через несколько дней. Не тревожься, если от меня не будет звонков.

Я сказала, что не буду, положила трубку и разрыдалась. Должно быть, тут не обошлось без женщины. Вот почему он так часто уезжает в Калифорнию. На этот раз вызывают его, а не Поля, и он мчится в Сан-Франциско к другой Хелене. Мысль об этом разрывала мне сердце.

Я весь день просидела в квартире одна, снова и снова прокручивая в памяти прошедшее и пытаясь понять, что я сделала не так и почему он теперь сердится на меня. Мы вместе уже почти пять месяцев – срок немалый, но в то же время по сравнению с вечностью – всего лишь мгновение. Откровенно говоря, я уже и не знала, увижу ли его снова и вернется ли он из Калифорнии на Рождество, как обещал. А его фраза «Мы поговорим об этом, когда я вернусь» не предвещала ничего хорошего. Он сказал, что позвонит мне, как только вернется, и сразу же повесил трубку, даже не прибавив на прощание, что любит меня. Вот и еще одно разочарование не за горами. Теперь на Рождество – такая уж я невезучая.

Дети должны были вернуться в половине шестого, а звонок в дверь раздался на полчаса раньше. Я подумала, что Роджер решил поскорее сбыть их с рук, и отправилась открывать. Мысли о Питере не давали мне покоя. Но когда я распахнула дверь, на пороге стоял Поль и отряхивал снег со своего норкового пиджака. Кроме пиджака на нем красовались красные эластичные легинсы, переливающийся красный свитер от Версаче и красные ковбойские сапоги из крокодиловой кожи. Значит, Питер его все-таки прислал. На мгновение мне полегчало – по крайней мере я буду не одна.

– Привет, – хмуро пробурчала я, а он подхватил меня на руки и закружил, пока все не поплыло у меня перед глазами. На руках у него были серебристые рукавицы, отороченные маленькими горностаевыми хвостиками, и он театральным жестом бросил их к моим ногам, как рыцарские перчатки. Только тут я впервые заметила, что он обновил свой багаж: фиолетовые чемоданы от «Гермес» исчезли, и вместо них появились ярко-красные от Вуиттон с инкрустированными крошечными стразами инициалами «П. К.».

– Похоже, ты не очень-то рада меня видеть, – разочарованно протянул он, снимая пиджак.

Он был прав. Я больше не могла играть в эту игру. Два дня назад я с ним попрощалась, успокоилась и смирилась с тем, что вижу его в последний раз. И мое сердце обратилось к Питеру. Я думала только о нем. Глядя на Поля, я уже жалела, что Питер решил направить его ко мне.

– Он уехал, – печально промолвила я, и слезы покатились у меня по щекам. Мне вдруг нестерпимо захотелось напялить на себя поношенную фланелевую ночнушку, мягкую и уютную. Сейчас мне было не до веселья, и Поль явился совсем некстати. Моему терпению пришел конец. Как можно жить внутри вращающейся двери, кидаясь от одного к другому? Но теперь я знала, кому принадлежит мое сердце. Правда, для Питера это не имеет значения, а Поль не может или не хочет этого понять. Впрочем, я понимаю, и этого достаточно.

– Я знаю, почему ты грустишь, – радостно заметил Поль, с беспечной ухмылкой шествуя на кухню. За ним тянулись снежные следы. Он распахнул буфет, где раньше я держала виски, и вытащил оттуда бутылку водки. За каких-нибудь пару секунд он сделал два огромных глотка и налил себе полную рюмку. Я впервые видела, чтобы он пил водку, но, судя по всему, водка ему нравилась. – Питер сказал, что ты очень по мне скучаешь, – пояснил он с самодовольной миной, окинув меня нежным взглядом. – Поэтому он меня и прислал.

Поль прохаживался по моей кухне с хозяйским видом, и это меня окончательно взбесило. Он всего-навсего клон, и ему ничего здесь не принадлежит – ни моя кухня, ни я сама.

– Напрасно он прислал тебя, Поль, – заявила я со всей прямотой, на которую была способна. – Мне все это надоело. Тебе не следует тут оставаться, – печально добавила я.

– Не будь глупышкой, – небрежно возразил он, развалясь в кресле и заглатывая водку. – Он тебе не подходит, Стеф. У тебя от него депрессия. Точнее, от его унылых костюмов и пиджаков.

Глядя на Поля, я не могла отделаться от мысли, что он в своих ослепительно-красных легинсах напоминает гигантскую клубничку.

– Мне нравится, как одевается Питер, – кинулась я защищать своего избранника. – Он выглядит очень респектабельно, мужественно и сексуально.

– Ты считаешь серую фланельку сексуальной? – Я кивнула, и он испустил глухой стон, облизывая губы после водки. – Нет, Стефани, серая фланелька совсем не сексуальная. Она смотрится на редкость скучно и уныло, – уверенно добавил он.

– Я люблю его, – твердо сказала я, глядя на Поля и спрашивая себя, как я могла в него влюбиться. Поль – не больше чем карикатура на человека. Он ничто, и мы с ним оба знаем об этом. Но его такое положение дел отнюдь не обескураживает.

– Нет, не любишь, Стеф. Ты любишь меня – разве не так?

– Я люблю проводить с тобой время. Мне нравится, когда ты рядом. С тобой весело. Ты такой забавный, милый.

– А в постели просто виртуоз, – добавил он, отхлебнув водки. – Не забывай об этом.

– Необязательно выделывать акробатические трюки, чтобы считаться виртуозом секса, – спокойно парировала я. Превращать постель в цирковую арену мне больше не хотелось.

– Перестань его оправдывать. Мы же знаем, кто из нас лучше. Он жалкий тип.

– Нет, – отрезала я, распаляясь все больше и больше, – это ты достоин жалости, а не он. По-твоему, можно врываться ко мне в дом, как только он уезжает, кувыркаться со мной в воздухе, напиваться до бесчувствия и дурачить меня перед моими друзьями? И я буду тебя за это боготворить и забуду его? Этому не бывать. Никогда. Если хочешь знать правду, я даже не уверена, что он вообще меня любит. Но как бы то ни было, я его люблю и буду любить всегда.

– Какие мерзости ты говоришь, – промолвил Поль с оскорбленным видом, и я всерьез испугалась, что больно ранила его самолюбие. У него такие чувствительные внутренние системы, что обидеть его не составляло труда. – Но ты права. Он тебя не любит. Он даже не понимает, что значит любить по-настоящему. Поэтому-то он и создал меня. Я развлекаю и веселю. И делаю это отменно. Согласись, Стеф, мое присутствие заставляет тебя смотреть на него совсем другими глазами. Без меня он ничто – ноль.

– А без него ты ничто, – выпалила я, и Поль вздрогнул, словно я его ударила.

Эти роковые слова вылетели у меня сами собой. Я поняла, что должна поговорить с ним откровенно, если не хочу окончательно спятить. Я от него без ума: мне нравится его общество, с ним весело, и я испытываю к нему теплые, нежные чувства. Но за последние два дня я осознала то, о чем уже и раньше догадывалась. Я не люблю его. Я люблю Питера. Самозабвенно, искренне, всем сердцем. И наплевать, что Питеру не нужна моя любовь. Все равно уже ничего нельзя изменить.

– Ты обижаешь меня, Стеф, – промолвил Поль, хватая со стола бутылку водки и отпивая прямо из горлышка. Отставив ее, он громко рыгнул – одна из его милых особенностей, которая меня очаровывала.

– Извини, Поль. Я должна была это сказать.

– Я тебе не верю. И Питер тоже. Он знает, что ты меня любишь.

– Откуда тебе это известно?

– Он сам мне сказал, – храбро ответствовал Поль. – Он позвонил мне, перед тем как улететь в Сан-Франциско.

– И о чем вы говорили? – спросила я, сгорая от любопытства. Интересно, может, они и меня обсудили между собой? При этой мысли я не на шутку встревожилась. Какая женщина обрадуется, узнав, что ее возлюбленные встретились?

– Питер сказал, что после его возвращения ты ходишь как в воду опущенная, и он решил уехать. Думаю, он очень привязался к тебе. Он так тосковал в разлуке с тобой. А когда вернулся, то увидел, что ты тоскуешь обо мне. Ведь так, правда? – Он ухмыльнулся с победным видом.

– Да, я всегда по тебе скучаю, – честно призналась я. – И мне было грустно сознавать, что мы больше никогда не увидимся.

– Почему? – с недоумением спросил клон.

– Я не смогу с тобой встречаться, если мы с ним расстанемся. Мы с тобой уже обсуждали эту тему.

– А зачем тебе расставаться с ним, если ты его так сильно любишь?

– Потому что меня он не любит. И я не могу больше играть в его игры и спать с вами обоими по очереди. Это непорядочно, в конце концов. С тобой я скачу по потолку и распугиваю всех прохожих на Пятой авеню, а с ним пытаюсь выглядеть представительной дамой и приспосабливаюсь к его требованиям. И каковы бы они ни были, не уверена, что я вхожу в список его приоритетов. Когда он уезжал в Калифорнию, то попрощался со мной так сухо и холодно.

– Это потому, что он понял, что мое место рядом с тобой.

– Твое место в лаборатории с отвинченной головой. А по мне давно плачет психушка. – В глубине души я все же была уверена, что Питер – моя судьба. До конца моих дней, если он только позволит. Впрочем, вряд ли.

– Он не хотел нам мешать, – доверительно сообщил мне Поль, как будто изучил Питера лучше, чем я, и говорил от его имени.